Время было вязким и липким и в какой-то момент, немного вырвавшись из-под подавляющего действия лекарств, когда санитар поленился вколоть ему новую дозу, Бен вдруг обнаружил, что находится здесь уже очень долго. Сколько – он не знал, потому что нигде не было часов или календаря. Он мог судить только по тому, как отрастали его волосы, и менялось тело – вытянувшееся в высоту, ставшее таким неповоротливо крупным, долговязым и неудобным для маленьких, тесных помещений больницы. Ему наоборот хотелось скорее свернуться в клубок, максимально сгруппироваться, лишь бы только спрятаться от окружающего мира в своем собственном, и он снова злился, злился, злился. На себя. На мать. На свое тело. На санитаров. На дядю. На врачей. На других заключенных, которые часто орали ночи напролет или кидались бесцветной липкой пищей с подносов, воняли хуже бездомных и пренебрегали минимальной гигиеной. Но новый укол влек за собой космическое спокойствие и апатию. И снова злость таяла в мутном омуте.
Когда Бена приволокли на прием ко врачу, он все еще находился под действием лекарств, поэтому практически не запомнил этот судьбоносный день. В принципе, он без особого энтузиазма воспринимал новые этапы своего лечения, не ожидая от них никаких перемен, а лишь новые издевательства и дурманящие мозг препараты.
Белое лицо врача показалось Бену лишь очередным наркотическим сном. Этот странный, высокий, худой и словно вытянутый ввысь человек, выглядел, словно оживший призрак из старых детских сказок. Пальцы без ногтей, крадущиеся кошачьи движения, холод, наполнивший помещение от одного только его присутствия. Но голос доктора оказался удивительно мягким и располагающим к себе:
- Здравствуй, Бен, - произнес он крайне дружелюбно, - что ты можешь сказать о своем самочувствии?
- Ничего, - честно признался Бен, потому что из-за лекарств он плавал в каком-то бесконечном мутном болоте, в которое превратилась его реальность. На самом деле, конечно, стоило сказать, что от этого лечения, он, скорее чувствует себя намного хуже, лишился надежды хоть на какую-то дееспособность, а на теле слишком много синяков от побоев, ремней и следов от уколов. Впрочем, вряд ли бы это что-то изменило.
- Тебе известны причины, по которым ты находишься здесь? – продолжил добрый доктор.
Бен мотнул головой. Даже, не будучи обколотым транквилизаторами, он бы не смог сформулировать ее внятно. Потому что он не удобен своей семье? Потому что с ним что-то не так? Потому что он оживил лошадь, а двух идиотов чуть не придушил, правда, даже не притрагиваясь к ним? Вот здесь стоило остановиться, потому что подобное высказывание вряд ли поспособствовало освобождению из этой мрачной темницы.
- Хорошо, - кивнул незнакомец и слегка склонил подбородок, словно кланяясь, - мое имя Мариус. Меня заинтересовала твоя история болезни, и я захотел пообщаться с тобой лично, - он кивнул в сторону бумаг, разложенных перед ним на столе, - здесь говорится, что ты считаешь, что способен исцелять и наносить повреждения… силой мысли. Это так?
- Я не знаю, - снова сказал Бен, потому что горький опыт пребывания в этих стенах, научил его отрицать все, что может показаться кому-то проявлением сумасшествия. А считать себя наделенным какими-то сверхестесственными способностями, явно было звоночком шизофрении. Или от чего его там лечат? Его вообще лечат? Или изучают, как подопытную крысу?
- Ладно, - сдался Мариус, - вероятно, это не самое подходящее место, для подобных разговоров. Поэтому я хотел бы забрать тебя отсюда под свою ответственность. Что ты думаешь об этом?
Ничего хорошего, он, конечно, не думал. Следующая остановка будет еще хуже предыдущей, а, учитывая, насколько страшным местом оказалась «Башня дураков», впереди его не ждало ничего радостного. Однако, в его душе еще теплился огонек надежды, что этот белолицый человек хотя бы не станет накачивать его лекарствами до состояния живого мертвеца и он сможет… сбежать? Да, сбежать. И убраться подальше от католиков, от врачей и от своей семьи заодно.
- Я согласен, - сказал Бен.
Однако, его ожидания не оправдались и просторная квартира Мариуса в Вене оказалась вовсе не таким уж и плохим местом. Обстановка была скромной, но богатой, а молчаливая служанка заботилась о порядке и уюте в помещениях. Из окон открывался вид на соседние средневековые здания и кусочек красивого парка с пожелтевшими листьями. Значит, уже была осень. Оставалось выяснить год. Именно этим Бен планировал заняться, когда наконец-то выспится и придет в себя, но в результате, он беспробудно спал почти целую неделю. Организм медленно избавлялся от действия тяжелых, седативных веществ. Мыслям возвращалась прежняя ясность, а мир вокруг обретал четкие очертания и наполнялся деталями.
Мариус терпеливо ждал и в первый же день, когда Бен наконец-то смог встать с кровати и отправился изучать место, в котором очутился, соскучившись по физической активности до невозможного, пригласил гостя к себе в кабинет.
Теперь Бену сложно было не рассматривать странного незнакомца, потому что он больше не казался одним из галлюциногенных снов. Его белая кожа оказалась тонкой, поразительно пластичной маской, оставляющей открытыми только прорези рта и глаз, а руки покрывали старые, давно затянувшиеся ожоги, видимо и лишившие их ногтевых пластин. Мариус позволил Бену утолить свое любопытство, даже не смутившись пытливого и излишне внимательного взгляда, и взялся объяснить:
- Я получил ожоги на войне, - сказал он, - всего тела. Поэтому вынужден носить маску и перчатки. Но в них неудобно заниматься делами.
- Вы психиатр? – прямо спросил Бен, - зачем я вам?
Мариус лукаво улыбнулся, насколько лукавым может быть лишенное мимики лицо.
- Не совсем, - проговорил он, задумчиво, - эта наука мне интересна, однако, я не считаю тебя сумасшедшим. Прежде, чем объяснять, я хотел бы кое-что проверить.
Он откинулся на кресле и выжидающе уставился перед собой. В комнату заглянула горничная со стаканом воды, на серебряном подносе, словно каким-то непостижимым образом догадалась, что должна появиться именно сейчас. Оставив воду, она удалилась.
- Хочешь пить? – Мариус кивнул в сторону стакана, - сможешь взять его… без рук?
Бен потянулся к воде, но услышав последние слова, остановился. В голове по-прежнему был полнейший бардак, но даже для измученного лекарствами сознания, подобное требование показалось ему крайне странным. Чего хочет этот загадочный человек? Что значит взять стакан без рук? Ногами что ли? Что вообще за чертовщина тут происходит? Он невольно представил себе, как стакан парит по воздуху, орошая стол с бумагами случайными брызгами, и это показалось ему забавным. Однако, Мариус был серьезен. Он ждал.
Бен быстро взвесил все за и против и пришел к выводу, что ничего плохого не случится, если он сделает то, чего от него хочет этот ненормальный, а именно попробует. Что именно попробует, он не стал уточнять даже про себя, но все-таки вытянул вперед руку, мысленно призывая воду к себе. Ничего не происходило, и Бен уже хотел выплюнуть что-то насмешливое, когда стакан вдруг слегка завибрировал.
Нет, это бред. Вероятно, где-то поблизости прошел трамвай, или Мариус толкнул стол ногой, чтобы создать этот эффект. Должно же быть какое-то логическое объяснение.
Как у сросшихся перебитых ног лошади? Или двух парней, задыхающихся, словно их душат невидимые руки?
Прежде, чем Бен успел как-то среагировать на происходящее, стекло вдруг треснуло, разлетевшись на множество осколков и холодных прозрачных капель. Однако, ни один из осколков не причинил вреда ни ему, ни самому Мариусу, а битое стекло так и повисло в воздухе, игнорируя все законы физики. Мариус улыбался одними глазами.
- Ничего, - примирительно сказал он и легким взмахом руки заставил осколки опуститься на пол, - со временем ты научишься это контролировать.
- Это? – откликнулся Бен, - что – это?
- Свой дар.
