«Этот камень защищает своего владельца от шогготов и других низших духов, которые могут вызвать их в воображении, но он действует примерно так же, как мухобойка против одного из ВЕЛИКИХ СТАРИКОВ» , - сказал Ховард.

Сбитый с толку, я повернул крохотную штуку в пальцах. Это был камень размером с шесть пенсов в форме пятиконечной луковичной звезды. Его поверхность выглядела гладкой, как металл, но казалась пористой и изъеденной. И он, казалось, жил странным образом . Я нехотя вернул ему камень.

«Судя по тому, что сказал мне мой отец, - сказал я, - Йог-Сотот свободен после того, как сделал то, к чему его вынудили ведьмы Жребия Иерусалима. Он должен был уничтожить моего отца, что он и сделал ».

Ховард кивнул. “Это верно. Но он - сила негатива, Роберт. Злая, глубоко злая вещь, которая существует только для того, чтобы убивать и разрушать. Он и другие ». Это был второй раз, когда он предположил, что кроме Йог-Сотота есть еще ВЕЛИКИЕ СТАРИИ, но на этот раз я снова не стал вдаваться в подробности . От одной мысли о том огромном змееруком существе, которое я видел в море, меня чуть не тошнило.

«Как и Салемские ведьмы, они - силы тьмы», - продолжил Ховард. «И силы тьмы работают вместе, даже если им это не нужно. Они больше не могут заставить Йог-Сотота убить тебя, Роберт. Но он все равно сделает это, если сможет ».

Его слова показались мне немного театральными, но я промолчал и просто посмотрел на него.

Ховард задержал мой взгляд на мгновение, затем покачал головой и резко сменил тему. «Ты устал, Роберт, и я тоже», - сказал он. «Осталось еще три часа до доктора. Приходит Грей. Давайте полежим и поспим немного. Роулф разбудит нас, когда придет время “.

У меня все еще оставалась тысяча вопросов, но я чувствовал, что Ховард не хочет продолжать. И он тоже был прав. Я обманул свое тело, вырвавшись из ночного сна, и теперь оно начало требовать того, на что оно имеет право, с силой. И, может быть, было бы лучше, если бы у меня была ясная голова, когда пришел адвокат.

Я встал, поставил чашку на камин и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова, в то время как Ховард в своей неистовой, избитой манере начал прибирать свой стол и, по крайней мере, наводить порядок в своих записях.

Когда я поднялся наверх, в доме было странно тихо. Изношенная лестница громко скрипнула под моим весом, но это был единственный звук, который я слышал. В пансионе было в общей сложности одиннадцать комнат, фактически одиннадцать квартир, каждая с отдельной спальней и гостиной, а также крошечной нишей для туалета и ванной комнаты; роскоши, которую меньше всего можно было ожидать от такой обшарпанной лачуги, но, за исключением Ховарда, Роулфа, Присциллы и меня, она была пуста. Я всегда считал, что пустые дома подобны мертвым; они были подобны телам, из которых вышла жизнь. И этот дом был именно таким. Он был мертв, огромный каменный труп.

Я улыбнулся своим мыслям. Возможно, это была усталость, которая заставила меня задуматься так странно. Я быстро поднялся по последним ступеням, поспешил в свою комнату, вошел - и остановился в удивлении.

Комната больше не была пустой. Присцилла сидела в кресле под окном, листая книгу, которую, должно быть, нашла, и подняла глаза, когда услышала мои шаги. Должно быть, она меня ждала.

Сбитый с толку, я закрыл дверь, сделал несколько шагов к ней и остановился. «Присцилла», - удивился я. “Вы не спите?”

Я, наверное, говорил ерунду, но Присцилла с улыбкой передала мои слова, отложила книгу и подошла ко мне.

«Я ждала тебя, Роберт», - сказала она, и то, как она это сказала, заставило меня сесть и обратить на это внимание. Голос ее звучал иначе, чем обычно, не сильно, но слышно. Бывают ситуации, когда женский голос говорит больше, чем формируемые слова. Очень специфические ситуации.

Она остановилась прямо передо мной, посмотрела на меня своими большими темными глазами и обняла меня за шею. «Роберт», - пробормотала она.

Я поднял руку, как будто хотел освободить ее руки от себя, но не закончил движение, наоборот, обнял ее за талию и прижал к себе еще крепче. Меня охватило странное ощущение тепла. Волнение, но более того. У меня было много женщин в Нью-Йорке, но это были мимолетные отношения без настоящих чувств, что-то чисто физическое. С Присциллой все было иначе. Во мне было чувство привязанности и нежности, когда я был с Присциллой, которая была мне совершенно чужда. И поэтому что-то во мне сопротивлялось ее объятиям, как ни абсурдно это меня поразило.

«Ты долго был внизу», - прошептала она. Ее голос был мягким, соблазнительным, и я чувствовал мягкий запах ее волос. Мне было трудно ясно мыслить.

«Я … разговаривал с Говардом …» - с трудом сказал я. Руки Присциллы пощекотали мне шею. Она прижалась ко мне ближе, и я почувствовал, как ее тело светится сквозь ткань нашей одежды.

«Как долго мы собираемся здесь оставаться?» - спросила она.

«Как долго?» - смущенно повторил я. «Мы только что приехали, Присцилла».

«Я не хочу здесь оставаться, - сказала Присцилла. Ее дыхание было в моем ухе, и теперь она просто шептала. Ее губы очень нежно коснулись моей шеи. Я вздрогнул. «Пойдемте, Роберт. Мне не нравится этот дом. И мне не нравится Говард “.

«Он хороший парень», - сказал я. “И он -”

«Он меня ненавидит, - сказала Присцилла. “Давай выбираться отсюда. Прямо сейчас.”

Мне потребовались бесконечные усилия, чтобы освободить ее руки от моей шеи и отвести их немного подальше от меня. «Это чепуха, дорогая, - сказал я. Что-то было не так с ее глазами. Мне было невозможно оторвать от них глаз. Мне казалось, что я падаю в пропасть. Мои мысли начали путаться все больше и больше. Что со мной случилось «Ховард просто волнуется, вот и все», - продолжил я. Мой голос казался вялым. Мне приходилось заставлять себя подбирать каждое слово.

Присцилла на мгновение посмотрела на меня. Затем она полностью освободилась от моих рук и отступила на шаг, но не отпускала мою руку. Осторожно, но очень твердо, она потянула меня за собой и попятилась к широкой, только что заправленной кровати.

Я не мог сопротивляться. Присцилла снова откинулась на кровати, потянула меня за собой и снова прижалась ко мне.

Еще раз я попытался сохранить хоть какое-то чувство разума и оттолкнуть его от себя. «Не…» - прошептал я. «Это … это не работает. Нам не разрешено это делать ».

«Ерунда», - сказала Присцилла. Ее тело прижалось ко мне ближе. Казалось, мои нервы взорвались. «Я люблю тебя, и ты любишь меня», - прошептала она. «Что это должно быть запрещено? И ты хочешь этого так же сильно, как и я “.

Я хотел поспорить, но не мог. Мое ясное мышление погасло, оно погрузилось в настоящий бред чувств, в котором больше не было места логике или разуму. Присцилла снова вырвалась из моих рук, ловким движением схватила ее за шею и расстегнула платье. Сильным рывком она натянула его на голову и небрежно бросила за собой. Под ней ничего не было.

Я смотрел на нее почти минуту, а Присцилла сидела неподвижно, как будто давая мне возможность внимательно ее рассмотреть. И я сделал это, не стесняясь и не смущаясь, не имея возможности думать ни о чем, кроме того, насколько она красива .

Ее фигура была стройной и ровной, но я это знал. Чего я не знал, так это того, как именно она соответствовала образу женщины в моем сне. Каждый дюйм ее тела был идеальным, без малейшего изъяна. Как будто это было сделано специально для меня.

Присцилла наклонилась вперед, положила руки мне слева и справа и приблизила свое лицо к моему. Ее длинные густые волосы падали вуалью на мое лицо; ее груди коснулись моего тела, и это прикосновение навсегда зажгло меня. Я встал на дыбы, схватил ее с почти болезненной силой и прижал к себе. Низкий похотливый стон сорвался с ее губ. Ее руки умело бродили по моему телу и начали расстегивать мою рубашку.

«Возьми меня», - прошептала она. «Я твой, Роберт. Делай со мной, что хочешь “.

Казалось, по комнате мелькала тень.

Где-то позади Присциллы что-то двигалось, может, в поезде хлопала занавеска, может, что-то еще. Мне было все равно. Я не хотел знать. Все, что я хотел, это она. Никогда раньше в жизни я не чувствовал такого почти болезненного возбуждения. Я прижал ее к себе, взял ее лицо руками и поцеловал так сильно, что мои губы горели. Дыхание Присциллы участилось. Ее кожа сияла.