Mike Lebedev
Немножко Северной рабоче-окраинной лирики
Короткое поясняющее предисловие
Совершали как-то летом всей семьей увеселительную прогулку по Москве-реке, под самый финал уже проходили под Новоарбатским мостом. И тут старший сынок, будучи уже мальчиком взрослым и разумным и, надо понимать, насмотревшись какой-то информационно-познавательной телепередачи – задал хороший вопрос:
– Пап, а вот это тот самый Белый Дом, по которому из танков стреляли? И что, прямо по-настоящему?
– Да, сынок! Ну то есть – снаряды вроде как не совсем боевые были, но стреляли ими – вполне по-настоящему. И как раз отсюда, да, вот с этого самого моста, вот оттуда заходили, и – прямой наводкой.
– А зачем?
– Хороший вопрос, малыш. Но это долгая история. Мы, кстати, с твоим будущим папой крестным здесь практически накануне были. Но не в тот самый день. А в тот день, вернее, в ночь, когда за два года до того Белый Дом этот самый защищали (но от других, от тех, которые потом сами обороняли… в общем, всё сложно), то мы, значит, с папашкой твоим крестным героическим – вот это точно были здесь, вот посмотри в ту сторону…
И вдруг:
– Пап, а ты что – это всё помнишь?!
– В смысле? Ну а как не помнить, если это всё на наших глазах происходило, нам уж по двадцать лет было! Тут уж наоборот, многое забываешь, в нашем-то возрасте…
– А я думал – это было так давно…
Ну не вчера, да. И тут вдруг дошло очевидное: для наших детей и штурм (штурмы) Белого Дома, и, скажем, татаро-монгольское иго – события по времени практически равноудаленные. Потому что это было – ДАВНО.
Или вот другой характерный пример. Тут, значит, болельщики одного популярного московского клуба сильно пригорюнились от того факта, что руководство определило под снос их старый ледовый дворец. Как физически и морально устаревший.
Оставим в стороне градостроительную и коррупционную составляющие процесса сноса спортсооружения. Казалось бы, нам, болельщикам совершенно другой московской команды – нам-то какое дело, пусть крушат и ломают.
Ан нет, дело есть. И дело это в том, что ледовый дворец этот – возводили на наших глазах, и после постройки – выглядел он вполне современно и продвинуто, по сравнению с теми же «Лужниками», к примеру. Что вызывало даже немножко чувство лютой зависти, у нашего-то клуба своего такого дворца не имелось. А теперь, оказывается – он морально и физически устарел. А мы по-прежнему здесь, и даже смотрим хоккей.
Стоп. Кажется, предисловие если что и поясняет, то или не совсем то, или не совсем понятно.
Короче. Я приглашаю тебя, дорогой читатель, совершить небольшую увлекательную прогулку по нашей Северной рабочей окраине и некоторым ее ближайшим окрестностям. Совершить и увидеть места, многих из которых уж давно нет, а если и есть, то совершенно в другом виде.
В этом нет особой ностальгии. Что грустить, ну да, раньше было так, а сейчас иначе, и, кстати говоря, потом будет как-нибудь еще.
Но есть очень легкое и светлое чувство от того, что места эти однажды случились в жизни, и они… И даже не только места. Люди – вот что гораздо важнее, ведь то или иное место на земле – по большому счету фон и декорация, люди – вот что главное, и многие из них – я действительно очень сильно хотел бы, чтоб они были здесь…
В общем – вперед. Путешествие начинается. Смотрите и слушайте внимательно, я расскажу вам много интересного, чего не расскажут другие! Просто я это всё – очень люблю.
«Старый лифт»
Когда я был маленький, то бабуля моя проживала в этом огромном «сталинском» доме на Войковской, ну знаете, угол Космодемьянских и Ленинградского шоссе, даже номер его звучал основательно: «Восемь дробь два», это вам не «корпус» и не «строение».
Нет, он и в самом деле огромный. Семь этажей. Двадцать подъездов. И если бы квартир было не всего по две на этаже, потому что квартиры большие – этих квартир была бы тысяча!
А внизу – и чего только нет! Булочная, бакалея, овощной, почта, ателье… ателье, кажется – даже два было! Может, не ателье, но чего-то точно было два. И всё это, пока идешь, нужно внимательно рассмотреть. А если вечером – то рассмотреть еще и троллейбусы, которые вдоль дома на ночь останавливаются, их тоже десяток умещается! Опускают свои «рога» и спят, как диковинные жирафы.
Да, огромный был дом. Был. Сейчас он меньше, и заметно. Это можно доказать с цифрами на руках.
Вход в подъезды со двора, а проходная арка от метро довольно далеко. Так вот, путь от подъезда до метро у нас с бабушкой занимал ровно 20 минут. Это точно, бабушка не терпела опозданий, и когда она вела меня в детский сад, мы из квартиры выходили всегда точно в 7.20, а точно в 7.40 мы стояли на платформе метро и смотрели на электронные часы. И это еще бабушка всегда торопила – «Миша, шагай быстрей, не смотри по сторонам, не отставай!»
А теперь? А теперь я выхожу из метро, делаю два с половиной шага до арки, потом еще два до подъезда, потом курю, глядя на наши окна, потом обратно, смотришь на часы – десять минут на всё про всё.
Это следствие Теории относительности Эйнштейна. Время летит быстрее, а пространство сокращается. Но не вообще, а твое личное. А потом однажды о-па – и пролетает и сокращается окончательно. И пространство, и время.
К бабушке я любил ездить, ну конечно, ну столько же всего интересного в коммуналке ее! И телевизор, который не начнет работать, пока кулаком сверху не получит, и дедова кровать, огромная, как флагманский корабль, и «чисельник» в красном углу, и сухари неизменно в старой, поколоченной супнице… сухари вкуснее всего! Ни у кого такие не получались, хлеб у бабушки вообще никогда не пропадал, но было бы странно для тех, кто родился в достопамятном 1913 году, хлеб… Сухарей насушить, еще голубям в сквер «у Волкова» отнести, но не пропасть, нет.
А телефон на стенке еще висящий, это уж при мне его поменяли на модный, на полочке. А то висел. И орать надо громко, если звонят соседям: «К телефону!»
Громко орать. Звукоизоляция отличная. Наша табличка у двери – «Киселёвы 3 звонка», деда давно нет, но всё равно, как память небольшая: «Киселёвы». Три звонка – но бабушка уже плохо слышит, и мама придумала так. На стенке есть такое место, где краска как бы пузырь образовывает. И если его отыскать и постучать, то как раз в бабушкиной комнате гулко так звучит: вот, вот это она слышит. Но отыскать – тоже ведь интересная задача!
Да, туалетной бумаги в коммуналке их не признают. Всё по олдскулу, нарезанная газета в кармашке. Дед хоть и был беспартийный, но коммунистов уважал, поэтому – никогда «Правда», а что-то попроще, типа «Социалистическая индустрия». Хотя – большая загадка, откуда эта «Индустрия» берется, ведь ни бабушка, ни соседка Ляля – газет не выписывают!
Но всё это, и сухари, и телевизор, и кровать, и индустрия – это чуть позже. Для начала – самое главное приключение.
Лифт, ну конечно! У нас-то дома и вообще никакого нет, но если где в гостях есть – то автоматический, скучный. А у бабушки в доме – всё опять же по олдскулу, чистый восторг!
Шахта обнесена сеткой, и всё видно. И этот «противовес», и как трос висит, а потом наматывается, всё скрипит, ролики крутятся, если нос прижать, то видно, как кабина из поднебесья опускается. А как всё это работает? Может, оттого и страсть у меня к сыскному делу, к физике и механике, и к Теории относительности? А если сорвется кабина? А, пружины внизу, вот же. А сколько будет лететь, если все-таки? А квадратный корень из 2h/g, даже если высоту шестого этажа взять за двадцать пять метров (в бабушкином доме высоченные потолки!), то всё равно получится меньше трех секунд. Недолго, но, говорят, хватает, чтоб жизнь свою пересмотреть, особенно, если ты не так много еще прожил!
Но вот – кабина прибыла: начинается самое интересное. Сначала стальную дверь открыть. Ручка тугая, и не всегда срабатывает, нужно найти верный угол атаки. Теперь вторые двери, деревянные с окошками. Это очень волнительно, надо ловко так нажать, чтоб они как-то сложились, а не наоборот. И наконец – нажать кнопку. А кнопки – с блюдца размером, как у страха глаза велики! Наш шестой этаж, тоже тугой.