Голос у собеседника стал злее.

– Никаких исков не будет, стопка ты жировых отложений, потому что происшедшее на «Батавии» никогда никому не станет известным. Корабль просто пойдет на дно, и ты вместе с ним, ты же видишь, какая свистопляска вокруг. Палубы до последнего были заполнены даблами – все на вид нормально и штатно, что и оказалось зафиксировано следящими системами.

Зефф не бросал слов на ветер. Я был обездвижен – не сразу, но очень быстро – и рухнул головой в цветочный горшок, где на одном стебле благоухали розы и хризантемы.

– Вот и все, хряк. Ты вдохнул деймы, которые влезли в твои нервно-мышечные синапсы и заблокировали там холинорецепторы. Твои малыши ничем не помогли тебе. Что, начнем со вкусной груши тебе в задницу? Как тебе такое угощение? – и Зефф засмеялся довольный.

Блин, а ведь он может применить испытанное средство для корректировки мышления через задний проход. Но, по счастью, это оказалось шуткой. Сейчас господин Зефф торопился и ему не было резона растягивать баловство.

Я оказался на операционном столе – точнее, столике для карточной игры. Куда меня взвалил вышедший из нокаута Рэмбо. Не удержался мстительный гад, отвесил мне пару крепких затрещин. На столике я хорошо почувствовал крен «Батавии» – градусов двадцать не меньше, процесс идет по нарастающей. Хотя сейчас мне лучше подумать не о корабле, а о себе самом, любимом. Ко мне прилепили несколько кругляшков, похожих на антенны, только смоченные увлажняющим гелем – видимо, чтобы глушить сообщение между моими деймами.

Далее мной занялся робохир, с множеством щупалец, снабженных скальпелями, троакарами, иглами. Из-за блокировки холинорецепторов мои зрачки расширялись и дыхание слабело, а каждый удар сердца отзывался в ушах так, будто горшки разбивались. Но язык-то пока шевелится. Как бы затормозить то, что намечается, а намечается явно нехорошее.

– Господин Зефф, хочу спросить, перед тем как вы меня распотрошите. У вас же все было. Имею в виду людей вашего класса. Денег у вас одного куда больше, чем у миллиардов тех, которые копошатся под вами. Контроль над рынками семян, эмбрионов, органов, производство жизни во всех ее видах, включая редактирование генов и синтез генома, изготовление гибридных существ и франкенштейнов. Что еще надо, чтобы мирно встретить старость; сиди и кури бамбук. Зачем вам понадобились деймы? Вы что, всерьез решили стать новой бессмертной расой на костях прежней? Комфортно будет жить на ее костях?

Не отвечает. В самом деле, с какого бодуна ему надо со мной беседовать?

– Мы и есть другая раса, раса свободного духа. Сейчас духовное и физическое должно было прийти в соответствие, освободив нас от оков привычного мира. Мы это заслужили, мы – люди предначертания, мы потомки тех, кто возглавлял крестовые походы и покорял континенты, освобождая их от варварства и тирании…

Оказывается, ему надо мне что-то доказать, чтобы я осознал свою ничтожность и его крутизну. Это как демонстративное потребление у богатых. Нет, чтобы пойти и купить в обычном лабазе пяток яиц и сделать себе яичницу. Богатенький отправит своего холуя в спейсмаркет на орбите: купить в тысячу раз более дорогое яйцо птицы додо и сделать из него то, что невозможно съесть, потому что яичница будет размером с поднос. Зато додо.

– Вы превращали чужую кровь и чужой пот в свои деньги – ваша диктатура похуже любой другой.

– И что ты заладил про деньги, жирдяй? Это было лишь средство, источник энергии, как кровь для живого организма. Наша цель – сделать человека богом, дать ему полный контроль над жизнью и смертью, вывести из ловушки материальных обстоятельств и случайностей. Пусть не всякого человека, а того, у которого есть на это право. Движение вперед всегда являлось уделом героев, использовавших работу косной массы. А сегодня нам эта масса вообще не нужна, ни как рабсила, ни как потребители.

– И что там впереди у героев? Будете продавать друг другу бессмертие или астероиды под казино? – Вообще-то мой язык уже сильно заплетался, но Зефф разобрал мое мычание – наверное, с помощью своих антенн.

– Мы умеем не только двигать мир ко все большей производительности, но и тонко наслаждаться жизнью; умеем понимать красоту, выращивать ее. Мы не пытаемся грубо ухватить жизнь за сиську, как делаете это вы, свинорылые, а умело ласкаем ее, дожидаясь ответной ласки, и ждем, когда наслаждение, все более утончаясь, проникнет в каждую нашу клетку. Красивые предметы, тонкие ощущения, гармоничные звуки и пленительные осязания, изысканные запахи и вкусы, – это наш мир, а не ваш, потребители попкорна.

Что он гонит? Сам я никого за сиську не хватал, пока меня не просили об этом практически открытым текстом. И вовсе я не фанат попкорна, если есть, чем заменить.

Зефф, слив дискуссию, сколол на время, оставив меня под присмотром Рэмбо-официанта, а робохир жужжал приводами, готовясь к операции. Я, как написал классик, лежу, скучаю. Чувствую блокаду каждой своей точки и ничего не могу с этим поделать. Кажется, мои деймы в полной отключке. Эх, если бы кто-то разомкнул эти захваты. Совсем некому?

И словно в ответ кто-то сдергивает «антенны» с моего тела, что-то вкалывает.

– Не волнуйтесь, это антидот для обезвреживания нейротоксинов.

Кажется, руки и ноги шевелятся. Язык понемногу тоже. Сильно уставшими от яркого света глазами, однако с возвращенными в нормальное состояние зрачками, я увидел Мана. Значит, оправился. Впрочем, не совсем; жив, но не вполне здоров, опухший, отечный. А у Рэмбо, приставленного сторожить меня, – столбняк, только глаза пучит. Он получил из шприц-пистолета, приготовленного для меня, хорошую дозу умиротворителя.

– Господи, как я рад. Спасибо, парень, а теперь я сваливаю, хотя точно не знаю куда.

– Сперва, Кид, вы убьете Зеффа, – твердо сказал Ман.

Ого, чувствуется накал.

– Спокойнее, парень, это не компьютерная стрелялка. Предположим, что я грохну твоего дядю, как обещал не только тебе, откручу как-нибудь его поганую башку. Тогда вопрос к тебе. Ты что, так его не любишь? Как-то в твою особую революционность я не очень верю.

– Он меня растлил, когда мне не было и десяти, а наследство оставит своим клонам, которых ему сделать, как посрать, методом ядерного трансфера. Если вообще сдохнет когда-нибудь.

Ага, вот они «пленительные осязания» и «тонкие ощущения» господина Зеффа, педофила по своей основной деятельности. Или по хобби, разница невелика. У «расы свободного духа» мораль утилитарная – унаследованная от светочей и пророков либерализма – Бентама, Локка и Милля. Человек высшего сорта – мерило всех вещей и основоположник своей собственной морали; ни бог, ни царь ему не указ. И чем богаче этот человек, тем больше он мерило и тем больше ему позволено. Педофилия, похоже, в рамках их морали, совсем обычное дело, также как ходить на светские рауты. Ну а новое поколение, в лице Мануэла, раздражено тем, что старое не собирается уходить, хочет его поторопить. И, кажется, я о чем-то догадываюсь.

– Э, приятель, а Обличитель, случаем, не твой ли дабл? Если не твой, ты бы не попал в этот отсек, точно? Ты ведь спустился на том же грузовом лифте, что и Надя. Зачем ты притворялся взрослым дядей?

И мальчик Ман не стал отпираться.

– Обличитель был даблом Джейкоба Бонакасси. Он вытащил вас из проекта «Зефф Итернити», чтобы с вашей помощью покончить с Платформой Бессмертия. Ему не повезло, когда вы, спасаясь от наемников Зеффа, оказались на «Валькирии» и неожиданно свалились ему на голову. Та раскололась, и он впал в кому. Но, с другой стороны, ему повезло, потому что я получил с помощью Нади доступ к его личному дабл-контроллеру и, можно сказать, продолжил его дело. В итоге ваши деймы хакнули деймов Платформы Бессмертия, отчего они превратили хостов в монстров. Они же превратили планктон и нектон в технослизь, которая разрушает «Батавию» и остальные ковчеги. Джейкоб был своего рода революционер, и задача у него была одна – обеспечить победу техножизни: биомехов, технозоидов и такого прочего. А мне и на техножизнь плевать.