Чувствую, как начинаю течь ещё сильнее, стоило ему крепко ухватиться за мои бёдра и прислониться ко входу, поддразнивая. Когда он проник в меня сразу до упора, я громко простонала, закатывая глаза, чувствуя, как его длина мягко касается тупика. Словно мороженое, я чуть не растаяла от его прикосновений и ощущения наполненности, как вдруг мою ягодицу обжёг грубый шлепок и в следующую секунду он схватил меня за волосы, заставляя запрокинуть голову и ещё сильнее выгнуться в спине. Он начал активно двигать бёдрами, вдалбливая моё податливое тело в стол.
— Так я тебя трахал в твоих фантазиях, Агата? — рычал он.
— Сильнее, — пересилив рвущие наружу крики, прошептала я.
И я действительно не соврала. В моих мокрых снах и фантазиях, в которых я не могла признаться сама себе, он почти душил меня, оставлял синяки на бёдрах от соприкосновений наших тел и багровые засосы на моей молочной шее. Он держался долго, пока в своих мечтах я содрогалась и кричала от очередного оргазма, накатившего на меня.
Он крепко ухватил меня за бёдра, не давая двигаться, а я вжалась лбом в деревянную поверхность стола, громко выкрикивая его имя. В этот момент не волновало ничего, только его эрекция, скользящая вдоль мокрых стеночек и задевающая каждую чувствительную точку внутри меня.
Его темп стал рваным, как и моё дыхание. В последний момент Александр несколько раз толкнулся, больно шлёпая меня по ягодицам, насаживая меня до упора, и меня накрыла волна сумасшедшего оргазма, от которого я вся затряслась, будто осиновый лист на ветке. Александр же излился глубоко внутрь, не решившись сразу отстраниться.
Мы сидели в его кабинете мокрые и растрёпанные и не решались посмотреть друг другу в глаза. Мы оба понимали, что эта близость была спонтанной, что мы нарушили правила школы и теперь меня могут исключить, а мистера Нильсена и вовсе отстранить от преподавания в какой бы то ни было стране. Мозг не давал никаких дельных фраз, чтобы растопить лёд, но внезапно Александр сделал это сам:
— Агата? Мы можем поговорить?
— Д-да, — слегка заикаясь от смущения, ответила я.
— Я не должен был этого делать. Не должен был тебя соблазнять. Извини меня за это… — вдохнул он.
— Я понимаю, мистер Нильсен, — ответила я. — Если вы хотите всё забыть…
— Нет, лилла каттен, — он назвал меня «котёнком»? — Я не это имел в виду. Я сделал это не просто так.
— Но что тогда вами руководило?
— Знаешь, не в учительской компетенции влюбляться в своих же учениц, с которыми ещё и разница в достаточное количество лет, — замялся он. — Но я хочу, чтобы ты была моей, Агата. Забыв обо всех стереотипах, правилах и запретах. Просто была со мной.
Сердце пропустило удар. Я сплю? Преподаватель, который постоянно надо мной подшучивал, сейчас признался мне в любви? Если да, то не будите меня больше никогда в жизни!
— Александр… — тихо сказала я и подошла к нему и устроилась на его коленях.
Его рука обвила мою талию и притянула к себе бескомпромиссным жестом. Я провела тыльной стороной ладони по его гладкой щеке и слегка чмокнула его в нос.
— Ещё пара экзаменов, и я выпущусь из школы. А пока можем встречаться после занятий.
Комментарий к Часть 1
Если вам зашло, пожалуйста, дайте об этом знать, я очень волнуюсь из-за этой работы❤️
Эстетика к этой, а также другим работам, кадры из моей жизни и мои фотки, если кому интересно, у меня в инстаграме: https://Instagram.com/secret.auteur🥺❤️
========== Часть 2 ==========
Неделю спустя…
Если я буду до конца откровенна сама с собой, то, чёрт возьми, пойти на эту авантюру было без преувеличения САМЫМ ЛУЧШИМ РЕШЕНИЕМ В ЖИЗНИ.
Уже прошла неделя с того момента, как мы с Александром начали официально состоять друг с другом в отношениях. И за всю эту неделю мы, кажется, точно сошли с ума.
Мы были влюблены до потери сознания и уже просто не представляли своей жизни друг без друга. Его кабинет стал нашей маленькой обителью, где мы проводили некоторое время после занятий. Александр не отступил от своей идеи всё-таки обучить меня французскому и под его близким покровительством я делала успехи в изучении и понимании языка. Теперь дыхание меня не так волновало, а любые сочетания и даже сложные звуки свободно слетали с моих губ, что несомненно радовало моего любимого.
Воспитательная властность Александра на встречах со мной смешивалась с его нежным романтизмом и порождала какой-то особый характер, за что я любила его ещё сильнее. Ему всегда было важно знать, всё ли у меня хорошо, какие отношения я поддерживаю с тётушкой, ела ли я вообще сегодня и надевала ли шапку, когда небо Англии вновь затягивали монотонные серые облака, обрушивающие на остров сильные ливни. А если я случайно (или иногда специально) что-то не делала, властность начинала преобладать над нежностью и, вот, мой любимый Александр превращался в папочку Алекса, обязанностью которого стали наказания. Хотя, ради таких наказаний я готова выкинуть эту несчастную шапку в окно.
По моему телу бегали мурашки, когда я ощущала на себе мягкие прикосновения его горячих рук, а разум постепенно отключался, стоило мне оказаться на его удобных коленях. Часто после сделанной домашней работы я сама дразнила его, гладила спину и всячески мешала, когда он работал над проверками работ студентов или заполнением отчётов. Конечно, я могла бы и потерпеть, но представить тяжело, как плохо мне было без его крепких и ласковых объятий.
Разница в возрасте мгновенно сходила на нет, оставляя нам возможность общаться друг с другом на равных. Невольно я начинала видеть в нём такого же подростка, как и я, будто бы ему тоже восемнадцать. Также я часто забывала о том, что он — мой преподаватель. Однажды, стоя в коридоре, я увидела Александра и хотела было подойти к нему и провести носом по его гладкой щеке, а затем притянуть за шею для поцелуя, но стоило мне сделать первый уверенный шаг, я сразу же одёргивала себя от наваждения и подбадривала, что мой Алекс будет ждать меня у себя в кабинете, где мы наконец-то сможем уделить друг другу время после тяжёлого дня.
Конечно, мы держали наши отношения втайне от всех, чтобы у нас не было проблем и вопросов. Но я боялась. Постоянно боялась, что кто-то обладает умением читать чужие мысли, и однажды прочитает мои. Что кто-то узнает о наших отношениях с мистером Нильсеном, а затем обязательно настучит об этом кому-нибудь, а этот кто-нибудь ещё кому-нибудь, и так до бесконечности, пока вся школа, а затем и наши семьи об этом не узнают. Тогда уж насмешек и презрительных взглядов точно не избежать.
Ещё хуже, если бы об этом узнала моя тётушка, с которой я жила в небольшом особняке Бишоп-Мэнсон. Аннет была очень доброй и милой, но как только дело доходило до нас, она превращалась в настоящую фурию и всегда защищала. Мы с Элизой и Данте — почти ровесники, нам по восемнадцать лет, но тётя всё равно считала нас маленькими и несмышлёными, считала, что каждый в этом огромном жестоком мире стремится навредить нам и прикладывала все усилия, чтобы непоправимо навредить обидчику. Однажды в детском садике мальчик дёрнул меня за косичку. Вроде бы, обычная будничная ситуация — мальчик просто не умеет иначе проявлять свои чувства. Ха, как бы не так! После того, как тётушка отчитала его родителей за то, что они не могут уследить за своим сыном и вообще они ужасные родители, этого мальчика целый месяц водили к психологу и пичкали таблетками успокоительного. Месяц! С тех пор я ей мало, что рассказывала, часто обходилась обычным «нормально» на вопрос о том, как я провела день. И к лучшему, иначе бы она точно замучила меня расспросами и придумыванием очередного «гениального» плана мести нарушитель моего спокойствия.
Поэтому я не стала ей рассказывать о том, что встречаюсь со своим преподавателем. Уж Аннет бы точно повесила на него ярлык педофила и извращенца, а затем, как в худших моих кошмарах, накинула бы ему ещё несколько статей за изнасилование малолетних и превышение учительских полномочий, чтобы он не то, что потерял право преподавать, но ещё и загремел на пожизненное в колонию строгого режима. Жесть.
