– Тебе следует заняться археологией. Завести себе хобби, – уговаривала она меня отчасти с тоской, отчасти с надеждой.

Она искренне полагала, что если я увлекусь наукой, то обязательно заполню пустоту в своей жизни. А мне так нужно было заполнить эту пустоту! Мне хотелось ответить ей, что она сама и заполняет образовавшуюся пустоту; хотелось, чтобы она знала: ее забота и тепло и без того помогают мне ощущать себя не такой одинокой.

Но заикнись я об этом, Рома бы обязательно воскликнула: «Что за ерунда!» – если бы я попыталась ее поблагодарить. Но я пообещала себе, что в будущем мы обязательно будем видеться чаще, я обязательно буду интересоваться ее работой; я обязательно скажу ей, как рада тому, что у меня есть такая сестра.

И в попытках отвлечь меня от горьких мыслей она привлекла меня к работе: восстанавливать мозаичную кладку, которую обнаружили на месте раскопок. Работа эта требовала профессиональных знаний и навыков, поэтому моя задача состояла в том, чтобы подносить необходимые кисти и растворы. Это был желтоватый диск с неким рисунком. Наша цель заключалась в том, чтобы отреставрировать мозаику и вернуть ей первоначальный вид. Крайне деликатная работа, как сказала Рома, не дай бог что-нибудь сдвинуть. Но когда раскопки будут закончены, эта мозаика займет достойное место в Британском музее. Мне нравились осторожность и щепетильность, с которыми проводилась реставрация. И я вновь поймала себя на том, что волнуюсь, когда кусочки собираются воедино.

А потом я открыла для себя саму усадьбу Стейси – большой особняк, возвышающийся над окрестностями, благодаря владельцу которого Рома с коллегами получили разрешение на раскопки.

Я набрела на особняк неожиданно, и тут же у меня дух захватило от увиденного. В раскинувшемся пейзаже доминировала надвратная башня. Она состояла из центральной башни, по обе стороны которой располагались восьмиугольные башни повыше. Защитные. Я взглянула наверх, на эти зубчатые стены с бойницами, и была поражена веющей от них мощью и силой. В башне виднелись узкие окна. Через ворота можно было разглядеть высокие каменные стены. К воротам вела дорога, по обе стороны от которой так же располагались поросшие мхом и лишайником каменные стены. Я смотрела, как завороженная, и впервые с момента смерти Пьетро хотя бы на пару минут перестала думать о нем, а вместо этого испытала непреодолимое желание пройтись по этой дороге, войти в ворота, чтобы увидеть, что же находится по ту сторону стены. Я уже двинулась было в том направлении, но увидела, что вход стерегут резные горгульи – злобные на вид, язвительные создания, – и застыла в нерешительности. Они как будто предупреждали меня, чтобы я держалась подальше, – и я вовремя остановилась. Нельзя бесцеремонно вторгаться в чужой дом просто потому, что тот вызвал интерес.

Я вернулась в наш коттедж. После увиденного эмоции переполняли меня.

– Ох уж это поместье Стейси! – воскликнула Рома. – Слава богу, что они не построили особняк на месте виллы.

– А кто эти Стейси? – поинтересовалась я. – Там живет целая семья?

– О да.

– Любопытно узнать о тех, кто живет в подобной крепости.

– Меня волновал только сэр Уильям – старик. Он лорд и хозяин поместья. И только он мог дать столь необходимое нам разрешение.

Милая Рома! У нее мне ничего не узнать. Она воспринимает жизнь лишь сквозь призму археологии.

Но я вскоре встретила Эсси Элджин.

Когда я только начинала заниматься музыкой, меня отправили в музыкальную школу, и мисс Элджин была одной из моих учителей. Гуляя по небольшой деревушке имения Милл в паре километров от места раскопок, я встретила на главной улице Эсси. Несколько секунд мы в изумлении взирали друг на друга, а потом она произнесла со своим незабываемым шотландским акцентом:

– Вы только посмотрите! Глазам не верю. Крошка Каролина?

– Крошка уже выросла, – ответила я. – Разумеется, это я… мисс Элджин.

– И каким ветром вас сюда занесло? – допытывалась она.

Я рассказала. Она печально кивнула, когда я упомянула Пьетро.

– Ужасная трагедия! – воскликнула она. – Я слушала его в Лондоне, когда он в последний раз выступал. Специально приезжала на его концерт. Великий музыкант!

Она с грустью взглянула на меня. Я знала, что она думает обо мне. Жалеет, как все учителя, когда ученики не оправдывают их ожиданий.

– Зайдем ко мне в гости, – пригласила она. Последнее слово она произнесла в нос: «хости». – Я поставлю чайник, и мы пощебечем о том о сем.

И я приняла приглашение. Она рассказала мне, как оказалась в поместье Милл: ей хотелось жить у моря, и она пока не готова расстаться со своей независимостью. У нее есть младшая сестра, живущая в трех-четырех милях от Эдинбурга, которая хочет, чтобы Эсси перебралась к ней поближе. Мисс Элджин обдумывает это предложение. А здесь она наслаждается, так сказать, «последними годами свободы».

– Даете уроки? – спросила я.

Она поджала губы:

– Кому-то приходится давать уроки, милая моя. Здесь у меня небольшой домик, довольно симпатичный. Я даю уроки нескольким юным леди из имения Милл. Доход невелик, но положение улучшилось, когда у меня появились юные ученицы из хозяйского дома.

– Хозяйского дома? Вы имеете в виду усадьбу Стейси?

– А что же еще? Это наш хозяйский особняк, и, слава богу, там живут целых три молодых леди, которые обучаются музыке.

Эсси Элджин была прирожденной сплетницей, ее не приходилось подталкивать к откровениям. Она понимала, что моя собственная карьера – слишком болезненная тема, поэтому охотно переключилась на своих учениц из хозяйского особняка.

– Что за дом! Там всегда разворачивается какая-то драма, скажу я вам. А вскоре нас ждет свадьба. Сэр Уильям только об этом и мечтает. Он хочет увидеть этих двоих мужем и женой. Тогда он будет счастлив.

– Кого именно? – уточнила я.

– Мистера Нэпира и юную Эдит… хотя, по-моему, она еще слишком молода. Если не ошибаюсь, семнадцати лет от роду. Конечно же, некоторые уже в семнадцать… но только не Эдит… нет-нет, только не Эдит.

– Эдит – наследница дома?

– Можно сказать и так. Она не дочь сэра Уильяма. О, это довольно запутанное семейство, молодых дам не связывают родственные узы. Сэр Уильям – опекун Эдит. Она живет в семье последние пять лет… с тех пор, как умер ее отец. Мать ее преставилась, когда Эдит была еще крошкой, ее воспитывали экономки и слуги. Отец ее был близким другом сэра Уильяма. Он владел большим имением за Мейдстоном… которое продали после его кончины, и все вырученные деньги получила Эдит. В широком смысле ее можно назвать наследницей и поэтому… Ее отец назначил сэра Уильяма опекуном дочери, и после смерти отца девочка переехала в поместье Стейси. Сэр Уильям относится к ней как к родной дочери. А теперь он вернул домой Нэпира, чтобы они с Эдит поженились.

– А Нэпир – это…?

– Сын сэра Уильяма. Которому было отказано от дома! Там целая история, скажу я вам. Есть еще Аллегра. Насколько я знаю, какая-то родственница сэра Уильяма. Она считает его своим дедом. Истинная маленькая фурия, да еще и строит из себя… Имением управляет экономка, миссис Линкрофт. У нее есть дочь Элис. Таким образом, у меня три воспитанницы: Эдит, Аллегра и Элис. И несмотря на то, что Элис – всего лишь дочь экономки, ей позволено брать уроки, поэтому я с ней тоже занимаюсь. Ее растят как истинную леди.

– А этот… Нэпир? – спросила я. – Какое странное имя!

– Имя, которым традиционно называют мальчиков в этой семье. Редкое для английских семей… семей, которые дают детям имена и по отцовской, и по материнской линии. Так я слышала. История его имени довольно необычна. Я ее так и не запомнила, но его брат Бомонт умер… да, Бомонт – еще одно традиционное имя. Его убили, а обвинили в убийстве Нэпира. Он покинул отчий дом, а вот сейчас вернулся, чтобы жениться на Эдит. Подозреваю, что он вернулся именно на этих условиях.

– Как это – обвинили?

– В округе не очень-то судачат о Стейси, – посетовала она. – Боятся сэра Уильяма. Всем известен его необузданный норов. А большинство жителей здесь – его арендаторы. Как здесь говорят: бесчувственный сухарь. Должно быть, в этом есть доля правды, раз Нэпиру отказали от дома. С удовольствием узнала бы все подробности этой истории, но не могу же я спрашивать девочек напрямик!