Но она отомстит ему.

  Лиз снова хихикнула. Она знала, что была пьяна и увидела бы немного прохладнее, когда алкоголь утихнет. Но совсем немного. Война была неизбежна, и она будет долгой и очень тяжелой. Но у нее были хорошие шансы на победу.

  И она уже умела.

  Она уже была на полпути к двери, но теперь снова остановилась, через мгновение вернулась к бару и не налила себе еще один стакан - на этот раз, правда, нормального размера. Она, должно быть, была более пьяна, чем думала, потому что налила на ковер гораздо больше виски, чем в свой стакан. Ее руки дрожали, а правая рука, неуклюже обернутая кухонным полотенцем, была дополнительным препятствием.

  Она очень осторожно поставила бутылку, закрыла стойку и подошла к окну. Было очень тихо. Проигрыватель был еще дальше и лед в бокале тихо звякнул, и все же это было тихо; жутким образом, который трудно описать словами. Это было ... вышло там, где оно распространилось. И все же - она ​​больше не боялась. При этом она очень ясно почувствовала, что здесь что-то не так.

  Возможно, это было просто потому, что теперь она узнала своего настоящего противника. Возможно, Олсберг был всего лишь орудием этой ВЕЩИ в озере, но она просто знала, что должна победить его, если когда-нибудь захочет, чтобы ее оставили в покое. С ее возвращением сюда что-то произошло: ее борьба вступила в другую фазу, приобрела другое, гораздо более прямое качество - она ​​больше не сражалась против бестелесных призраков, а против очень реального противника. И почему-то она почувствовала, что у нее нет другого выбора.

  Если она и Стефан хотели жить здесь и быть счастливыми, то ей пришлось пережить эту ссору. Олсберг бросил перчатку ей в лицо, когда вытащил Питера во двор, и теперь ей предстояло уклониться или дать ответный удар. Возможно, Питер и его дочь использовали ее, но когда они это сделали, это было только к лучшему для них обоих.

  По крайней мере, она говорила себе это изо всех сил.

  Но это оставалось, каким бы удивительным она ни казалась ей: она больше не боялась, и отнюдь не алкоголь сделал ее храброй. Теперь, когда она так безоговорочно узнала своего врага, она, напротив, почувствовала себя почти непобедимой, паника последних дней сменилась чувством силы и превосходства, граничащим с эйфорией.

  Она отдернула занавеску и посмотрела в окно. Конечно, отсюда она не могла видеть дом слуг - он находился с другой стороны двора, - но некоторые вздымающиеся тени и незнакомец, которого она почувствовала, все еще были там, она могла видеть лес, как черный стена там лежала. Ночь окружала двор кулаком теней, но в отличие от прежнего, это был кулак защиты . Мысль о том, что она когда-то боялась того леса, внезапно показалась ей нелепой. Возможно , был этот лес , и этот дом как - то очарованы, но они были явно на их стороне - пьяно , как она была, она была удивлена , что она не поняла это уже вчера утром; самое позднее, когда она встретила здесь Ольсберга. Опасностью, врагом, против которого Дом призвал их на помощь, был он. А если общий враг не сделал их союзниками, что тогда? Лиз улыбнулась, когда поняла, что начала думать об этом доме как о живом существе. Она отпила свой стакан, громко вздохнула и осторожно положила его в руку. Постепенно она действительно достаточно напилась. На самом деле, многовато.

  Когда она вернулась в спальню, она была в очень хорошем настроении.

  23

  На следующее утро Питер тоже избегал их. Его место за столом для завтрака, которое она накрыла для него, было пустым, и Стефан только ответил на ее вопрос, пожав плечами, и что-то пробормотало ему в бороду. Он был сварлив и в плохом настроении, как и почти каждое утро, и не особо сердился на Лиз, когда встал всего через десять минут и поплелся в свою комнату. Иногда быть замужем за утренним ворчуном было немного стрессом.

  Однако в тот день ей было приятнее не разговаривать с ним. У нее было очень твердое чувство, что Стефан был бы кем угодно, но не согласился бы, если бы знал ее план, независимо от того, что он сам сказал вчера. И у нее было почти столь же твердое чувство, что, может быть, было бы лучше подождать еще день, прежде чем осознать это - она ​​была переутомлена, взволнована и с похмелья, в общем, не особенно хорошая основа для контратаки.

  Но она также точно знала, что, вероятно, она бы вообще этого не сделала, если бы не сегодня.

  Она подождала, пока не убедится, что Стефан добрался до своего кабинета и не выйдет в ближайшие несколько часов, затем налила остаток холодного кофе, прошла в гостиную и вынула из ящика гамбургский телефонный справочник.

  Через три четверти часа, четыре телефонных звонка и полпачки сигарет, она вышла из дома и пошла в сарай искать Питера. Как всегда, когда она не сказала ему ничего более важного, он занялся старым трактором. Было легко увидеть, что он наслаждался изъеденной ржавчиной машиной. Возможно, потому, что это был первый раз, когда ему позволили что-то делать самому, подумала Лиз, только для себя, и никто не говорил ему, что делать.

  Ей пришлось очень коротко улыбнуться. Питера не было дома неделю, но она уже думала о нем так естественно, как если бы он был здесь целую вечность. Хороший знак.