Нед Донован показал пальцем на пепел, собранный в пластиковый пакет.

- Вот его дело.

- Что?! - Рэдфорд в ужасе переводил взгляд с пакета на Донована. - Вы хотите сказать, что он сжег свое личное дело, которое находится в Службе Безопасности?

Донован заерзал в кресле.

- Это - бесспорный факт, который я только что обнаружил. Хиллман был в Отделе в то время, когда я находился в кафетерии. Моя секретарша позволила ему заглянуть в каталожный ящик, потому что ему было необходимо ознакомиться с одним делом. Он не стал уточнять, что речь идет о его деле, и забрал его в кабинет. Однако не будем делать поспешных выводов, - добавил Донован, глядя на генерала.

Рэдфорд страдал, словно его обвинили в измене. Он покачал головой и сказал:

- Нед, вы - славный парень, но в настоящий момент мы не имеем права быть славными парнями. Фостер Хиллман покончил с собой три часа назад. Без всяких видимых причин. Он находился в здравом уме. Опыт показывает, что в нашей профессии не бывает безвыходных ситуаций. Самоубийство - это своеобразный выход из такой ситуации.

- Вы говорите так, словно подозреваете самого Президента, - заметил Нед Донован. - Или вы думаете, что Хиллман предал?

Рэдфорд стукнул кулаком по столу.

- Кретин! Я не говорю, что он предал, но я хочу доказать обратное. И вы должны в этом мне помочь. Почему он уничтожил дело?

Донован пожал плечами.

- Не имею ни малейшего понятия. Насколько я помню, там были только некоторые сведения о его семье, своего рода куррикулум витэ [Куррикулум витэ (лат.) - жизнеописание, краткие сведения о чьей-либо жизни.], не представляющие особого интереса. С точки зрения Безопасности у меня ничего не было на Хиллмана. Это, впрочем, совершенно естественно в отношении главы ЦРУ!

- А что известно о его личной жизни? - настаивал Рэдфорд.

Пытаясь что-то вспомнить, Донован напряженно задумался и затем ответил:

- Вы знаете, что он вдовец. Последние годы жил один в большой квартире на улице Н. в Вашингтоне. У него не было женщины, он не пил, не играл, не употреблял наркотиков и не был гомосексуалистом. Что касается материального обеспечения, он мог бы жить беззаботно, даже если бы завтра бросил работу. Он работал здесь по пятнадцать часов в сутки, развлекался мало, друзей у него почти не было.

Рэдфорд осмыслил услышанное, затем сказал:

- Он не мог предать, это просто невозможно.

Нед Донован добавил:

- Более того, даже если бы он и предал, нам понадобилось бы несколько лет, чтобы доказать это. Хиллман имел доступ ко множеству секретов и был неуязвим. Совершенно непонятно, почему он так кончил.

- Я попрошу вас все же проверить его счета в банке, чтобы выяснить, были ли поступления из невыясненных источников, - смущенно сказал Рэдфорд. - И предупрежу наших агентов в соцстранах, чтобы они попытались выяснить, не было ли предательства со стороны какого-нибудь высокопоставленного лица.

В дверь постучали, и вошел Френсис Пауэр. У него были редкие белокурые, плохо причесанные волосы. Ему можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и семьдесят лет. Он посмотрел на Рэдфорда голубыми умными глазами.

- Все это ужасно, - сказал он.

- Последствия могут быть еще хуже, - добавил Рэдфорд, жестом указывая на кресло. - Садитесь и слушайте.

Повернувшись к Доновану, Рэдфорд заметил:

- Вы могли бы предотвратить это самоубийство, если бы вовремя отреагировали.

Нед Донован взорвался:

- Вы несправедливы, генерал. Как только меня предупредили, что магнитофон, записывающий разговоры Хиллмана, отключен, я тотчас поставил вас в известность, но вы не придали этому значения...

- Да, пожалуй, вы правы, - пробурчал Рэдфорд. - Что там случилось на самом деле?

Донован возмущенно продолжал:

- Красный контроль, записывающий разговоры, предупредил меня, что Хиллман в течение нескольких минут не подключается. Мы используем эту систему, чтобы записывать разговоры извне...

- Я знаю, - прервал его Рэдфорд.

- Одним словом, - заключил Донован, - Хиллман действовал так, словно не хотел, чтобы его разговор был записан.

- Раньше бывало что-нибудь подобное?

- Нет, - ответил Донован. - Мы прослушали все пленки последних дней, но в любом случае я получил бы рапорт. Мне докладывают о малейшем нарушении.

- Что вы думаете об этом? - спросил Рэдфорд Френсиса Пауэра. - Вы ведь лично знали Фостера Хиллмана.

Пауэр беспомощно развел руками.

- Я не могу понять. Он так любил свою работу. Предательство исключено. Может быть, нервное переутомление?

- Врач говорит, что это тоже исключено.

- Я не верю врачам. Они говорили, что Джек Руби не сумасшедший...

- Я не понимаю одной вещи, - медленно сказал Рэдфорд. - Прежде чем прыгнуть в окно, Хиллман оставался в кабинете один около пятнадцати минут. Он даже закрыл дверь на ключ. Караульный утверждает, что Хиллман несколько секунд сидел на подоконнике, перед тем как броситься вниз. Значит, его действия были спокойны и осознанны. Жаль, что нет никакой предсмертной записки.

- В сущности, его самоубийство само по себе - послание, - прошептал Френсис Пауэр. - Он как бы сказал этим: точка, никакого риска, оставьте. Это в его духе.

Развалившись в кресле, генерал Рэдфорд пускал кольца сигарного дыма.

- Должно быть, он чего-то боялся... А его смерть разрешила проблему...

- Это очень возможная гипотеза, - сказал Пауэр. - В распоряжении Фостера Хиллмана были ЦРУ и прочие средства, помимо самоубийства, чтобы бороться против гипотетической угрозы. Кроме того, не могу понять, чем можно ему угрожать.

- Но он выпрыгнул в окно...

Что-то здесь не вязалось. Рэдфорд терял нить.

- Мы сидим в луже, - мрачно сказал он. - Хиллман принял все меры предосторожности, чтобы сохранить свою тайну.

- Нужно еще раз просмотреть его куррикулум витэ, - сказал Донован. Что-нибудь мы обязательно найдем.

- Это работа для Пенелопы. Мы даже не знаем, что искать. По-моему, Хиллман поставил точку на этом деле, покончив с собой. Значит, он пришел к заключению, что это наилучшее решение...

- Но не для него... - прошептал Френсис Пауэр.

- Может быть, для него тоже, - сказал Рэдфорд. - Он был человеком незаурядным.