- Простите? – сказала она с легкой улыбкой.

- Рей! – воскликнул По, - ты что, не узнаешь меня?

Нет, ошибки быть не могло. Это она. Он слишком хорошо помнил это лицо, практически не изменившееся с годами, знал расположение каждой веснушки и родинки у нее на щеках. Но старая подруга почему-то недоверчиво хмурилась и смотрела на него с прежним удивлением. По сдался, выпустил ее руку. Ему стало стыдно и неловко, тем более люди на лестнице, уже начали оборачиваться в их сторону.

- Простите, месье, - покачала она головой и сказала крайне дружелюбно, - вы, должно быть, меня с кем-то перепутали.

Она еще раз удостоила его короткого взгляда через плечо, который был теплым, ласковым и отчего-то извиняющимся. На дне ореховых глаз плескалось полуденное солнце. И продолжила спускаться вниз по лестнице, поправив на плече легкую кожаную сумку. Ласковый весенний ветерок растрепал ей волосы, которые она тут же пригладила тонкой смуглой рукой со слишком массивным для изящных пальцев серебряным кольцом.

По не мог сдвинуться с места, проводив призрак взглядом до самого нижнего яруса, где она быстро смешалась с толпой и исчезла. Он по-прежнему не мог поверить в то, что ошибся. Солнце уже перевалило через середину линии горизонта, когда он все-таки нашел в себе силы смириться с поражением и уйти.

Он разочарованно бросил рукопись на кровать, налил себе бокал рома, который привез еще из штатов, и вышел на балкон, откуда открывался отличный вид на Эйфелеву башню и крыши восьмого округа. А потом, поддавшись, минутному порыву, поднял с покрывала оставленную без внимания рукопись.

Мальчишку, это написавшего, звали Рей. Но мужской вариацией этого имени. Француз не смог сдержать грустного смешка.

Кроме инициалов и названия, автор не потрудился не оставить никакой информации о себе, даже контактного адреса. Вероятно, он вовсе не грезил о том, что По, поспособствует его писательской карьере, а просто хотелось поделиться своей работой. По поставил напиток на прикроватную тумбочку и принялся увлеченно читать. И с каждой строчкой, с каждым словом, он все глубже погружался в историю, которая казалась удивительно знакомой и близкой как дежа-вю:

Герой мечтал узнать правду о том, кто его настоящие родители. Младенцем его оставили на пороге сельской церкви в глухой дыре в самом сердце Франции. Воспитавшая его семья провинциального пастора понятия не имела откуда появился этот ребенок. Однако, полусумасшедшая старуха из ближайшей деревни рассказала мальчишке о том, как принимала роды у беглой арестантки из концлагеря – толи правду, толи вымысел, россказням женщины уже давно никто не верил. Кроме мальчика. Он пронес это через все свои детство и юность, пока, повзрослев, не решился написать выдуманную историю своей матери.

Венеция, 1959 год.

«Вот тебе и чертово путешествие по Италии» - злобно думала Рей, выходя из здания железнодорожного вокзала Санта-Лючия под непрерывно льющиеся с неба потоки воды. Впрочем, ее возмущение слегка поутихло, когда она поняла, что видит наверное самый красивый город в своей жизни. Город, со всех сторон обнимаемый лагуной, пытающейся забрать себе его обратно. Вырванный со дна, словно Атлантида. Для девочки из пустыни это оказалось почти откровением.

Но, конечно, она быстро продрогла в легком плаще, а привычки носить с собой зонт так и не завела. И, спустившись к станции вапоретто и спрятавшись под ее козырьком от холодных капель дождя, тоскливо уставилась на завораживающую взгляд своей красотой набережную.

Рей злилась на себя за очередной необдуманный поступок, вернее целую череду импульсивный и непредсказуемых решений, принятых за слишком непродолжительное время. Злилась и на то, что была почти уверена в том, что перестанет убегать, а в результате сделала это снова – спаслась бегством. И зачем-то приехала сюда, уцепившись за зыбкую, брошенную ей между делом подсказку. Если бы она не стучала от холода зубами так сильно и не промочила ноги, то возможно, нашла бы в себе силы для того, чтобы посмеяться над ситуацией.

Она столько лет бегала от Монстра в маске, а теперь пришла ее очередь стать преследователем. Вероятно, это единственный существующий в мире способ перестать быть жертвой – перейти в наступление. Но если Монстр отлично мог чувствовать ее и без труда отыскать хоть в Риме, хоть на другом конце Европы, то она совершенно не представляла себе, как ей теперь выйти на его след в Венеции. Если он был хитрым и коварным, когда того требовалось, упорным и настойчивым; то Рей сейчас скорее чувствовала себя глупой растерянной девчонкой в незнакомом городе.

Она порядочно успела замерзнуть на остановке и появление речного трамвая восприняла как знак судьбы: хоть куда-то, но он привезет ее. Впрочем, бегло ознакомившись с маршрутами вапоретто, Рей обнаружила, что в случае, если мир решит сыграть с ней очередную злую шутку, она окажется на отдаленном островке или, и вовсе, на кладбище Сан-Микеле. Чем она там планирует заниматься под проливным дождем, предстояло решить по пути. Но боги речного транспорта сжалились над странницей: маршрут пролегал по гран-каналу и заканчивался возле площади Сан-Марко. Отлично, вроде бы об этом месте она читала в путеводителях, готовясь к путешествию с Рудольфом. Не отыщет Кайло, то хотя бы полюбуется признанными шедеврами мировой архитектуры. Может быть, зайдет в какой-нибудь собор, забьется там в уголок и поплачет от обиды на себя.

Рудольф… Ах, Рудольф! Бедный, добрый швейцарец, готовый спустить звезды к ее ногам и мириться с пренебрежительностью и другими странностями своей супруги. Именно в тот самый момент, когда Рей наблюдала за ним, весело болтающим с незнакомцами на пляже, она приняла судьбоносное для себя решение: лучшее, что она может сделать для этого славного человека, это оставить его в покое. Ему и так слишком много пришлось пережить из-за нее. Вероятно, однажды, он встретит хорошую женщину и у него будет крепкая, идеальная семья. Но не с ней. Рей не имеет права отравлять его жизнь, отнимать его шанс на счастье просто потому, что ей с ним удобно. Война изуродовала ее, навсегда лишив способности дарить тепло и благодарность. Эта пустота внутри голодна и прожорлива, но этот человек вовсе не тот, кого Рей хотела бы ей скормить.

Поэтому она сбежала с виллы во Фреджене. И только в поезде на Болонью, где девушке предстояло сделать пересадку, чтобы добраться до Венеции, она вдруг осознала, что большую часть своей жизни спасалась бегством от Монстра не снаружи, а внутри. Люди заходили и выходили из вагона, за окном сменяли друг друга города и пейзажи, а она сидела неподвижно, как статуя, пораженная этим внезапным открытием. И тьма, обнимавшая поезд откликалась с беспробудной тьмой в ее душе.

Однако, Рей внезапно изменила свои планы в последний момент, и вместо того, чтобы сойти на конечной, поддалась минутному порыву и выпрыгнула из вапоретто возле белоснежного собора, смутно напомнившего ей парижский Сакре-Кер. Сердце словно сжала рука в бархатной черной перчатке – жестко, но нежно. Она остановилась на высоких мраморных ступенях, высоко запрокинув голову и подставив лицо дождю.

Собор приковывал к себе взгляд, поражая своей витиеватой архитектурой, словно выточенный из слоновой кости или построенный на песке. Да, конечно, сходство было лишь условным, но разум с радостью втянулся в игру, затеянную памятью. Сколько она любовалась Сакре-Кер из окон квартиры По, или просто бредя по улице мимо, или спускаясь с Монмартра. Сколько они сидели на длинной лестнице с друзьями, потягивая шнапс или лимонад, в мягких сумерках собственной юности. По, Кайдел, Финн, Роуз. Великолепная пятерка, от которой осталось только трое израненных войной людей, которым трудно находиться рядом друг с другом теперь, когда в глазах каждого живет вечный вопрос «Почему мы?». Почему мы? Почему именно мы остались в живых? Рей с радостью отдала бы эту сомнительную привилегию Кайдел. Или Финну, хоть именно он и стал непосредственным виновником ее ареста.