–Деда, а он что нас зарубить хотел? – задал, наконец, долго мучивший вопрос Угур

– Да нет, конечно, – старик нежно погладил по голове мальчугана.

– А почему он за саблю хватался? – не унимался мальчик

– Злой потому, что.

– Деда, а…

Так за неспешным разговором усталые путники продолжали двигаться вперёд.

Вдали темнели очертания селения.

Много лет назад старик останавливался в нём, тогда ещё он осуществлял свой путь один. Поздним вечером постучал в освещённое окно добротного, видно зажиточного дома. Ему открыла дверь статная, хорошо одетая женщина с красными, видно от слёз, красивыми глазами. В дом его впустили, закон гостеприимства был соблюдён, но хозяйке было явно не до гостя. В дверь поочерёдно заглядывали из соседней комнаты пятеро её сыновей, явно погодки.

– Что случилось, хозяюшка?

– Да, горе у нас, дедушка, муж сильно болен, и, похоже, мучиться осталось недолго.

– А взглянуть можно?

Старик прошёл, сопровождаемый взглядами братьев за хозяйкой дома. В соседней комнате царил полумрак, свеча слабо горела, едва разгоняя тьму. У занавешенного окна стояла кровать, а на ней, в подушках, лежал человек. Серого цвета лицо, скулы обтянуты кожей, заостренный нос, впалые глаза смотрели безразлично в потолок, бусинки пота отражали играющий огонёк свечи.

– Вот, хозяин мой. И знахаря из соседнего селения привозили и врачевателя городского. Они что-то делали, назначали лечения, но… Высох за какие-то полгода, – она обреченно сложила руки на животе.

– Я взгляну? – старик подошёл к постели больного, внимательно посмотрел. Затем отвернулся, бросил свой взгляд на тёмный угол комнаты.

– Ну? – обратилась к нему женщина, в её голосе звучала надежда.

– Нет, я просто думаю, – он обвёл взглядом комнату, словно ища что-то. – Мне бы кувшин – побольше.

– Кувшин, конечно, можно, я сейчас.

Хозяйка почти бегом бросилась из комнаты в чулан, затем вернулась, взяла свечу, лежавшую на столе, зажгла её и ушла снова. Долго были слышны звуки передвигаемых предметов. Наконец, вышла, держа в руках кувшин, ёмкостью около полуведра. Старик взял посудину, осмотрел сверху вниз, затем заглянул внутрь. В кувшине была фасоль. Он перевернул и высыпал содержимое на стол, несколько бобов покатилось и упало, хотел было нагнуться, но один из сыновей бросился на помощь. После этого старик небрежно обтёр ладонью пыль сверху, огляделся по сторонам, и, увидав возле дальней стены вёдра с водой, набрал воды примерно больше половины кувшина, критично осмотрел проделанную работу и явно с чувством выполненного долга вернулся к больному.

– Ну так вот, дорогая хозяюшка, вместо питья будешь давать ему, – он ещё раз глянул в ёмкость, – в общем, вот это. Поможет.

Сам подошёл к кровати больного, приподнял его голову над подушками и заставил того сделать несколько глотков. Затем поставил кувшин у свечи, развернул плечи, словно, потягиваясь.

– Может, что покушать найдётся? Да и спать пора, – молвил лукаво.

Женщина молча с недоверием накрыла на стол, цыкнула на мальчишек, отправляя их спать. Те же, в свою очередь с шумом бросились из комнаты и больше уже не показывались. Поев, старик улёгся на приготовленную для него постель, а женщина на цыпочках подошла к постели больного. Он спал, дыхание было ровным, глубоким.

Хозяйка дома проснулась рано утром, вчерашнего гостя уже не было. Первым делом бросила взгляд в сторону кровати. Первые лучи солнца пробивались через задёрнутое окно на подушку больного. Он не спал, повернув в её сторону голову, произнёс чуть слышно:

– Есть хочу.

Женщина всплеснула руками, а слёзы радости сами собой хлынули из глаз.

И вот теперь старик и мальчик подходили к тому самому дому. Хозяйство за эти годы значительно разрослось. Большая собака громко залаяла, встречая путников, но как-то не злобно, скорее заигрывая. Дверь открыл высокий, средних лет, мужчина.

– Ну, кто там на ночь глядя?

– Путники, нам бы переночевать, – ответил старик.

Их впустили, а когда из соседней комнаты вышла жена хозяина, то, взглянув на постояльцев, прислонившись к дверному косяку, чуть не упала, благо муж оказался рядом. Что тут началось, в комнату набралось столько народу, что в ней сразу стало тесно. Затем страсти потихоньку улеглись, а женщина пришла в себя, дело в том, что она узнала гостья, и нахлынувшие воспоминания лишили её чувств. А человек, открывший им дверь, и был тот самый больной.

За столько лет много что изменилось в этом доме: сыновья выросли, двое женились, а у одного даже были свои дети, но, по-прежнему жили одной семьёй. Старика и мальчика посадили как почётных гостей на самое видное место, невестки суетились, накрывая на стол. Гости, не ожидавшие такой заботы, чувствовали себя неловко. За трапезой, вином и неспешным разговором время быстро перевалило за полночь. Мальчуган уснул, наевшись от пуза, прямо за столом. Его отнесли заботливые женские руки из комнаты, уложили спать. Хозяин был разговорчивым, увлечённым собеседником, сначала пытавшимся хвалить лекаря, но после того, как старик перевёл тему разговора на ведение хозяйства, беседа приняла совсем другой оборот, говорили о ценах на новый урожай, о том, насколько можно увеличить поголовье домашней живности, о хозяйских детях и, конечно, о внуках. Хозяйка долго сидела молча, но потом, оборвав мужа на полуслове, молвила:

– А я долго не верила в лечение простой водой из грязного кувшина, даже когда сон улучшился и аппетит, а дальше, как во сне, уже через неделю вышел сам во двор, а ещё через пару дней сам взялся рубить дрова. Это просто чудо.

– Чуда никакого, – произнёс старик, – вот ещё пару дней и было бы поздно.

Сыновья и невестки ушли спать, а хозяин с женой да старик до самого рассвета вели душевный разговор.

На следующий день, несмотря на бессонную ночь, все встали рано, ведь повседневные хлопоты никто не отменял. Старика уговорили остаться хотя бы на день, да он сильно и не сопротивлялся – ему здесь нравилось. Проснулся Угур, напросился в помощники и уже носился по двору, выполняя нехитрые поручения. Старик сидел на огромном деревянном чурбане, подставив под тёплые лучи ласкового, весеннего солнца морщинистое лицо. Казалось, жизнь остановилась, только солнце, он и его новые друзья. И так ему было хорошо, глаза сами собой с силой зажмурились.

– Да как же здорово! – промелькнуло в голове – Кто бы мог подумать. Постоянная суета, ежедневный бег, годы и даже десятилетия жизни не стоят этих минут.

Он открыл глаза, наблюдая, как Угур отчаянно сражался на импровизированных мечах-палках с младшим сыном хозяина. Звали его Стэг, и, судя по тому, как мальчик одерживал победу, тот ему явно подыгрывал. Старик залюбовался молодым человеком; на вид ему было лет семнадцать, но на самом деле он был значительно моложе, простая крестьянская одежда не могла скрыть крепкого телосложения, но при всём при этом, двигался он на удивление очень легко. Высокий рост, широкие плечи, узкая талия, крепкие, словно сбитые мускулы, да к тому же почти детское лицо, увенчанное копной длинных, чуть вьющихся с золотым отливом светлых волос, всё это, скорее всего, очень нравилось девушкам, вероятнее всего, не одна бессонная ночь была проведена в мечтах о нём.

Неслышно подошёл хозяин дома, присел поблизости, громко вздохнул.

– А они, похоже, подружились, – произнёс он.

– Тебя что-то тревожит? Что случилось? – спросил старик, повернув голову.

– Да нет, – мужчина задумался, а затем, словно решившись, закивал головой. – Хотя от тебя, Старик, ничего не скроешь, есть причина.

Во дворе, возле сложенных под навесом дров, Угур в очередной раз поразил Стэга своим «мечом», тот, схватившись за поражённое место, демонстративно завалился на землю. Старик перестал улыбаться, молча давая собраться собеседнику собраться с мыслями.

– Вот что меня тревожит, – он махнул головой в сторону сына. – Я больше всего за него боюсь.

Старик понимающе кивнул, хотя было не ясно, действительно он всё понимал, или кивал для поддержания разговора. Хозяин понял это по-своему и продолжал: