– Для начала вам надо стать незаметным для службы безопасности «Батавии», – сказал Ман. – Эти идиоты будут выполнять свой долг, пока не пойдут на дно.

Ховерборд, повинуясь виртуальной консоли – девочка немного только пошевелила пальцами, – вильнул вбок и влетел в один из входов-гротов. Остановился в небольшом ангаре, на палубе тридцать. Мы оставили там летающую платформу, еще несколько шагов по шестигранному коридору, и перед Надей распахнулась дверь в жилой модуль, считав рисунок кровеносных сосудов ее руки. Похоже, она пришла домой.

Затем состоялась бесплатная экскурсия по резиденции небожителя – как я понял, это был спонсон левого борта, в районе тридцатой палубы сильно выступающий вширь. Чего только не позволяют учудить материалы, созданные механохимическими манипуляциями с молекулами и кристаллическими решетками. Кровать, размером с поляну, казалось, парила над свирепым океаном, чему способствовал пол из металлостекла. А матрас смахивал на сонную морскую гладь, безбрежный такой, с легкой зыбью.

Я прошел через ванную комнату, где освежился в небольшом грозовом облачке. Прогулялся по анфиладе в стиле барокко, здесь и соответствующие картины, показывающие радости аристократической жизни.

Заглянул в кабинет, где имелось множество старинных гравюр, изображающих чудовищ. Бумага, которой пятьсот лет, сохранилась лучше, чем наши накопители информации двадцатилетней давности. Зверь из Жеводана, точнее вурдалак с французской гравюры ХVIII века, был похож на монстров «Батавии». Такого, наверное, увидела в бабушкиной постели Красная Шапочка.

Я несколько задержался на молекулярной кухне, снабжавшей кушаньями хозяина горы. Чего стоит плита, напоминающая по количеству индикаторов атомный реактор. По счастью, разбираться с ней не пришлось. На столике, к которому была приделана робофициантка, стояло энное количество готовых блюд, заключенных в платиновые герметичные сосуды. Надя вообще ничего есть не стала, лишь кинула в рот несколько зашипевших пестрых шариков, а Ман ограничился чем-то похожим на мороженое, только светящимся и искрящим. Я же вроде как мяса отведал, которое выглядело розовым суфле – Надя, хихикнув, сказала, что это сделано из эмбриональной ткани ягненка. Испытав приступ вины перед братьями меньшими, я предложил робофициантке налить мне кофейку; но и тут засада – выбор из десятков видов кофейных зерен и способов приготовления способен утомить даже Геракла.

Махнув рукой на кофе и согласившись на бокальчик бургундского с полувековой выдержкой, выглянул в иллюминатор. До воды метров сто двадцать, если даже получится открыть его и выпрыгнуть – стопроцентная вероятность летального исхода. А волнение-то нарастает, опять ветер рвет барашки на волнах. «Мозес» возвращается из отлучки. Слипшиеся мглистые тучи вытеснили на самый край небосвода небесную голубизну и вот-вот дожрут ее. Какой-то этот ураган шибко настойчивый – экран-трехмерка над кроватью показывает одновременно несколько новостных каналов – и сразу пяток экспертов вещают о вполне возможном искусственном происхождении «Мозеса». Дескать, какие-то наночастицы диспергируют в атмосфере, образовав несколько золевых слоев на разных высотах, отчего между ними создается что-то вроде аэродинамической трубы.

А один эксперт сообщает вообще интересные подробности – здесь возможно экстра-волнение, появление волн-убийц из-за проблем в области океанского дна, где через трещины происходит выброс более теплой субаквальной или субмаринной воды, которая образуется при конденсации чего-то там в подземной магме. В самом деле, на подходе к «Батавии» датчики на «Принцессе Путри» засекли, что морская вода в этом районе теплее, чем должно быть.

– Мы можем начать не с корабля, а с Саймона Зеффа, – сказала Надя, облизывая мороженое на пуфике, напоминающем спящего белого медведя, тот даже ворочался и урчал немного.

– Почему с него?

– Потому что из-за него все это – бессмертие для так называемых Избранных. Мануэл со мной согласен. Грохнем Саймона Зеффа, и полдела сделано.

– Сейчас Ман не против. А потом сдаст нас с потрохами… Парень, извини, но это же твоя родня. Хотя и у меня Саймон Главный Говнюк Зефф симпатий не вызывает.

Я, отключившись от сытости, усталости и винца – которое меня только усыпляет, продрыхнул с час.

И во сне я видел себя на ходовом мостике будто знакомого мне корабля. Экран радара смотрел на меня зеленым подмаргивающим глазом, а я глядел вдаль, заодно подмечая рукава своего темно-синего кителя, идеальные стрелки черных брюк на стройных нижних конечностях и начищенные до смоли ботинки. А потом палуба вдруг раскололась под ногами, а металл стал гореть и рассыпаться. И не осталось ничего вокруг, кроме раскаленного железа, огня и бурлящей воды. Хорошо, что проснулся.

И то, что детишки не сдали меня за это время, не позвонили куда надо со словами: «А мы плохого дядю поймали и усыпили», выработало у меня доверие к ним.

За здоровенным иллюминатором уже вовсю неистовал ураган. Вернувшись из отлучки, «Мозес» действительно стал сильнее и злее, возможно ему добавила жару та самая субмаринная вода; и теперь было ясно, что кого-то он точно накажет по грехам их. Волны уже не волны, а валы-здоровяки, поверх которых густо летела пена, вбивались в борт «Батавии», пробиваясь к внутренностям корабля-переростка, заполненным много из себя возомнившей биомассой. Но, по-прежнему, качка на мегакорабле почти не ощущалась.

Сейчас я видел «Принцессу Путри», она находилась с подветренного борта «Батавии», укрываясь от натиска стихии. И почти такое чувство у меня возникло, как у пацана, который видит свою мамку, но не может к ней подойти. Очевидно, что ремонтные работы не могли быть доведены до конца, пусть господин Чу и поставил кого-то вместо меня на роль распорядителя. Пробоина, наверное, заделана, и понтоны то ли выведены из-под кормы, то ли их просто разметало бушующим морем. Но хода у «Батавии» не было, дрейфует как миленькая, значит винт все еще не в порядке. Не было ясно и что с полусотней даяков, что обитали на малом понтоне. Приняли их обратно на судно? Или? Об альтернативе неприятно и подумать. Связи с «Путри» не было, не добивал мой слабенький трансивер до нее или его сигнал глушили…

А с этой стороны иллюминатора была студия. Творческая мастерская Джейкоба Бонакасси, отчима Нади, в которой он когда-то самолично креативил свои симулякры. Джейкоба давно не было в студии и на корабле тоже. Он слишком много проводил времени в компании двух златокудрых мальчиков, генетически-отредактированных клонов клетки Eros-2Х производства «Медузы» – на своей собственной яхте. Но потом в их теплой компании появился кто-то третий – наверное, для перчинки – и деймы не смогли защитить Джейкоба от грубого насилия. Он сейчас где-то в коме, хотя для публики его выставляют вполне работоспособным – в виде симулякра.

Но падчерица Надя в свое время сняла отпечатки с его пальчиков, а ее дружок Ман заранее сделал голографические снимки его зрачков и запястий рук вместе с характерным рисунком кровеносных сосудов. Прочие характеристики, в основном, внешние – были почерпнуты из многочисленных видео и объемных записей, где ранее охотно фигурял Джейкоб Бонакасси. Пока я кемарил, детишки на тридере напечатали маску господина Бонакасси, необходимую для моей дальнейшей экскурсии по кораблю. Сейчас маска валялась в углу вместе с фаллоимитатором, оставшимся от незабвенного Джейкоба.

Надя, вертясь по студии в ореоле из голографических бабочек, которыми управляла кибероболочка, отслеживающая местоположение визитеров, рассказывала, что именно здесь были созданы симулякры некоторых опер с участием знаменитых певцов, давно отправившихся в мир иной.

Мановением руки Надя превратила угол студии в ложу театра. Из нее была видна сцена, на которой присутствовали разом Мария Каллас, Пласидо Доминго и Монсеррат Кабалье. В этой студии создавались и симулякры популярных артистов для участия в фильмах. К примеру, наследники Бреда Питта продали его образ для создания симулякра, получившего название Снова Бред, за скромные сто миллионов долларов.