– Расскажи мне подробнее, – попросила я, надеясь услышать больше о Нэпире и его невесте, но Элис просто продолжила описывать комнату:

– Эта одна из самых больших комнат в особняке. Королю бы отвели самую большую, верно? Там есть камин, который, по словам викария, имеет камерную арку и подпорки. Наш священник очень хорошо разбирается в древних… в старых домах, старой мебели… во всякой старине.

Мы прошли по галерее, подобной той, которая имелась и на первом этаже. Элис остановилась у одной из дверей.

– Эту комнату мама выбрала для вас. Она называется Желтой из-за желтых занавесок и половиков. Покрывало на кровати тоже желтое. Вы только взгляните!

Она распахнула дверь. Я увидела свой багаж, стоящий на паркете, и тут же в глаза мне бросились желтые занавески на большом окне, половики и покрывало на кровати с балдахином. Высокий потолок, свисающая с потолка люстра, но в комнате лежали тени, поскольку, как и большинство окон в доме, окно в этой комнате было витражным, отчего скрадывалась большая часть дневного света. Я подумала, что комната слишком шикарна для простой учительницы музыки. Любопытно, а эта комната похожа на ту, которую занимал Нэпир, – на покои, которые когда-то принимали самого короля?

– Здесь есть и уборная, только маленькая. Но она станет вашей дамской комнатой. Хотите, я помогу вам разобрать багаж?

Я поблагодарила ее и заверила, что сама справлюсь.

– Из окна вашей комнаты открывается прекрасный вид, – сказала она и подошла к окну.

Я последовала за ней и встала рядом. И увидела, что до самого ельника простирается лужайка, а за ним лежит море, и волны бьются о белые скалы.

– Смотрите! – Она повернулась ко мне. – Вам нравится, миссис Верлен?

– По-моему, очаровательно.

– Красиво… везде красота. Но все в округе говорят, что этот дом несчастливый.

– Почему? Потому что исчезла молодая женщина, когда…

– Вы сейчас говорите о женщине-археологе? Она не имеет к этому дому никакого отношения.

– Но вы ее знали, и она работала неподалеку от этого особняка.

– Я имела в виду не ее.

– Тогда есть иная причина?

Элис кивнула.

– Когда умер старший сын сэра Уильяма, все сказали, что особняк… приносит несчастья.

– Но Нэпир здесь!

– Нэпир – его брат. Речь о Бомонте. Все называли его Бо[11]. Такое обращение очень шло ему, потому что он действительно был красавцем. Потом он умер… а Нэпира отослали, и он не возвращался домой до дня женитьбы на Эдит. Сэр Уильям так и не смог пережить смерть сына. Как и леди Стейси.

– А отчего он умер? Несчастный случай?

– Может быть. А может быть, и нет. – Она прижала палец к губам. – Мама говорит, чтобы я держала язык за зубами.

Я не могла давить на нее, но девочка добавила:

– Мне кажется, поэтому этот дом и называют несчастливым. Говорят, тут живут привидения… Призрак Бо! Но что имеется в виду – что он превратился в настоящего призрака, который бродит по особняку по ночам, или что память о нем до сих пор жива, – я сказать не могу. В любом случае речь идет о некой навязчивой идее, как полагаете? Но мама будет браниться, если узнает, что я заговорила о нем. Пожалуйста, ничего ей не говорите, миссис Верлен. Просто забудьте, ладно?

Она смотрела на меня с такой мольбой, что мне стало ее жаль и я заверила ее, что ничего не скажу, и тут же сменила тему.

А моя собеседница продолжила:

– Сегодня ясно. Правда, не настолько, чтобы разглядеть берег Франции, но если у вас хорошее зрение, то мели Гудвин разглядеть можно. Ну, сами пески вы не увидите, но торчащие остовы кораблей – вполне. – Я перевела взгляд туда, куда она указывала пальцем.

– Я вижу что-то напоминающее колышки.

– Это они… их и можно разглядеть. Это мачты кораблей, которые давным-давно увязли в песках. Вы же слышали о мелях, миссис Верлен? Плавунах… зыбучих песках… Лодки вязнут в них и уже не могут выплыть. Возникает такое чувство, что их держит некая неведомая сила, и ничто не может их высвободить… и суда медленно вязнут в зыбучих песках. – Она посмотрела на меня.

– Какой ужас! – воскликнула я.

– Верно, ужас! И мачты всегда служат нам напоминанием. В ясный день их легко разглядеть. Там есть и плавучий маяк, чтобы предупреждать мореплавателей. Ночью видно его мерцающий свет. Но некоторые суда до сих пор грузнут в зыбучих песках.

Я отвернулась от окна, Элис предположила:

– Вы сейчас, наверное, хотите разобрать багаж. Надеюсь, что вы пообедаете с мамой и со мной? Я справлюсь у мамы, когда подадут обед. Потом, вероятно, за вами пришлет сэр Уильям. Вернусь за вами через час.

Элис бесшумно выскользнула из комнаты. Я начала разбирать багаж, и мысли мои переключились с миссис Линкрофт на ее дочь, потом на Аллегру, от которой только и жди неприятностей, и на бледную Эдит, супругу Нэпира, и на призрак Бо, который погиб в результате несчастного случая. И который, по мнению живущих в округе, нашел пристанище в этом доме… так или иначе.

Я прислушалась к плеску волн, разбивающихся об утесы, и мысленно представила торчащие из вероломных песков остовы матч.

Через пятнадцать минут, умывшись в туалетной комнате, я распаковала пожитки и уже ждала, когда за мной придут. Я обошла свои покои, рассматривая все в мельчайших подробностях. Ткань, которой были драпированы стены, желтая парча, должно быть, висела здесь много лет, поскольку местами выцвела; арочный альков, половики на выложенном паркетом полу, канделябры на стенах – в них стояли свечи. Потом я подошла к окну, посмотрела на сад, ельник, море. Я пыталась разглядеть мачты тех затонувших кораблей, но не увидела.

Ждать мне оставалось добрых три четверти часа, поэтому я решилась прогуляться в саду. Я была уверена, что в течение часа вернусь в свою комнату.

Я надела пальто и отправилась в прихожую, потом вышла на верхний двор. Прошла под арочным проемом, спустилась по каменным ступеням, и передо мной простерлась терраса, ведущая к лужайкам, вокруг которых были высажены цветы. Как же здесь, должно быть, восхитительно красиво в конце весны – начале лета! Скальные растения теснились группами – белые резухи и голубые обриеты. Сплошное очарование.

Деревьев не было, только приземистые тисы, которые, казалось, росли здесь испокон веков, а вот кустарников оказалось великое множество. В настоящий момент цвели исключительно желтые форзиции. «Совсем как солнышко», – подумала я, но сейчас на дворе было самое начало весны, и я уже представила себе, какое буйство красок ждет меня позже.

Я прохаживалась мимо кустарников, подошла к каменной арке, оплетенной зеленым растением. Прошла под этой аркой и оказалась в огороженном саду – четырехугольном дворике, вымощенном булыжником. Друг напротив друга тут стояли две деревянные скамьи, а между ними лежал небольшой пруд с кувшинками. Зрелище было настолько чарующим, что я уже представила, как прихожу сюда жаркими летними деньками в перерывах между уроками. Я предполагала, что у меня должно быть свободное время, – я уже начала составлять план занятий для девочек и была намерена с каждой ежедневно заниматься музыкой, и все равно мне казалось, что время для отдыха у меня должно быть. Но мне намекнули, что я должна играть еще и для сэра Уильяма. И что это за собой повлечет? Передо мной открывались разного рода возможности: я видела себя в зале, сидящей за инструментом, играющей для… большой аудитории.

Я вышла из обнесенного стеной сада, направилась назад через террасу, мимо массивных подпорок. И когда я подняла голову и посмотрела на эти серые стены с выступающими эркерами и очередными вселяющими ужас горгульями, я подумала: «Как же легко здесь сбиться с пути».

Пытаясь найти обратную дорогу во двор, я очутилась на конюшне. Когда я проходила мимо мостика для посадки на лошадь, которым, должно быть, дамы этого имения пользовались много веков, поскольку камень уже потрескался, из конюшни под уздцы вывел лошадь Нэпир Стейси. Я смутилась оттого, что меня застали прогуливающейся у конюшни, я бы вообще предпочла с ним не встречаться. Но было уже поздно – он меня заметил.