Саша шла по дорожке к дому и удивлялась своему спокойствию. Ведь сейчас она увидит Сергея, его улыбку, ласку глаз. А она идёт по дорожке к дому как-то привычно, как-будто ходила так тысячи раз, как-будто это её дорожка и её дом. И на душе такой покой!
Она подходила к парадной, когда её окликнул немолодой мужчина, одетый в некое подобие формы.
– Извините, вы ведь Александра? – Он поднёс ладонь к берету, протягивая другой ключи. – Сергея Георгиевича ночью вызвали на работу, но он скоро вернётся. Он приказал передать вам ключи и сказать, чтобы вы …
– Саша-а-а! – Перебил его слова крик, и она, обернувшись, увидела бегущего к дому Сергея.
– Петрович, спасибо. Иди. – Он хлопнул мужчину по плечу и, мгновенно забыв о нём, повернулся к Саше. – Я успел, Сашенька, я успел! Я так боялся, что ты обидишься и уйдёшь! А у меня даже телефона твоего нет!
Тут он услышал себя как бы со стороны, ужаснулся и собрался.
– Извините, Саша. Бессонная ночь, да и вправду за вас волновался. – Он произнёс это почти спокойно и извиняючись улыбнулся.
Она положила руку ему на грудь и, глядя в глаза, прошептала:
– Тебе стоило опоздать хотя бы для того, чтобы я услышала то, что услышала.
В квартире они, чувствуя некоторую неловкость, постояли молча. Затем он пошёл мыться, а она захлопотала в комнатах. Когда он вышел из ванной, она стояла у раковины с горой посуды. А он и не знал, что у него столько тарелок, кастрюль и сковородок!
– Тебе сейчас надо поспать, а я займусь хозяйством. Я на диван положила подушку и нашла что-то вроде пледа. Поспишь, а потом я тебя разбужу, или сам проснёшься.
– Ладно. – Он зевнул, чувствуя, что в глаза как-будто насыпали песок. Только обед сегодня за мной. Хочу поразить тебя своими талантами.
– А твои изыски потребуют водки? – Она открыла холодильник. – Ой, а водки на донышке! Можно, я схожу куплю? Я запомнила название.
– Сходи. И возьми пару пачек Кента, «восьмёрки». И что-то там с хлебом …
– А хлеб уже не твоё дело! Давай спи. – Она поцеловала его в лоб и осторожно прикрыла дверь в комнату, улыбнувшись на прощанье.
Он слушал, как она в прихожей, напевая, чем-то шуршит, щелкает, хрустит … И уснул со счастливой улыбкой.
Проснувшись, он увидел, что она сидит возле дивана на полу и смотрит ему в лицо. И он никогда даже не предполагал, что в женском взгляде может быть столько любви.
Увидев, что он проснулся, она дёрнулась было назад, но он соскользнул с дивана, сел на пол рядом и взял её за руку. Они сидели минут двадцать молча и неподвижно, пока не раздался телефонный звонок.
Сергей встал и взял трубку. Она тоже встала и услышала, как развязный голос в телефоне вещает с неестественными интонациями о проводимом социологическом исследовании. Сергей, не отвечая, бросил трубку.
– Ах, какой ты невежливый! Ничего даже людям не ответил.
– Не было бы тебя рядом, я бы им так ответил! (Осваивается, маленькая. Робко кокетничает.)
Она решительно шагнула в сторону ванной.
– Ха! Можно подумать, что я от деда ничего не слышала! Так, мне ещё надо прополоскать и повесить. Это минут на двадцать. А когда будет обещанный обед? Ой, представляешь, продавщица так на меня неодобрительно смотрела, что я сказала, что беру водку не себе! (Она сказала, что берёт водку мужу, но не призналась бы в этом даже под пытками).
– Через те же двадцать минут. Марш к корыту! И, кстати, учти – в следующую субботу Михаил с Натальей отмечают четвёртую годовщину свадьбы. И мы туда идём!
Она неуверенно посмотрела на него:
– Я так понимаю, что это очень близкие тебе люди? Самые близкие? И ты считаешь, что я…
– Я считаю, что ты должна молча идти к корыту. Что ты там говорила о мужских и женских ролях и обязанностях? (Неужели я это говорю ей? А она улыбается … Или я ничего не понимаю в улыбках, или она улыбается ласково. Ласково!)
Он торжественно объявил:
– Яичница, жареная с беконом и помидорами! Посыпанная сыром! Прошу к столу!
– Какая прелесть! Подожди секунду. – Она подошла к двери в ванную. – Знаешь, во многих фильмах легкомысленные героини пишут разное губной помадой. А так как я, благодаря твоему отрицательному воздействию, стала особой легкомысленной, то вместе с водкой купила и губную помаду. Смотри!
Она распахнула дверь, и он увидел написанный на зеркале багровый семизначный телефонный номер.
Они ждали такси. Она стояла притихшая, смотрела вниз. И вдруг пробормотала:
– Господи, это правда?
Сергей понял её сразу. Взял за руку.
– Это правда, родная. – Помолчал. – Сегодня я провожу тебя до дома. И так будет всегда. Хочу лишние полчаса согревать твои пальчики.
Перед его мысленным взором встала картина, как он увидел её первый раз – с отчаянной решимостью сжимающую в руке отвёртку. И он понял, что сделает всё, чтобы ей больше никогда не пришлось бы защищать себя самой.
Понедельник – пятница, 21-25 августа
Районный прокурор сел, против обыкновения, на заднее сиденье. Велев раздражённо шофёру выключить радио, он размышлял о деле, которое ему только что вручили в областной прокуратуре. Уже то, что область, возбудив дело и продержав его неделю, теперь передало его в район, наводило на грустные размышления. Значит, не просто «глухарь», а «глухарь» с осложнениями. В прессе, притом не только бульварной, уже появилась информация о происшествии в садоводстве. Тональность, в зависимости от желтизны издания, была разной, но римских легионеров упомянули все. Оживились всякие специалисты по паранормальным явлениям, иные писали о том, что Нострадамус в одном из катренов предсказал перемещение воинов Рима через пространство и время, но текста катрена и его места в системе не приводил. Одна газета прямо написала, что сбылось пророчество Ванги, рассуждения об этом и комментарии знатоков заняли целую полосу. Были и другие мнения. Так, один молодой экономист, так его и этак, объяснил всю историю выдумкой администрации района и расположенных в нём структур федеральных ведомств. А целью этого негодяйства назвал привлечение внимания к району и, соответственно, поток инвестиций. Заодно он предположил и участие в этом православной церкви, которая хочет заставить людей верить в чудеса.
Он начал перебирать в памяти всё, что ему рассказали в областной прокуратуре, и то, что он пробежал глазами наискосок в самом деле. Допрошено около двухсот человек. Никто и ничего. Машина Залкиндсона пропала, выезжающей её не видел никто. Второй выезд из садоводства через семьсот метров перекопан рвом, лесничество постаралось.
Потерпевшая Пономарёва… На месте взято объяснение опером, там же часа через два допрошена дежурным следователем. Дважды допрошена следователем областной прокуратуры[12]. Показания адекватны.
Потерпевшая Морозова, латинист. Всё то же. И ещё – следователь проявил фантазию и пригласил на допрос аж трёх психологов. Потом разогнал их по разным кабинетам и допросил порознь. И все трое сказали, что Морозова описывает то, что видела.
Назначены три судебно-медицинские экспертизы – покойника и обеих баб. Да, Морозова сейчас в клинике неврозов. Вот, вроде, и всё.
Встаёт вопрос – кому поручить дело? А вопроса-то, собственно и нет! Кому, как не старшему следователю Левицкой! Нине-свет-Алексеевне!
Во-первых, она единственная из трёх следователей носит приставку «старший». Во-вторых, действительно неплохой профессионал. И, главное, управляема.
Прокурор представил малопривлекательное лицо, да и остальное не лучше, Левицкой и усмехнулся. Нина Алексеевна в свои тридцать с небольшим не имела ни малейшего шанса хоть кому-то понравиться. И тем не менее у неё периодически возникали бурные, но непродолжительные романы с сотрудниками уголовного розыска. Достоверно прокурор знал о трёх, к нему приходила с жалобой на Левицкую жена одного из оперов. И поделилась информацией ещё о двух, так сказать, эксцессах. Нет-нет, Левицкая не была потаскухой, новую любовь она заводила через какое-то время после того, как вдоволь погоревала над неудавшейся предыдущей. Прокурор был уверен, что опера валяли её исключительно с целью… м-м-м… сблизиться через неё с прокуратурой. А как только они убеждались в её абсолютной деловой порядочности (а это факт!), так сразу и сворачивали отношения. Сворачивали аккуратно, боялись, упаси Бог, обидеть старшего следователя! А то результат был бы прямо обратный желаемому.