Воздушные корабли стояли справа на надёжной почве.

Бессмертный если и раздумывал, на его лице это не отобразилось. Он развернулся и направился в город.

Примерно через три часа после утренней прогулки, он стал обладателем контрольного пакета акций, через шесть часов, несколько безрассудно крупных ставок и разговора с глазу на глаз, единоличным обладателем дышащей на ладан авиакомпании эконом-класса.

Экс-владельцы покинули собственный офис довольные сделкой. У бессмертного к концу дня не осталось на руках ни малейших средств. Он не торговался сознательно, предчувствуя, как обернётся дело, он даже опасался, что заплатил недопустимо мало.

Акции начали расти без какой-либо причины с самого утра. Бессмертный испытывал везение в казино, а оно уже работало вовсю без дополнительных стимуляций.

Покрыв доставшиеся в наследство долги, бессмертный взял заём, который был отработан в первый месяц грузоперевозок. Молодой человек смотрел на рабочих лошадок критически. Жизнь людей он бы им не доверил. В последующие месяцы бессмертный освоил профессию лётчика, и фонд самолётов был обновлён на четверть. Так, незаметно, бессмертный занял по большему счёту вакантный сектор авиаперевозок. Смертные, естественно, были не в счёт.

Прежде чем приняться за самое неприятное дело, он приобрёл квартиру, зарегистрировав её окольными путями. По сравнению с предыдущей она была велика и пуста, всё так же находясь под крышей.

Со стороны движения бессмертного в секторе внушительных финансов стороннему наблюдателю должны были представиться чем-то великим – ни больше, ни меньше рождение супер-олигарха, из тех что в курфюрсты из навоза. Но дело в том, что…

Это был Рюрик. Светлого бессмертного звали Рюрик. И ловко продуманные операции с наличными, перевозка грузов, казино, обновление авиатранспорта, договорённость с банком, сделка с бывшими владельцами… всё это, как и многое другое … здравомыслящему человеку казались далеко не тем, чем были в глазах упомянутого бессмертного, и вряд ли отвечали олигаршему видению действительности.

Для начала он не относился к происходящему как к чему-то реальному.

Во-вторых, он выглядел взрослым и думать забыл, что формально не является совершеннолетним, решительно расписываясь в контрактах и договорах… что в случае детального разбирательства… да. Это, разумеется, была лишь формальность.

В-третьих, солидный промежуток времени после ухода из маленькой квартирки в двенадцатиэтажке и перед входом в новую квартиру в недавно построенном жилом небоскрёбе в восприятии бессмертного имел свои рамки. Если верить календарю, прошло чуть больше полугода. Если верить ощущениям Рюрика – день.

Потерянность во времени можно было объяснить тем, что за упомянутые полгода Рюрик ни разу не спал. Не умышленно. Просто забыл.

И сейчас, оказавшись в пустой квартире, с высокомерием обозревающей окнами столпившиеся в ногах многоэтажки, Рюрик поражённо закрутил головой, не понимая, как оказался в этом месте.

Он хлопнул себя по груди и бокам, с недоумением разглядывая дорогой серый костюм, лакированные туфли на ногах… Он всё помнил, эти полгода, как ходил на аэродром, как разговаривал с бывшим владельцем флотилии, человеком лет пятидесяти трёх, с непропорционально маленькой по сравнению с упитанным телом головой, для пущего эффекта очень коротко остриженной, с валиком кожи на затылке, потеющего, с крупными порами и четырьмя несбритыми волосками под наметившимся вторым подбородком. Помнил, как ходил подзаработать в казино. Женщину-крупье полнил пёстрый фирменный жилет, она чувствовала себя неуютно в штанах старомодного кроя, тушевалась в его присутствии… Рюрик играл, не зная правил, как всегда, и выиграл… помнил, как словоохотливо его просвещал старый пилот, в быту человек сдержанный, сухой и молчаливый, помнил, как ему по первой просьбе, стоило лишь зайти в аттестационную комиссию, принялись выписывать лётные документы… помнил, крошечную женщину, у которой покупал в типографии пачку трудовых книжек… помнил лак на ногтях женщины, с которой прожил сорок три дня – цвет освежёванной рыбы, поблескивающий, словно влажный, сизо-розовый…

Не помнил, как ночь сменяла день, не помнил, что подтолкнуло его круто изменить жизнь, не помнил, как отправлялся на миссии, не помнил имя женщины с рыбьими ногтями, не помнил, как пришёл в квартиру…

Он крутанулся в другую сторону, словно надеясь, что морок рассеется, но увы.

Рюрик затравленно уставился на стены исподлобья. Теперь уйти было невозможно. Богатая жизнь не отпускает из своих лап за так. Иначе бы она не стала богатой жизнью.

Кое-кто мог его заметить. Тот, кого следует поостеречься.

Рюрик закрыл лицо руками. Задёргавшееся от расстройства сердце, скакнув, обожгло горло. Зов. Не тот, что дёргает через пространство и вываливает на голову нуждающимся. Тот, что заставляет встать на ноги и идти.

Бессмертный посмотрел в окно. Было утро. Была осень. Был только один выход. Укрыться от вездесущей тьмы можно лишь во всеуслышанье заявив, что ты свет.

Рюрик откуда-то это знал.

Тем не менее, добравшись до места, где зов стал запредельно мучительным, бессмертный остановился и сел на бордюр, отделяющий стойкий осенний газон от площади, на которой высилось колоссальное строение. На самом деле он просто в очередной раз пришёл в себя и одновременно в ступор, так как решение явиться сюда противоречило его воле… пусть и было предсказуемо.

– Здравствуй.

Сухощавый старик улыбался, сутуло замерев в шести шагах. Ему должно было быть под восемьдесят, но высокий рост, сверхъестественная модификация внешности и подтянутость не позволяли дать больше семидесяти трёх. Он был во всём чёрном, словно монах. Плащ, не такой уж тёплый для поздней осени, красноречиво висел на выпирающих костлявых плечах. Кроме плаща старик носил седые волосы длиной по плечо, ухоженную бородку и усы. На лице его застыла дружелюбная усмешка, судя по характерным морщинам обитающая там не первый год.

– Здравствуй, – проигнорировав внешнюю разницу возраста, ответил Рюрик.

– Что же ты не поднялся? – старик вопросительно вскинул брови. – Уже одиннадцать. Наследники вот-вот разъедутся.

По-отечески мягкий упрёк выдавал природу старика.

– Не хочу, – без неприязни буркнул Рюрик, опуская взгляд.

– Надо, – убедительно произнёс старик.

Бессмертный снова без энтузиазма глянул на него. Старик был не прост. Ему могло быть больше восьмидесяти. По крайней мере, он не производил отталкивающего впечатления.

– Там тьма, – добавил Рюрик, проверяя его.

– Куда ж без неё, – вздохнул старец, всколыхнув очень светлый и густой ореол вокруг своей тщедушной фигуры.

Рюрик поднялся. Старик, не остерегаясь, повернулся сутулой спиной, неторопливо шагая к огромной шишке на теле города, к его мозгу, его раковой опухоли. Отсюда во все части света шли косноязычные, бессловесные зовы, настойчиво толкающие на выгодные кому-то поступки. Те, кому выгодно, находились поблизости, пили кровь трудовых успехов наций, провоцировали войны и переделы власти, распределяли природные ресурсы, мать их…

Рюрик ненавидел их заочно… старик несколько смущал. Не похож на алчного любителя роскоши.

Но ведь подлинная власть она не бесхитростная падкая на блеск сорока, хватающаяся за самое броское. Власть доподлинная не стремится привлечь внимание и не пускает пыль в глаза… она пристраивается невзрачной пиявкой, посасывая кровь, но не всю, а так чтобы не убить…

У старика был характерный рисунок губ, не столько внешний вид, сколько зафиксированное положение – он привык распоряжаться, командовать и решать за других, господин по рождению, хотя, поговаривают, к генетике господство отношения не имеет. Рюрик сомневался.

Пока шёл за стариком, в голове сохранялась ватная пустота, словно мозги подменили наполнителем для мягких игрушек. Бессмертный послушно шёл следом, словно пол стал зыбким, словно под ногами были сплошные ловушки, словно если наступишь мимо следа умудрённого годами старика – рухнешь во внезапно разверзшийся люк, в кипящую лаву, в вязкую болотистую трясину…