«Болдвинн?» - пожал я плечами. «Я не думаю, что он мне нравится», - честно ответил я. «Но, по крайней мере, это избавляет нас от необходимости ночевать на улице».

Ховард нахмурился. «Может, так будет лучше», - пробормотал он. Слова казались больше предназначенными для него самого, чем для меня, но я все равно ответил на них.

“Вы ему не доверяете?”

«Доверие…» - вздохнул Ховард. «Я, наверное, вижу призраков», - сказал он. “Но раньше казалось странным , что он появляется только сейчас. В конце концов, мы не встречались с душой почти два часа. Его предложение о помощи пришло довольно быстро “.

«Я всегда думал, что англичане особенно отзывчивые люди».

Ховард тихо рассмеялся. «Каждый готов помочь, если у него есть причины», - неоднозначно ответил он. «Но вы, наверное, правы - мы должны радоваться, что нам действительно не нужно спать на улице».

“И как это будет продолжаться?”

Ховард помолчал. «Это маленькое несчастье не меняет нашего плана», - сказал он наконец. «Я телеграфировал друзьям из Дернесса, что мы приедем. Вы допустите определенную задержку “.

Звук копыт изменился. Карета начала раскачиваться сильнее и, наконец, легла на бок, как корабль в открытом море. Сильный удар ударил по едва подрессоренным осям и потряс нас с Ховардом, когда Роулф вел машину за нашим проводником по узкой лесной тропинке с глубокими выбоинами и канавами.

В остальном разговор стал невозможным. У нас с Ховардом были заняты руки, чтобы их не сбросили с сидений или не ударяли головой о потолок, когда на машину ударилась еще одна неровность, и я серьезно ожидал, что ось сломается или карета перевернется. Я попытался выглянуть в окно, но все, что я мог видеть, было чернотой, лишь несколько теней то и дело исчезали. Дорожка была настолько узкой, что по обеим сторонам кареты царапали заросли и ветви, и в таком состоянии, как будто она не использовалась в течение многих лет.

Я полагал, что мы были примерно в полумиле вглубь леса под прямым углом к ​​нашему предыдущему курсу, когда наконец прекратились раскачивания и неровности, и карета остановилась с одним последним, ужасающим грохотом. Ховард поднялся, поморщившись, и наклонился, чтобы посмотреть в окно, и я сделал то же самое с другой стороны.

Машина остановилась перед огромными коваными воротами. Болдвинн выбрался из седла и занялся замком. Он открыл только одно крыло, но его было более чем достаточно, чтобы пропустить вагон. Петли скрипели, как будто их не смазывали целое поколение.

Мы поехали дальше. Гравий теперь хрустел под колесами кареты, и сгорбленные тени, окаймлявшие дорогу, принадлежали огромному, но полностью заросшему парку, окружавшему дом Болдвинна. Путь и ворота не казались единственными, чем пренебрегали. Но я не имел права судить об этом. Я позволил себе снова опуститься.

Нас уже не так сильно трясло, пока Роулф вел карету по пологой дорожке к дому. Я слышал, как он обменялся несколькими словами с Болдвинном, затем машина снова остановилась. Огромная темная тень заполнила окно со стороны Ховарда.

Когда мы вышли, нас ударил холодный ветер, а из ближайшего леса доносилась странная смесь запаха сырости, свежей зелени и … да - и чего? Я не мог придумать подходящего сравнения, но пахло … странно. Воздух казался затхлым и затхлым, хотя это было невозможно; Я чувствовал себя как в комнате, окна которой не открывались слишком долго.

Затем мой взгляд упал на дом и забыл о запахе.

Это было огромно. Могучий, мрачный и грозный, как грозовая туча, омрачившая горизонт; особняк в позднем викторианском стиле, который когда-то был грандиозным и, должно быть, принадлежал дворянину или королю. Мощные полированные колонны обрамляли широкую белую мраморную лестницу, а окна, все из которых были зарешечены, были украшены драгоценной штукатуркой. По бокам входной двери стояли два огромных каменных льва, а прямо над входом была надпись, которую я не мог разобрать в темноте.

Но дом был не только огромным, но и старым. Решетки на окнах заржавели; дождь смыл уродливые коричневые полосы на кирпичной кладке внизу. Стены были потрескавшимися, штукатурка кое-где отслаивалась, и ее не заменил или заменил только любитель, а кусок размером с голову выломался из одной из мраморных колонн и раскололся на лестнице. Его фрагменты все еще лежали на сломанных ступенях, где они упали.

“Мистер Филлипс?”

Голос Болдвинна вырвал меня из размышлений. Я вздрогнул, секунду посмотрел на него почти виновато и быстро улыбнулся, увидев его манящий жест руки.

«Если ты хочешь пойти за мной в дом», - сухо сказал он. «Я приготовлю для вас небольшую закуску. Вы, должно быть, голодны “.

«Наш багаж …» - начал Говард, но его тут же прервал Болдвинн:

«Об этом позаботится моя экономка», - сказал он. «Ваш водитель, должно быть, устал так же, как и вы. Осторожно покиньте машину. С вашей собственностью ничего не случится “.

Его слова рассердили меня, но Ховард сделал быстрый предупреждающий жест рукой, и я проглотил резкий ответ, который был на кончике моего языка. Мы молча последовали за Болдвинном вверх по лестнице.

Дверь открылась незадолго до того, как мы добрались туда. Полоса желтого мерцающего света упала на лестницу, затем под проемом появилась согнувшаяся фигура и посмотрела на Болдвинна и нас. Болдвинн нетерпеливо махнул рукой; мужчина поспешно отступил назад и в то же время открыл дверь пошире, чтобы мы могли войти.

Это зрелище удивило всех нас троих. После запущенного состояния парка и дома не только я ожидал здесь чего-то похожего, но и произошло обратное: за входом был огромный зал, почти полностью сделанный из белоснежного мрамора. Люстра размером не менее пяти ярдов свисала с потолка на цепочке толщиной в руку, заливая комнату мягким желтым светом, а пол был таким чистым, что наши фигуры отражались на нем искаженными тенями. Зал был почти пуст; единственным предметом мебели был огромный драгоценный комод, над которым висело огромное хрустальное зеркало в золотой раме. На противоположной стороне зала изогнутая лестница, покрытая роскошными коврами, вела в галерею, от которой отходили многочисленные двери. Было приятно тепло, хотя огня нигде не было.

«Ну что, мистер Филлипс?» - спросил Болдвинн. «Доволен?» Прошла секунда, прежде чем я понял, что его слова были адресованы мне. Я вздрогнул, полуобернулся и смущенно посмотрел на него. На его губах заиграла тонкая насмешливая улыбка. Он, должно быть, правильно истолковал взгляд, которым я огляделся. “Я … прошу прощения”, - пробормотал я. «Я …» Болдвинн махнул рукой и закрыл за собой дверь. «Вы не должны чувствовать себя неудобно, мистер Филлипс», - спокойно сказал он. «Я привык к этому, понимаете? Любой, кто знает мой дом только снаружи, удивляется, когда они входят. - Его улыбка стала немного шире, но не более сочувственной. «У меня нет ни ресурсов, ни персонала, чтобы содержать парк в порядке, - сказал он, - но я всегда нахожу удовлетворение, видя лица моих посетителей, когда они входят».

С каждой секундой я чувствовал себя все более неуютно. Болдвинн, по сути, был честным, но есть какая-то честность, опять же грубая.

«Ясно, - продолжил он, - я вас смущаю, так что давайте сменим тему. Кэррадин - приготовьте закуску на четверых. И быстро, пожалуйста. “

Эти слова предназначались для человека, открывшего нас, маленького сморщенного человечка, который все время стоял в тишине с опущенной головой и краем глаза поглядывал на нас с Ховардом. Раньше, когда я видел только его тень, он показался мне странным; теперь, когда я увидел его при ярком свете, его внешний вид меня почти испугал.

Сначала я подумал, что он горбатый, но это было неправдой. Его левое плечо опущено ниже и под другим углом, чем правое, а шея странно наклонена набок, как будто он не может держать голову прямо. Его левая рука была согнута внутрь, пальцы скручены в бесполезный жесткий коготь, а его правая нога и ступня выглядели так, как будто кости в какой-то момент сломались и срослись вместе под неправильным углом. Его лицо было кошмаром: вмятины и кривые, как восковая маска, которую кто-то сжал; его рот искривился так, что он постоянно пускал слюни - не в силах ничего с этим поделать - его левый глаз слеп и закрылся. Калека.