Heidmann вскинул голову и огляделся. Он был один. Жуткий незнакомец исчез так же тихо, как и пришел.

  На короткое время он очень серьезно подумал о возможности того, что впал в кому и поддался странной лихорадочной фантазии, но тут же отогнал эту мысль. Даже если бы это было так, у него не было бы возможности прояснить себя, и, несмотря на все это, происходящее было настолько реальным, насколько это могло быть; Более того - как будто впервые в жизни он почувствовал, что означает реальность, и, наоборот, все, что он испытал до сих пор, было лишь частью гораздо большего, более сложного целого, которое он мог не уловить даже сейчас не мог, а теперь впервые догадался. Это должно быть похоже на человека, который воскрес из мертвых. Он слышал, что люди, проснувшиеся после клинической смерти, развивают совершенно иное отношение к жизни, но он не верил, что это так.

  Даже не замечая движения, он окончательно сел и спустил ноги с обтянутой кожей кушетки. И только когда его ноги коснулись металлического пола машины, он понял, какое чудо представляет собой это движение, которое на самом деле было таким естественным. Даже потому, что минуту назад для него это было бы совершенно невозможно. Внезапно его охватил великий, почти всемогущий трепет перед самой жизнью. Впервые в своей жизни он осознал, насколько огромным было это чудо, которое он раньше считал само собой разумеющимся, и какая невообразимая сила, должно быть, была необходима для его создания. это из ничего.

  Впервые в жизни Хайдманн почувствовал, что есть Бог.

  Он встал, перегнулся через две ступеньки к двери и вышел из машины. Холод, тьма и ледяной ветер охватили его, но хотя все его тело сразу начало дрожать, а его собственное дыхание образовало серое облако перед его лицом, улыбка расплылась по его чертам. Он не страдал от холода или пронизывающего ветра, но наслаждался каждым из этих чувств с беспрецедентной глубиной, поскольку они тоже были частью могущественного чуда, которое он теперь осознавал.

  Кто-то что-то крикнул. Хайдманн обернулся и увидел фигуру в ярко-красной куртке, спешащую к нему, яростно жестикулируя руками. Это был доктор. Казалось, он не узнал его или подумал, что он Кеннили или один из его людей, потому что выражение почти святого гнева распространилось по его лицу. Он рванулся вверх, сгорбившись от гнева, и остановился так внезапно, как если бы натолкнулся на невидимое препятствие. Выражение такого странного недоумения распространилось по его лицу, что Хайдманн не смог удержаться от улыбки. «Что ...?» - пробормотал он. Его глаза расширились. "Но ... но это ..."

  «Не волнуйтесь, - сказал Хайдманн с улыбкой. «Все в порядке», - с этими словами он повернулся и медленно исчез в ночи. Никто не пытался его остановить.

  С тех пор, как она непроизвольно перешла в другую комнату, прошло не более пяти минут, но Бреннер чувствовал, что пройдут часы. Они больше не разговаривали. Если Салид говорил правду о секретном военном агенте, то у людей, ожидавших там, была еще одна причина убедиться, что они не могут ни с кем поговорить.

  И все же ее ситуация показалась ему почти абсурдной. Он даже не знал, в каком они городе, но это был город. Город тысяч, может быть, десятков тысяч человек. Вы не могли просто начать здесь войну только для того, чтобы убить хотя бы одного человека. И в то же время эта чудовищная идея была единственной надеждой Бреннера. Независимо от того, какой силой обладали эти люди, сколько у них было оружия и насколько они были решительны, они не могли продержать эту осаду вечно. С каждой секундой, в течение которой они не пытались штурмовать дом раз и навсегда - или без лишних слов, Бреннер даже больше не исключал этого - их шансы на то, что кто-то придет и положит конец всему преследованию, увеличивались.

  Салид встал и подошел к окну, чтобы выглянуть. Он делал это по крайней мере так же часто, как Бреннер за последние пять минут. Как и он, он, вероятно, не видел там внизу ничего, кроме черных теней обнесенного стеной внутреннего двора, на который выходило окно.

  «Я не понимаю, где они», - сказал Йоханнес. «Вы могли бы быть здесь давным-давно. «

  «Вы скоро будете там», - сказал Салид, не отворачиваясь от окна. «Не волнуйся», - он тихо, не очень юмористически рассмеялся. «Когда он начнется, оставайся рядом со мной. Неважно, что происходит или что я делаю ».« А что ты хочешь делать? »- спросил Йоханнес.

  Он не впервые задавал этот вопрос, но даже сейчас ответа не было. Салид просто отвернулся от окна, посмотрел сначала на Бреннера на мгновение, затем на Йоханнеса еще на мгновение, а затем скривил губы в том, что он мог подумать, было уверенной улыбкой. Йоханнес не стал повторять свой вопрос, но, по крайней мере, Бреннер был уверен, что у Салида не было плана. Они оказались в ловушке. Возможно, Салид просто поверил своей удаче; возможно, это всегда был его способ никогда не иметь плана, но всегда действовать исходя из ситуации. Если бы он был наедине с палестинцем, он бы задал родственный вопрос, но присутствие Джона остановило его. В каком-то смысле поведение Йоханнеса было для него даже более загадочным, чем поведение Салида. Раньше, когда они фактически и немедленно находились в опасности, Йоханнес отреагировал так четко и хорошо, как будто он был самым опытным из них; теперь он вел себя так, как будто хотел изо всех сил доказать стереотип неземного, кроткого - и немного трусливого - священнослужителя.

  Незначительный шорох заставил его посмотреть. Звук был не очень понятно, и ему было трудно сказать, какой путь он идет, но он остановился. И он был не только один, чтобы услышать его. Salid тоже наклонил голову и прислушался, но через несколько мгновений пожал плечами и повернулся к окну.

  «Что это?» - удивленно спросил Иоганнес.