Она обдумывала все возможные варианты осуществления поставленной Кайдел задачи и все больше убеждалась в невозможности претворения плана в жизнь. Да, она сможет найти способ усыпить бдительность Монстра, но что она будет делать дальше? Если вооружится пистолетом, он легко остановит пули и поджарит ее мозги, прежде, чем она успеет пискнуть. Если выберет холодное оружие, то вынудит Монстра снова обнажить свой жуткий кривой меч, которым он без сомнения обрубит ей руки, еще до того, как она сумеет сделать удар. Использовать против него свою силу? Он сильнее, быстрее, хорошо обучен и преимущество явно будет на стороне упорного ученика, посвятившего освоению своего потенциала десятилетия, а не жалкие несколько месяцев попыток сдвинуть с места чучело медведя или вазу. Чтобы она не выбрала, ее шансы на успех приблизительно равны нулю. Впрочем, были и другие варианты, требовавшие от Рей нетипичной для нее хитрости и изворотливости. Она может усыпить его бдительность и воспользоваться ядом. Но и этот способ казался сомнительным, учитывая способности сверхлюдей к регенерации. Рей могла проверить на себе, но в случае провала лишила бы Кайдел одного из бойцов самым глупым и нелепым образом, а заодно поставила бы под угрозу весь план. Окажись она в лазарете с ядом в венах, Монстр быстро бы заподозрил неладное и выпотрошил всех заговорщиков, причастных к тому, что подобное вещество оказалось на территории лагеря.
Рей много размышляла об этом и мрачнела с каждым днем все больше. Она поглядывала на Кайдел, напротив, расцветавшую, словно роза, явно в предвкушении скорого освобождения от гнета захватчиков. Американке чрезвычайно шел заговорческий огонек в глазах и порозовевшие от постоянного внутреннего напряжения щеки. Рей любовалась ей и гордилась тем, что хотя бы в преддверии серьезных действий, Кайдел стала осторожнее и спокойнее. Даже с Фазмой она была покорной и милой, отчего немка еще больше испытывала ненависти к заключенной, не дававшей ей новых поводов для наказаний и придирок.
В лагере вообще царила на удивление спокойная атмосфера, словно даже в эти мрачные стены сумела пробраться царящая за высокой оградой весна. Дышать стало легче и все ужасы минувшей зимы казались далекими и размытыми.
К величайшему удивлению Рей, Монстр не пытался донимать ее своим вниманием. Он держался на расстоянии, но не приближался. Рей часто чувствовала его взгляд сквозь узкие прорези маски, но старалась не смотреть в его сторону в ответ. Теперь он постоянно носил капюшон, словно одежды, не оставлявшей видимой ни одного участка открытой кожи, теперь было не достаточно. И он не вызывал Рей в допросную или в кабинет начальства, что казалось девушке чрезвычайно странным.
В какой-то момент на нее опустилось холодное облако паранойи, в котором она пробарахталась несколько дней. В голову лезли самые немыслимые и жуткие предположения, в жалкой попытке объяснить необычное поведение ее тюремщика. Что, если он узнал о предстоящей диверсии и сейчас продумывает каким образом казнить всех причастных? Или совсем потерял голову от власти и могущества и собирается избавиться от Рей, как потенциального конкурента? Он же убил своего учителя, к которому был так сильно эмоционально привязан. Что помешает устранить жалкую выскочку из ниоткуда? Или… или…
Рей так глубоко погрузилась в свою тревогу, что стала рассеянной и невнимательной. Именно так она получила травму на производстве, из-за которой, истекая кровью, была вынуждена отправиться в лазарет. Именно там, среди склянок и флакончиков с микстурами на нее внезапно сошло вдохновение. Пока седой и вечно недовольный жизнью врач, скудно изъяснявшийся по-французски, зашивал ее рану, Рей изо всех сил пыталась вспомнить обрывки лекций по медицине и название необходимого ей вещества. Бор… Или литий? Нет, бром. Что-то… В итоге она не придумала ничего лучше, как проникнуть в мысли трудившегося над ней медика и отыскать там сведения об интересовавшем ее препарате. Еще немного усидчивости, и пока старик промывал руки в тазу с водой, не выглядевшей достаточно чистой для этой процедуры, и нужный флакон, а вместе с ним и шприц, скользнули девушке прямо в здоровую руку. Она торопливо спрятала свою добычу под одеждой, как прятала когда-то военные пайки. Врач что-то пробурчал Рей напоследок и передал ее в руки охраны, оттолкавшей девушку обратно в барак.
Рей зарылась лицом в матрас и пролежала так до темноты, пока с ужина не вернулась Кайдел. Подруга присела на краешек койки и тронула Рей за плечо.
- Ты готова? – спросила она совсем тихо. Рей почувствовала, как ее пустой желудок, а вместе с ним и все остальные внутренности, стягивает в тугой узел. Дышать стало трудно, как будто ее ударили кулаком в солнечное сплетение. Она судорожно вздохнула и повернула к американке лицо. Кайдел была серьезна, как никогда. Она наклонилась к Рей, словно хотела поцеловать ее в щеку, но застыла в нескольких сантиметрах от кожи.
- Пора, - прошептала она, - рыжий уехал. Остался только Монстр.
Рей кивнула и выдавила из себя улыбку, хотя на самом деле от такого стремительного поворота событий ей захотелось заплакать и убежать в лес. Она не готова. И вряд ли будет когда-то готова к самой жестокой схватке в собственной жизни. Это намного сложнее, чем задушить предателя скрипичной струной или подорвать грузовой состав. Это сложнее, чем одной, без оружия, попытаться штурмовать Гюрс. Но она не имеет права на ошибку, не имеет права на поражение. Потому что без нее вся затея Кайдел рассыплется словно карточный домик от легкого ветерка. И американку в этот раз обязательно убьют. Она может быть сколько угодно везучей, но слишком долго играть со смертью нельзя. Как и вглядываться в бездну. Нужно уметь вовремя останавливаться.
Но бессмысленно останавливаться, когда уже слишком поздно. Когда ты – словно поезд, на всех парах несущийся к обрушившему мосту, чтобы сойти в рельс, утопая в дыму и лязге железа.
Рей сделала глубокий вдох, перевернулась на спину, и закрыла глаза.
«Кайло» - мысленно позвала она, позволяя потоку их ментальной связи, до того перекрытому ей на семь замков, снова спокойно течь в пространстве. Она не успела даже сделать следующий глубокий вдох, когда уже почувствовала отклик.
Монстр ждал ее зова.
Шприц был спрятан в потрепанной подошве ботинка. К счастью, обувь арестантов была достаточно рваной и дырявой, чтобы в ней отыскалось место для тайника. Рей двигалась осторожно, как крадущийся хищник, стараясь переносить вес на другую ногу, чтобы избежать риска попросту раздавить шприц, прежде чем она доберется до цели. В конце-концов это было ее единственное оружие, кроме, конечно, мистической силы, абсолютно бесполезной в схватке с кем-то, равным, а то и превозмогающим ее по способностям.
За Рей никто не пришел и путь до административного блока ей предстояло проделать в одиночестве. Вероятно, Монстр уже позаботился о том, чтобы охранники не замечали спокойно разгуливающую по двору лагеря арестантку. Рей даже позавидовала его навыкам, ведь будь она настолько опытной в использовании открывшейся ей силы, кровавый и самоубийственный бунт Кайдел и вовсе не имел бы никакого смысла. Рей усыпила бы всю охрану, заставив предварительно распахнуть перед заключенными все двери и они бы уже бежали по лугу, радуясь свободе, как дикие жеребцы, оглашая округу радостной какофонией криков на разных языках, сливающихся в один победный клич.
Рей сама не хотела учиться. Она, если быть честной, и вовсе не хотела бы иметь никакого дара. Но права выбора ей предоставлено не было. Впрочем, как и всегда. Оставалось только мириться с предложенными обстоятельствами и искать способ выжить любой ценой. Или умереть, - мрачно усмехнулась она, пытаясь заставить заткнуться нехорошее предчувствие, клокотавшее в груди.
А между прочим, ей стоило бы не рефлексировать в очередной раз на тему своей запутанной судьбы, а использовать время пути с пользой. Она же так и не удосужилась продумать свой план до конца. А ей жизненно необходима легенда и подходящая речь, чтобы заявиться в комнату Монстра среди ночи. Рей уже неоднократно убеждалась в том, что соблазнительница из нее никакая и любые попытки отыграть не подходящую ей роль могут обернуться катастрофой. Но ей же удавалось в Париже выдавать себя за других людей? Почему теперь это стало такой проблемой? Потому что те, с кем она сталкивалась в Париже не смотрели ей прямо в душу большими и глубокими темными глазами? Не имели того самого особенно приятного слуху низкого тембра голоса и прочих соблазнительных черт хищника, намеревающегося проглотить свою добычу целиком, даже не разжевывая?
