— А ты уже ходила на свидание с принцем? — с интригой в голосе произносит Кристина, слегка наклоняясь вперед.

— Нет, но я близко общаюсь с теми девочками, которые уже успели побывать на свиданиях, — признаюсь я со сдержанной улыбкой.

— Что ж, когда мы последний раз были во Фреденсборге, тебя среди девочек не оказалось. По какой причине ты очутилась в лазарете?

Я нервно сглатываю, стараясь не показывать лишние эмоции.

— Были некие обстоятельства, из-за которых я вынуждена была провести двое суток под наблюдением врачей, — честно отвечаю я, незаметно теребя края гипсовой маски.

— Надеюсь, сейчас с тобой все в порядке? — сочувственно произносит Кристина и когда я утвердительно киваю, она продолжает. — Хорошо, идем дальше. Помнится, на прошлом интервью ты обещала мне рассказать о своей способности определять все истинные мысли человека по его эмоциям и поведению. Где и как ты этому научилась и что этому поспособствовало?

Я решаюсь рассказать все как есть от и до, скрывая лишь одну деталь, которая может вызвать подозрение у публики – причастность и роль Кристиана в этой истории.

— Не буду томить и тянуть время, — начинаю я, на долю секунды опуская взгляд вниз. — Когда мне было около семи лет моя мама познакомилась с мужчиной. Он хорошо ко мне относился, я воспринимала его как родного отца, и мама была счастлива рядом с ним, но счастье наше продолжалось лишь первые два года, — мой голос дрожит и от неприятных воспоминаний на глазах скапливаются слезы, которые я тщетно намереваюсь проморгать, инстинктивно поднимая взгляд вверх. — В определенный момент он потерял работу, связался с какой-то мутной компанией и стал выпивать. Спустя полгода его беспробудных попоек он просто озверел, поначалу стал кидаться на маму, затем и на меня, когда я, будучи девятилетней девочкой, пыталась ее защищать.

Я делаю паузу, чтобы успокоиться и корю себя за то, что порчу такой прекрасный макияж своими бесполезными слезами и воспоминаниями о таком гнусном человеке, который не достоин даже ни единой мысли. Когда я в очередной раз смахиваю слезы, пытаясь сохранить макияж, телеведущая подает мне стакан с водой, который только что принес один из лакеев.

— Весь период с девяти до тринадцати лет я стараюсь стереть из памяти. Меня начинает трясти только при одном упоминании этого времени и ощущения того страха, который я испытывала каждый день, практически каждую минуту, находясь с ним, — мне трудно говорить, голос дрожит, и я стараюсь не смотреть в глаза телеведущей. — В какой-то определённый момент ему снесло крышу, и он начал бить меня по любому поводу на глазах у мамы. Его лицо подавало мне сигналы, которые я научилась читать за считанные секунды. Именно благодаря этому животному сейчас я могу прочесть эмоции абсолютно любого незнакомого человека, каждую морщинку на его лице, каждую полуулыбку, презрение и опасный блеск в глазах. Все эти годы я сбегала из дома и не возвращалась, пока мама не найдет меня на какой-нибудь остановке или очередной скамейке. Мое положение осложняло лишь то, что она работала без выходных, а я приходила из школы и видела его пьяное тело, которое готово было наброситься на меня за малейший проступок.

— Какой ужас, детка, — Кристина ошеломленно прикрывает губы одной рукой, продолжая пускать на меня жалобные взгляды. — Но почему твоя мама не уходила от него?

— Возможно, я чего-то не понимаю в любви, но она очень сильно любила его и всегда говорила мне, что он очень похож на моего биологического отца. Но апогеем ситуации было то, что в очередной раз он напился и начал накидываться на маму из-за того, что она не дает ему последних денег, которые отложила на продукты. Он избивал ее у меня на глазах, а я с криками злости пыталась остановить его, отчего делала только хуже. В этот день маму увезли в больницу с сильными побоями, а за ним приехала полиция, — дрожащей рукой я смахиваю слезу, пытаясь перетерпеть ту боль, от которой разрывает на части. — С того момента я больше не видела его.

Я все еще помню то потерянное и опустошенное чувство, когда карета скорой помощи у меня на глазах увозила избитую мать в бессознательном состоянии, а рядом к соседней полицейской машине вели скрученного отчима, кричащего мне вслед различные ругательства, которые не имеет права слышать в свой адрес ни один ребенок в мире. Но мне было плевать на него, я знала, что после такого я больше не увижу это чудовище. В тот момент мне было страшно и страшно не за себя, страшно за маму. Я не знала, что с ней и через сколько часов, дней или может быть недель я увижу ее.

В тот день за мной приехал Кристиан со своей матерью, которую я знала на тот момент. Они забрали меня к себе и в общей сложности я прожила у них около месяца до полного восстановления мамы. Ближайшие несколько недель полиция не переставала приходить в наш дом, дело отчима было хоть и не такое громкое, но требовало много внимания, времени и сил, в тот момент, когда мы хотели максимально быстро забыть о произошедшем.

У мамы не было денег на психотерапию и именно поэтому я, будучи ребенком, замкнулась в себе и переживала все страхи в своей голове в полном одиночестве. В тот момент, когда я своими глазами видела, как увозят мою мать, я зареклась, что отныне ни один мужчина не посмеет коснуться меня без моего согласия. С того дня между мной и мужским полом была воздвигнута непробиваемая стена, разрушить которую в силах только я сама.

— Боже мой, — девушка сочувственно берет мою руку, слегка сжимая ее. — Хочешь, мы не будем показывать это в эфире?

После очередного стакана воды я более-менее прихожу в себя.

— Я пересилила себя, рассказала тебе историю своей жизни и благодаря кому у меня развилась способность считывать эмоции людей, а показывать это народу или нет решать вам, — честно отвечаю я, глядя в глаза Кристине Мадсен.

Она продолжает бросать сочувственные взгляды в мою сторону, одобрительно кивая в ответ. Я натягиваю улыбку и встаю с кресла, аккуратно поправляя платье. По пути надеваю белую маскарадную маску и мысленно выдыхаю, ведь благодаря ей больше никто не увидит мои заплаканные глаза.

Проходя мимо бесконечных коридоров дворца и отчаянно пытаясь вспомнить расположение нашей комнаты, мой слух отчетливо улавливает разговор двух мужчин на повышенных тонах. Спустя несколько шагов, я начинаю различать некоторые слова, принадлежащие мужчине в возрасте, и невольно замедляю свой шаг посреди длинного коридора. Мимо проносится любопытная молодая горничная с комплектом белья в руках, странно озираясь на меня, она коротко кивает мне и только спустя несколько секунд до меня доходит то, как я выгляжу со стороны, стоя посреди коридора и подслушивая чужие разговоры. Неловко улыбаясь ей вслед, я без надобности дотрагиваюсь до венецианской маски, ускоряя шаг и в какой-то момент улавливаю нотки знакомого напряженного голоса.

— … и я уже выразил свое мнение по этому поводу, — доносятся до меня сердитые нотки в голосе Кристиана.

— … или я закрываю отбор к чертовой матери!.. — звучит в ответ разъяренный голос короля.

— Ты волен делать все, что угодно! — с раздражением проговаривает принц.

В этот момент ручка одной из многочисленных дверей коридора слегка поскрипывает, и я начинаю нервно метаться от дверей к окнам, отчаянно делая вид, что просто прохожу мимо. Поправляя маскарадную маску на лице, я продолжаю идти куда-то вперед по коридору, угадывая, из какой двери выйдет человек, но, когда вижу перед собой разъяренный взгляд Кристиана – невольно замираю на месте. Некоторое время он не замечает меня, продолжая идти вперед, но как только его мимолетный и настороженный взгляд касается моего платья, плавно поднимаясь вверх — напряжение в голубых глазах постепенно спадает, перерастая в легкое удивление.

— Лилибет, — тихо произносят его губы именно в тот момент, когда я разворачиваюсь к нему спиной, чтобы сбежать, но как только слух улавливает его до боли знакомый голос в сочетании с легкой хрипотцой — ноги наотрез отказываются слушать мои команды.