Я прихожу в себя, когда улавливаю отдаленный женский шепот, но тут же одергиваю себя. Наверняка он мне лишь кажется, ведь со всеми событиями, произошедшими со мной за столь короткий срок, я, должно быть, потихоньку схожу с ума.

Мысли мгновенно возвращают меня к жесткой, отрезвляющей реальности, давая ментальную пощечину, и я не сопротивляюсь. Немного поразмыслив, сидя на широких ступенях парадной лестницы, покрытой красной дорожкой, я прихожу в двум выводам.

Первое. У меня есть негласное преимущество между сторонниками короля и повстанцами — никто из них не прикоснется ко мне, ведь я по-прежнему являюсь участницей отбора с одной стороны и сторонницей Адриана в их глазах, с другой стороны. По крайней мере, не должны.

Второе. Мне нужно держаться как можно подальше от первых и вторых, пока ситуация с захватом дворца не прояснится, ведь и те, и другие в любой момент могут узнать о том, что я натворила. Одни меня прикончат на месте, а вторые с силой притащат к ногам Адриана.

И ту и другую ситуацию я априори не могу допустить, ведь не зря же главный предводитель повстанцев выдал мне оружие.

Главной моей целью на данный момент является одно — отыскать участниц отбора, но пока я имею только дрожащие пальцы и…

— Элизабет…

Шепот раздается все ближе.

Я резко подрываюсь с лестницы и выставляю оружие перед собой, нервно оглядываясь вокруг.

Никого.

В голове проносится мысль о том, сколько осталось патронов в магазине пистолета и сколько раз мне ещё удастся выстрелить, защищаясь от потенциальных врагов. Я ведь даже толком не знаю, как обращаться с оружием, и уж тем более разбирать его на части. В любом случае, просто так шмалять в воздух, если вдруг что-то привиделось — не самая лучшая затея. По крайней мере, из-за того, что привлеку к себе лишнее внимание, а, во-вторых, сама не замечу того, как патроны резко закончатся, звонко рассыпаясь у моих ног.

Я испуганно оборачиваюсь на внезапно открывшуюся форточку, сносящуюся порывом осеннего ветра, она резко дергается в сторону, ударяясь об соседнее окно. Некоторое время я наблюдаю, как французские шелковые шторы нервно колышутся, извиваясь словно змея перед своей добычей и осознаю, что превращаюсь в настоящего параноика.

— Эли…

В этот раз голос раздается откуда-то сверху, и я направляю хмурый взгляд на второй этаж, но со ступенек лестницы никого не обнаруживаю. Находясь между первым и вторым этажом на парадной лестнице дворца, я трясу головой, убеждая себя, что потихоньку слетаю с катушек.

— Эли… за… бет…

Женский голос словно проникает в голову, путается в волосах и нагло лезет под ногти, растворяясь в крови. Еще несколько отчаянных минут мне кажется, что он будет преследовать меня целую вечность до тех пор, пока я не сойду с ума в специально отведенном учреждении. Словно в подтверждении моих мыслей, сознание выбрасывает меня в воспоминания о первых часах, проведенных во дворце…

— И будьте снисходительны к этому воистину великолепному памятнику архитектуры, —предупреждает наставница. — Ходят слухи, что он не принимает людей, которые хотят всяческим образом навредить королевской семье или общаются с монаршими особами лишь в корыстных целях. Поговаривают, что такие люди, находясь здесь, либо с ужасом сбегают отсюда уже на следующий день, либо продолжают сходить с ума в стенах этого дворца.

— Значит, слухи о принцессе Иззи – это вовсе не слухи? — удивляется Марта, с интересом подбегая чуть ближе к Каролайн.

— Что за принцесса Иззи? — недоумевает Амели, пугливо оглядывая коридор.

— Говорят вещам, что творятся в Амалиенборге на протяжении нескольких столетий есть паранормальное объяснение, — низким голосом сообщает Марта, поглядывая на Амели. — Примерно сто пятьдесят лет назад в очередном отборе, который проходил в этом дворце, участвовала девушка по имени Изабелла, которая через несколько часов после окончания отбора повесилась в своей комнате, когда узнала, что избранницей принца стала другая девушка. Она любила его больше жизни, поэтому предпочла лишить жизни себя, чем жить без него…

Спустя некоторое время меня одолевает жутчайшая злость, я трясу головой, чтобы избавиться от воспоминаний о глупых байках и решительно поднимаюсь по лестнице на второй этаж.

Нервно оглядываясь по сторонам, я лоб в лоб встречаюсь с звенящей тишиной, улавливая тихий шепот, доносящийся уже с третьего этажа. Продолжая удерживать оружие прямо перед собой, я поднимаюсь на третий этаж дворца, с каждым шагом все ближе и ближе улавливая женский голос, проходя вдоль бесконечных позолоченных дверей.

Позади вновь раздается знакомый звук отворяемой форточки с пронизывающим ветром, и я резко замираю на месте, цепенея от ужаса. По ногам кубарем проносится ледяной воздух, и я всем своим нутром ощущаю, как в жилах застывает кровь, а затылок покрывается неприятными мурашками.

— Помоги…

Женский голос, внезапно раздающийся где-то нам мои ухом, заставляет меня резко развернуться назад, в страхе наставляя оружие на невидимого противника.

— Кто здесь?! — испуганно выкрикиваю я в воздух, размахивая пистолетом в разные стороны.

Если еще несколько минут назад я убеждала себя в том, что схожу с ума, то прямо сейчас могу торжественно заявить о том, что рассудок без суда и следствия покидает мое тело.

Одна из дверей позади меня со скрипом медленно отворяется, и я с застывшим ужасом на лице разворачиваюсь обратно, наставляя оружие на полную женщину средних лет. Ее бледное лицо прямо сейчас — полное отображение моих собственных эмоций: страх на грани животного ужаса, вперемешку с твердой решимостью покончить с опасностью раз и навсегда.

Пару минут мы продолжаем с недоумением на лице оглядывать друг друга. Тяжело дыша, я опускаю пистолет, осознавая, что эта женщина явно не собирается нападать на меня. Женские стоны боли, доносящиеся из глубины покоев, приводят меня в чувство, и против воли я заглядываю вовнутрь, после чего женщина перекрывает мне весь взор своим тучным телом.

— Вы меня звали?.. — неуверенно произношу я.

— Мы звали пару горничных, а не бывшую участницу отбора с оружием, — надменно проговаривает она, оглядывая меня высокомерным взглядом с ног до головы.

— Дворец захвачен, половина дворцового персонала либо сбежали, либо перешли на сторону повстанцев, — сообщаю я, твердо глядя ей в глаза, ощущая, как бешеная пульсация в шее постепенно спадает.

На ее лбу скапливаются несколько морщинок, покрытые прозрачным потом. Пару секунд она глядит на меня недоуменным взглядом, промачивая выступающий пот белоснежным носовым платочком. И я замечаю, как на ее тучное тело накинут массивный коричневый халат с вихревыми золотистыми узорами, сквозь который торчит белоснежная ночная сорочка.

— Мама, мне больно! — раздается отчаянный крик из комнаты. Девушка стонет, начиная часто и ритмично дышать через рот, словно находясь на силовой тренировке. — Позови уже хоть кого-нибудь!

— Не ной, Беатрис! — резко бросает она в сторону девушки и ее невозмутимый взгляд тут же возвращается ко мне. — Моя дочь рожает. Мы вызывали скорую еще полчаса назад, но она не может пробраться к нам, а слуг мы не может найти еще с раннего утра.

— Мама-а-а, — девушка рычит от боли, учащенно дыша. 

Я не вижу ее, но буквально всем нутром ощущаю, как ее тело разрывает на части.

— Я… я могу привести сюда врачей или ммм… найти хотя бы кого-нибудь, кто остался из слуг, — мямлю я, пытаясь перекричать стоны девушки.

— Ты меня слышала?! — тут же следует упрек от женщины. — Врачи не могут даже заехать на площадь из-за этой толпы и конвоев полиции! Кареты скорой помощи находятся за три квартала от нас!

— Но что вы от меня хотите?! — взрываюсь я, бесцеремонно отталкивая женщину в бок и прохожу вовнутрь спальни, когда рев Беатрис начинает приобретать животные нотки.

— Да как ты смеешь?! — раздается позади возмущенный голос тучной женщины.

Я застаю роженицу в странном положении: она упирается коленями об пол, а руками держится за спинку кровати, пытаясь выгибать спину настолько, насколько это возможно в ее положении. Ее серая легкая сорочка запачкана каплями свежей крови, а влажные распущенные волосы русого оттенка прилипают ко лбу, едва застилая глаза.