– У меня пять сыновей и ни за одного так не болит душа, как за младшего, и не потому, что люблю сильней, просто не прибитый он к жизни. А началось с самого мальства, купались в реке, так он меч нашёл, старый, ржавый такой, видно с последней войны столетней давности. И упёрлось ему в голову, что должен стать воином. И с тех самых пор пошло-покатилось, он то бросает всё что угодно: ножи, топор, вилы, ручку у колуна отбил, то окрестных ровесников побьёт, то за старших заступится, позже мужиков поколачивать стал, я то его заступом уму-разуму учу, да только… – мужчина с горечью в голосе продолжил. – Меч восстановил, от ржавчины очистил, полгода в кузню ходил всё скрытно. А я-то думал… Сказать лодырь, так нет, работает хорошо, любое дело спорится, ножны приладил, одно загляденье. Надеялись, перерастёт, поумнеет. Не вышло. А тут случай произошёл, постучался к нам как-то солдат отставной на ночлег. Впустили. Израненный весь, за постой заплатил хорошо. Служил он на севере в горных частях. Разговорились. Человек хороший, а идти ему некуда, какое-то горе – не сказал. Поговорил с женой, решили оставить у себя. В тягость он не был, хоть одна рука почти не работала и в поле на равных, и по двору, и плотник хороший. Сына воинским наукам обучать стал. Я уж не лез. Сначала в шутку, затем, смотрю, в правду бьются. Думаю, если охоту отбить не получится, то пусть хоть в чём-то толк будет.
Хозяин замолчал, было видно, разговор ему давался тяжело. Стэга позвали старшие братья, с ним убежал и Угур, а старик всё слушал, глядя вдаль. Рассказчик поёрзал на полене, затем продолжал.
– Солдат умер, видно ратная служба даром не прошла. А сына словно подменили: то на гулянии кого из чужих покалечит, то своих заденет. А по осени охранников владельца земли поучил, они за данью пришли, да перебрали властью чуток. Приехали тут, подати завышать стали, так мой правдолюб, спасите его боги, – мужчина опять замолчал, поёжился, а затем, махнув рукой, продолжил, – одного, самого ретивого чуть, прижал, а когда его приструнить решили, двоим руки сломал, а одному челюсть выбил. Всё бы ничего, договорились уже, с данью согласились, приезжал владелец, в охрану к себе звал. Но мой олух и тут всё испортил, сказал, что ему в одном строю с ворами не стоять. Приходил брат жены старшего, а он как раз в охране, сказал, что пришибут его, по-тихому, в открытую не полезут, а так…
Мужчина замолчал, словно выдохся, сразу как-то ссутулился и сник, а затем добавил:
– И супруга ночами, нет, нет, да и заревёт.
Тут выглянула младшая невестка и позвала всех обедать. Старик, не спеша поднялся, зашагал к дому, но на половине дороги остановился, повернулся, постоял, размышляя, а затем произнёс:
– Подумаем.
До самого вечера он почти не говорил, на вопросы Угура отвечал односложно. А после ужина отозвал хозяина в сторону и тихо, чтоб никто не слышал, сказал:
– Могу предложить отправить его в столицу, если повезёт, можно попасть в гвардию. Здесь ему точно жизни не будет, а там, как армейская удача … – помолчал, а затем добавил. – Мы уходим утром.
Наутро, путников уже было трое. Стэг, одетый по-походному, так же просто, как и вчера, но с тем самым мечом в самодельных ножнах, закрепленным у пояса под левую руку. За плечами у него висел увесистый походный мешок, видно родители собрали в дорогу, по их мнению, самое нужное на первое время. Мать провожать в дорогу не вышла, чтоб лишний раз не показывать своих слёз, братья же, обняв каждый, слегка похлопали по плечу, был бы Стэг не так крепок, то обязательно слетел со ступенек. Да, силушкой была не обделена вся семья. Отец, крепко обняв сына, протянул средних размеров кошель, туго набитый содержимым.
– Это от солдата осталось, тебе на первое время.
Старик подошёл ближе, взял кошель, открыл, взвесил на руке и, улыбнувшись, сказал:
– Да тут золота, можно лет пять не работать, – отсчитал десять монет, отдал юноше, остальное вернул хозяину со словами – На первое время хватит и этого, а остальное дальше не поможет.
***
Втроём путешествовать было веселей, первое время молодой человек, не зная как вести себя со стариком, разговаривал только с мальчиком, а тот и рад стараться, весело щебетал на любые темы. Но затем, видно, осмелев, подошёл с вопросом.
– Дедушка, а почему мне деньги не помогут, я, конечно, брать не хотел, но отец ещё с вечера настаивал.
– Как тебе сказать, в начале твоего пути они хорошую службу не сослужат, их можно потерять, за них могут убить, и, наконец, они могут просто развратить, сбить с пути, – Старик посмотрел на Стэга и добавил. – Понятно?
Тот молча кивнул. Хотя было совсем не понятно, понятно ли ему, и, как бы меняя тему разговора, старик продолжал.
– А почему у тебя меч под левую руку, ты же не левша.
Юноша расцвёл, потому, как было видно, задели его любимую тему, он сразу приосанился и заметно повеселел.
– Я пришёл к выводу, что оружие в левой руке очень удобно, я одинаково могу работать как левой, так и правой, но свободная правая рука имеет больше вариантов для контратаки, в то же время вооруженной левой наиболее удобно проводить защитные комбинации.
Он выхватил своё оружие и стал показывать варианты защиты и атаки. Угур, открыв рот, смотрел, как заворожённый, на своего спутника, но тот вдруг остановился и, переведя дух, произнёс совершенно другим тоном.
– Ну, в общем, это… Это мои теоретические наработки, я их на практике ещё не пробовал.
– Догоняй, попробуешь ещё, – не останавливаясь, произнёс старик.
Так они продвигались по дороге, Угур носился взад-вперёд, то собирая цветы, попутно пугая бабочек, то вешаясь на приятеля. Тот мог хлопнуть его по затылку, рвануть догонять сорванца, а догнав, взвалить себе на плечо вниз головой, держа за ноги, а мог и просто снисходительно не обращать внимание.
Степь постепенно сменялась перелеском, а кое-где и густым лесочком, и в таких местах кроны деревьев срастались, переплетались над головой аркой, образуя прохладную тень. Сказывалась близость водоёма, заросли вокруг дороги становились всё гуще, высясь тёмной стеной. Продолжая движение, старик насторожился, наказал не отбегать далеко. Да и Угуру со Стэгом как-то сразу перехотелось веселиться.
Проходя очередную тёмную арку, путники остановились. В зарослях кустарника, держа на поводу красавца скакуна, стоял человек, облачённый в кожаные одежды.
– Колдун, это ты? – сухо спросил он.
– А ты от Владельца здешней земли? – вопросом на вопрос ответил старик и добавил– Чего хочешь?
– Я Туман. Мне приказано вас убить.
– Дедушка, да как он может, я его сейчас. – Стэг выхватил свой меч и стал в изобретённую им самим стойку.
– А тебя, молодой, человек это вообще не касается, ты можешь проваливать, – человек в коже отпустил узду и, раздвигая заросли кустарника, вышел на дорогу.
Стэг, чувствуя себя уязвлённым, поочерёдно смотрел то на старика, то на незнакомца. Нет, он не трусил, может крупица страха имела место, тем более незнакомец держался ровно, уверенно и скорее всего, просто так от своего не отступит. Но он чувствовал себя в ответе за старого человека, а тем более, за Угура, к которому успел привязаться. Нет, он их не бросит, как бы тяжело не пришлось.
–Ты можешь уйти, – услышал он тихий голос старика.
Стэг отчаянно закрутил головой, эмоции переполняли его существо; как ему могли отказать? Но прошло мгновение, он крепче сжал в руке клинок, а затем чуть ослабил хват. Всё, чему учил его старый солдат, было сейчас в этом хвате. Незнакомец выхватил длинный нож, описал им широкую дугу и чуть опустил книзу. Да, он открыт. Что-то громко говорит, почти кричит старик. Неприятель открыт, всего одно молниеносное движение, и всё кончено. Но нет, нельзя. Молодой человек медленно, словно нехотя начал движение по кругу вокруг незнакомца, его короткий меч начал описывать восьмиобразные движения вокруг кисти, в то же время перемещаясь сверху вниз и обратно.
Туман с удивлением обнаружил, в стоящем против него деревенщине с архаизмом в руке интересного противника; это не охранники Владельца, работающие шаблонно, вернее, как он их научил. Да здесь, видно присутствовал неплохой учитель, такой, какому самому десятилетиями приходилось шлифовать, филигранно оттачивать каждое движение. И было интересно, что из себя, представляет молодость.
