В воспаленном мозгу Рей сплелись страшные предположения об обвинениях в предательстве Монстра и брошенные Хаксом слова. Принц? Почему он так сказал? Это шутка? Всего лишь насмешка старшего по званию? Или? Вместо того, чтобы критически мыслить в такой опасной ситуации, девушка почему-то вспоминала серебряное кольцо с гербом и замутненное страхом сознание уцепилось за него как утопающий за соломинку. Память подбрасывала кусочки разговоров с Монстром о его прошлом, вкладывая эти фрагменты в разрозненную мозаику предположений. И вместе с этим на Рей нахлынула чудовищная и неотвратимая волна грусти и какой-то непривычной болезненной нежности. Вспомнилось, как Монстр заботился о ней; их прогулка в лес, рассуждения об искусстве, многозначительная химия робких прикосновений… Неужели теперь ему придется расплачиваться за все это?

Хотя пытки в застенках Парижа кое-чему Рей все-таки научили. Противник любил манипулировать своими пленниками старым излюбленным методом: рассказывая в красках что произойдет с захваченными сообщниками. И Рей уже не попадется на эту удочку. Не повторит ошибки Финна. Ситуация, конечно, была немного другой, более запутанной, но девушка без труда узнала давно знакомые рычаги воздействия.

- Келера вы тоже под трибунал отправили из-за его девок? – выплюнула она. Хакс перестал улыбаться и стал смертельно серьезным.

- Глупая девчонка, - процедил он сквозь зубы, - мне надоело, что ты ломаешь комедию. Кое-кто в лагере видел, как ты проявляла некоторые… неординарные умения. Я еще не распорядился спустить с тебя шкуру, только потому, что ты имеешь для нас интерес. Кто ты такая?

- Нет у меня никаких умений, - настаивала на своем Рей и решила гнуть до конца свою линию и идти ва-банк, - я гожусь только для того, чтобы доставлять удовольствие. Могу продемонстрировать.

Сказав это, Рей, конечно, очень надеялась на брезгливость нацистов по отношению ко всем, кого они считали ниже собственного достоинства. Однако, она не учла, что отвращение Хакса не распространяется на то, чтобы влепить ей увесистую и звонкую пощечину. Он весь порозовел и даже присел перед ней, чтобы оказаться ближе и поймать бегающий взгляд девушки. А заодно ухватил Рей за пальцы и насильно приложил их к своему виску, заставив ее обжечься холодом кожи. Рей легко догадалась, откуда рыжему офицеру известны подробности подобного ритуала.

- Хочешь узнать, что я сделаю с Реном? – понизив голос выдал мужчина, - и с твоей подружкой – хамкой-янки? Посмотри…

- Не понимаю о чем вы, - упрямо отнекивалась Рей, пытаясь высвободить свою руку. Хотя искушение заглянуть в мысли рыжего офицера было очень велико. Тогда она смогла бы узнать, чего в действительности он добивается и обыграть его. Но нельзя было позволять себе подобных опрометчивых поступков, вероятно, Рен уже копошился в его мозгах и проклятый нацист прекрасно знаком с ощущениями, сопровождающими это действо. Именно это он и хочет почувствовать, чтобы узнать правду. Рей даже стало обидно от того, насколько наивной ее считал оберштурмбанфюрер, если предположил, что она поведется на подобную уловку.

- Тупая дрянь, - фыркнул Хакс и брезгливо оттолкнул руку девушки, словно ему пришлось прикасаться к омерзительному насекомому. Отошел в сторону и даже пальцы вытер безупречно-белым платочком, который тут же презрительно швырнул на пол. Он выглядел немного озадаченным, но при этом удивительно самодовольным и насмешливым.

- Может быть ты не врешь, - усмехнулся он и теперь в его стальном голосе вдруг прозвучали какие-то по-мальчишески обиженные нотки и совсем детское желание уколоть в ответ, - если бы Рен и выбрал себе шлюшку, то такую же упрямую, как он сам.

Рей выдавила ликующую улыбку. Серьезно? – довольно подумала она, - ты думал, что меня заденут эти слова? Знал бы этот самовлюбленный рыжий индюк сколько гадостей она уже успела услышать в свой адрес от разных людей. Пустыня закалила ее и теперь она почти с нежностью вспоминала вполне резких на язык арабов, торговцев и французских пропоец. Даже жестокой Рыжей арестантке была благодарна за то, что подготовила ее к тому, чтобы не заливаться краской и обидой от подобных высказываний. И почему только все ее беды от людей с огненными волосами? Или с темными. Не важно.

- В карцере подумаешь о своем поведении, - бросил Хакс и удалился, оставив Рей на попечение двух грубых охранников. Даже когда ее пинками провожали в новое крыло, появившееся одновременно с поступлением на пост рыжего офицера, Рей чувствовала приятное тепло в груди. Она победила. По-крайней мере пока.

В комнате было просторное окно, выходившее в долину. Рей невольно зацепилась за него взглядом, прежде чем оценить внутреннюю обстановку и наконец-то цель их странного путешествия. Старинные шкафы, стулья, распятие над кроватью… все это было не важно, по сравнению с тем, что открылось ее глазам немного позднее. Сморщенная, словно ссохшаяся мумия, крошечная женщина на белых простынях. Ее темная кожа и волосы делали ее похожей на умирающую ворону, упавшую на снег. И откуда только в голове девушки, увидевшей снег впервые в шестнадцать, возникло подобное сравнение? Но снег действительно завораживал Рей. И неминуемо ассоциировался со смертью, кровью и непереносимой болью. Память, опять же, подкидывала подходящие картинки для подобных параллелей.

Женщина на кровати никак не среагировала на их появление до тех пор, пока Хакс не присел на корточки возле ее постели и не поднял над простынями худую и аристократичную смуглую ладонь. Тогда незнакомка медленно перевела на него мутный взгляд когда-то ярких янтарных глаз.

- Чезаре, - прокряхтела она. Хакс сделал то, чего Рей меньше всего от него ожидала – нежно и мягко провел тыльной стороной ладони по седеющим волосам женщины. Потом поднес к губам ее ладонь. Женщина шумно выдохнула и опустила веки.

Несколько мгновений они провели в тяжелом, гнетущем молчании. Рей боялась лишний раз пошевелиться, лишь бы не нарушить царящую в комнате тишину. Наконец-то Хакс поднялся и обернулся к ней. Его холодные, как арктическое море, голубые глаза, влажно блестели, словно он плакал. Но лицо по-прежнему было невозмутимым и отстраненным. Вероятно, объяснением тому была проклятая военная выправка, когда даже собственные эмоции находятся под строжайшим контролем. Удивительно, но сейчас, спустя столько лет, Рей, измученная до состояния живого трупа именно бурлящим вулканом своих переживаний, вдруг почувствовала уважение и даже зависть подобному уровню самоконтроля.

- Сделай это, - как-то сдавленно прохрипел Хакс. Рей почему-то вздрогнула от его слов, услышав эхом в собственной голове совсем другие, такие далекие и уже успевшие подернуться пленкой, как начавший постепенно заживать старый рубец на коже.

«Смерть придет, у нее будут твои глаза».

Она поддалась минутному порыву и коснулась плеча Хакса, с удивлением отметив, что за все эти годы, практически впервые дотронулась до этого человека. Кроме того короткого тактильного контакта в их первый личный разговор в допросной. Удивительно, как время превратило его брезгливо-унизительный жест когда-то в робкую попытку ободрить подавленного человека. Вероятно, в этом, в какой-то степени Рей и Армитраж были похожи. Они оба избегали человеческих прикосновений, пусть и по разным причинам. Рыжий офицер отвернулся к окну и толи шмыгнул носом, толи всхлипнул.

Рей сделала несколько шатких шагов к постели женщины и очутилась подле нее, нашарила на белоснежно-белых простынях горячую, тяжелую ладонь. Густые ресницы женщины дрогнули, выпустив на мгновение два мутных уголька ее глаз; заставив Рей утонуть в жидком янтаре. Губы сложились в блаженную улыбку.

- Чезаре, - прошептала женщина.

Карцер действительно стал выглядеть по-другому и теперь больше напоминал парижские застенки. Прежде эту функцию выполняло тесное холодное помещение, когда-то служившее кладовкой для строительных инструментов при возведении бараков, теперь – глубокий подпол, без окон, с сильным запахом сырости и спертым душным воздухом. Рей быстро распрощалась с надеждой увидеть там Кайдел. Вероятно, Хакс распорядился вырыть сразу несколько подобных погребов, чтобы заключенные в них не могли взаимодействовать друг с другом. Рей тщетно барабанила в бетонное ограждение, прежде, чем оставила все свои жалкие попытки хотя бы услышать рядом звуки, говорящие о соседстве с американкой. Можно было, конечно, предположить, что Ко перевели обратно в общий барак, но с одинаковой вероятностью это влекло за собой и возможность того, что девушки уже нет в живых.