– А, ты еще тут? – спросил он как можно более мягко.

Едва ли ни впервые за всю, проведенную тут, неделю, она услышала в чьем-то голосе мягкость, вместо напыщенной сухости и высокомерия. Она кивнула в ответ.

– Ты, должно быть, голодная, – сказал он, после чего хлопнул в ладоши и, как ни в чем не бывало, продолжил свое движение по окружности.

Раздался громкий звук трения чего-то увесистого, а через несколько секунд на место пустовавшего все это время центра круглого стола, откуда-то снизу медленно и со скрипом поднялся большой поднос, на котором яркими красками светились самые разнообразные плоды, многие из которых были знакомы девушке, а часть из них она видела впервые в жизни. И вновь Гертруда не увидела абсолютно никакого движения в эфире при этом волшебстве, но зато смогла опять разглядеть отголоски жизни в районе подноса с яствами. Она взяла большое яблоко и, протерев его о майку, с хрустом откусила большой кусок, продолжая наблюдать за завершавшим уже четвертый круг вокруг стола и безостановочно спорящим с самим собой стариком.

– Так значит, вы и есть канцлер? – спросила девушка, прожевав откушенный кусок, когда старик в очередной раз прошел мимо нее.

– А ты, значит, и есть та, кого прислал Мастер? – ответил тот, не оборачиваясь.

Ей показалось, что на какое-то мгновение он позабыл о важности и высокомерии, и спросил в ответ как самый обычный человек, а не очередной небожитель из этого престранного университета.

– Ну, как видите, – она продолжала неотрывно наблюдать за бормочущим стариком, – вы этим недовольны?

Канцлер остановил свой ход и обернулся.

– Я бы не сказал, что очень доволен, – ответил он, – Мастер обещал, что пришлет того, кто решит наши проблемы. А вместо этого прислал тебя.

Гертруда откусила еще один большой кусок от яблока и отвечала с полным ртом.

– Может быть, я смогу помочь?

Старик горько усмехнулся и махнул рукой в пространство.

– Ты должна была. Но, как мы видели, даже существа из другого мира им недостаточно.

– Знаете, немного обидно, когда тебя постоянно называют существом. Ну или дитем. Я только и слышу эти два обращения всю последнюю неделю.

Канцлер снова махнул рукой, давая понять, что эта тема его сейчас совсем не интересует.

– Да, пожалуй, ты тут задержалась, – сказал он, глубоко вдохнув, – тебе пора возвращаться обратно. Давай, как вы там это делаете?

– Как мы это делаем? – удивленно переспросила Гертруда, с трудом проглотив очередной кусок яблока, – вы что, не знаете, как меня вернуть домой?

– Нет, ну конечно знаю, – затараторил в ответ старик, но потом, сообразив, что вновь утерял такое важное высокомерие, откашлялся, и повторил, теперь уже куда более чинно, – конечно знаю. Просто подумал, что вы с Мастером каким-то одним вам известным образом условились о способах возвращения. Разве нет?

Гертруда пожала худыми плечами.

– Мастер сказал, что я вернусь, когда выполню свою миссию. Должно быть, моя помощь заключается не просто в появлении тут.

Старик в очередной раз отмахнулся от ее слов.

– Да брось ты. Какую еще помощь ты можешь оказать? Тут речь идет о волшебстве, понимаешь? О настоящем. А не детских сказках. Я просил Мастера помочь. Вот он бы точно смог. А тебе лучше не быть тут, когда все произойдет. Хотя, у меня еще есть в запасе день, может два.

– Вы ведь волшебник, – сказала она, прищурив глаза, – ну так дайте им волшебство, которое они просят.

Старик улыбнулся с нескрываемой горечью.

– Видишь ли, тут все немного сложнее, чем кажется.

– Да? А, по-моему, все предельно просто.

Гертруда откусила еще один кусок яблока, последний, долго жевала его, потом проглотила, подбросила огрызок, и тот повис в воздухе в четырех метрах над выложенным керамической плиткой с замысловатым геометрическим узором полом, застряв в облаке загустевшего именно в этом месте эфира.

– Как ты это…? – хотел было спросить канцлер, но потом, очевидно, сам дошел до запрашиваемого ответа, опустив взгляд с огрызка на улыбавшуюся девушку.

– Это то, что вы называете волшебством. Но вы уже и сами догадались, верно?

– Так ты им владеешь? – прошептал старик.

– Я – да. В отличие от всех, кто тут находится.

Удивление старика отпечаталось в эфире. На фоне эмоционального возбуждения, его связь с субстанцией усилилась, но все еще недостаточно для того, чтобы получить способность управлять ею. Канцлер поднял седые брови как можно выше, что в этом месте свидетельствовало лишь об одном – о грядущей высокомерной фразе, призванной как можно сильнее принизить собеседника. Очевидно, что это было нечто вроде безусловного рефлекса, когда человек, загнанный неожиданно в угол, пытался сохранить лицо, стараясь принизить того, кто его туда загнал.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, дитя…

– Ой, да ладно вам, – ответила Гертруда, и резко подскочив к столу, ухватилась обеими руками за жизнь, которую не так давно ощутила под возникшим неоткуда подносом.

Жизнь ответила отчаянным возгласом: «Ай-ай-ай». Поднос сдвинулся с места, и из-под стола выскочил человек, совсем молодой юноша, очевидно, один из студентов-новобранцев. Он замер между девушкой и отуплено взиравшим на нее стариком, не решаясь, в какую сторону бежать. В конце концов, он выбрал лестницу, и, сверкнув фиолетовым подбоем своей мантии, скрылся в ее направлении.

– Хватит всей этой лжи, – сказала Гертурда, на фоне затихающих шагов на лестнице, где еще совсем недавно слышались в точности такие же затихающие шаги двух спускавшихся вниз мужчин, – я прекрасно вижу, что вы не имеете к магии никакого отношения. Вернее, вы имеете, но только условное. Но не остальные. Полагаю, что именно так вас и нашел Мастер.

Удивленный и обескураженный канцлер, совершенно очевидно, ощущал себя не в своей тарелке. Он все еще смотрел вслед исчезнувшему на лестнице за гобеленом юноше, а эфир вокруг него свидетельствовал об удивлении и даже испуге. Он был обескуражен, хоть и по-прежнему не подавал виду, настолько это вошло у него в привычку. Его лицо по-прежнему демонстрировало только лишь напускное высокомерие.

– С чего ты взяла?

– С того, что я вижу эфир.

– Видишь…?

– Да, вижу эфир, – ответила Гертруда, – это такая субстанция, которая связывает все живое и неживое в мире. Как воздух. Но вы ведь даже не знаете о нем, верно?

– Ты говоришь о волшебстве, – наконец, потеряв свою маску надменности, ответил канцлер, – ты правда владеешь им. Невероятно. Ты ведь…, – он замешкался, подбирая слова, – совсем маленькая. Как ты можешь…?

– Это дар. У нас это с рождения. Расскажите все, как есть. И не лгите, я ведь все равно пойму, где ложь. Знаю, что вы к этому привыкли, но не надо лгать сейчас. Раз Мастер прислал меня к вам, значит, я могу вам помочь. Иначе, меня бы тут не было.

– Невероятно, – прошептал старик, пристально глядя на невысокую девушку, босую, с наскоро собранными на затылке волосами, в синих штанах и длинной футболке, совершенно не похожу ни на одно из воплощений волшебника, которое он, канцлер, себе когда-либо представлял, – я не верю.

– Ну, придется поверить. Ведь я – единственная, кто может вам помочь. Рассказывайте, что к чему.

Старик, устало и тяжело дыша, подошел к своему стулу с высокой деревянной спинкой, и опустился в него, вызвав жалобный скрип, все еще не сводя при этом взгляда со стоявшей напротив девушки.

– Твой Мастер. Это он нашел меня. Много лет назад. Уж не знаю, почему именно меня…

– Я знаю. Потому что вы связаны с эфиром. В отличие от всех остальных, так называемых, волшебников.

– Так вот, он пришел однажды ночью. Вышел из вон того камина, – он указал дрожащим пальцем в сторону дальней стены зала, – когда-то давно наши предки владели волшебством, но это было много поколений назад. С тех пор мы…

– Паразитировали на их способностях, – закончила за него мысль Гертруда.

– Можно и так сказать. Но я предпочитаю более мягкое определение. Пользовались авторитетом, например. Люди передавали легенды из поколения в поколение, о кудесниках. Творивших невероятные вещи. Предки основали это заведение, которое становилось все более и более… обычным. И вот пришел Мастер и сказал, что мне нужно начать искать, и что мои поиски увенчаются успехом, и что волшебство, оно, вроде как, никуда не девалось, а просто ждет, пока я его найду. И я искал. Но мир с тех пор сильно изменился. Людям теперь подавай права и свободы. Они больше не верят в чудо, им теперь нужно знать. Вот и пришлось взять все в свои руки. Вот, что из этого вышло, – он оглянулся по сторонам.