Сзади деликатно кашлянул Кондэ:
– Товарищ капитан, мой готов. Я ему атлант выбил.
Раскаяния или иных моральных терзаний в его голосе не было. Да и неудивительно после того, что они слышали и поняли.
– Ты понял, что тут вся деревня? И понял, что их ожидает?
– Понял, товарищ капитан. Надо брать языка, а то мы этих… Не уберегли.
– Плохо учите наставления, рядовой Кондэ. А ещё разведчик, второй год дослуживаете…
Про опрос местных жителей забыли? С него и начнём. А ты подбери их автоматы, проверь и держи мне спину.
И Михаил пошёл к воротам.
Ворота были закрыты на обыкновенный засов. Он отодвинул его и потянул за створку. Вошёл. Люди тёмной массой теснились у противоположной стены.
– Капитан Уваров, Советская армия. Прошу не шуметь и не передвигаться. Отслужившие есть?
– Да у нас, почитай, все мужики отслужившие. – Явно немолодой голос.
– Ну, кому, скажем, до тридцати. Подойдите сюда без шума.
Оступаясь в темноте, подошёл мужик.
– Самый молодой я, не считая пацанов. Сорок два года. Зовут Николаем. Срочку тянул в артиллерии.
В дверь вошёл Кондэ. Свой автомат за спиной, второй на груди, третий в руках.
– Товарищ капитан, у них нынешние пукалки[3].
Патрон не подойдёт, так что… Вот, берите свой целиком.
– Давай. И иди бди. – Повернулся к Николаю. – Сколько их?
– Семь харь, явные уголовники.
– Видел семерых или знаешь точно?
– Точно знаю, товарищ капитан. Да мы уж тут всё обсудили. А вас двое?
– Двое. А у них двоих уже нет. Найдёшь двух-трёх бедовых мужиков?
– Двух найду. Лёня, Егор, давайте сюда!
– Мужики, ничего объяснять не буду, сами всё понимаете. Пойдёте с нами?
Все трое загудели утвердительно.
– Главаря отличить можно?
– Ну да. Он один с бородой пегой и усами.
– Да, а что в этой сараюге было?
– Так, инвентаря хранилище.
– Здорово! Проволоку, верёвки можно найти? Красавцев наших вязать.
– Да сколь угодно! Лёнь, тащи люминивую, пожёстче псам будет!
– Да , мужики, что это там за дом, и что в нём?
– Была вроде штабной. Одна горница без сеней, в ней длинный стол, две лавки. Ну, понятно, холодильник, стаканы… Словом, посуда всякая мужикам.
Михаил прикинул диспозицию. Всё, в принципе, было готово. Только надо как-то известить Турыгина, а то как начнётся пальба… Кондэ ему нужен здесь. Послать кого из мужиков? Турыгин и слушать не будет.
Кондэ как-будто подслушал его мысли.
– Товарищ капитан, вы о Славке… о ефрейторе Турыгине думаете? Можно кого-нибудь послать, у нас в роте есть неофициальная строевая песня, Турыгин сразу поймёт, что гонец от меня.
– Неофициальная строевая?
– Ну да. Когда вы и командиры взводов отсутствуете, поём на вечерней прогулке.
– Ну-ка, ну-ка!
– Да неловко, товарищ капитан. Вот разве что две первые строчки.
И он, глядя на Михаила с фальшивым смущением, шёпотом пропел в ритме марша:
Раз-два, Зоя, ты давала стоя,
В чулочках, что тебе я подарил[4].
Несмотря на серьёзность положения, Михаил рассмеялся.
– Вернёмся, прогоню роту вокруг городка, споёте. Жажду услышать о всех проступках непутёвой Зои. Ну, к делу.
Михаил рванул на себя дверь, и Кондэ ворвался в комнату, ушёл влево, уступая путь Михаилу, и дал длинную, на полрожка, очередь впритирку над головами сидящих.
Михаил влетел следом, остановился, водя стволом пистолета по лицам ошеломлённых бандитов..
– Вста-а-ать!
Четверо вскочили,
один дернулся было вниз, и Михаил с трёх шагов послал ему пулю в голову.
– Вы трое на пол, мордой вниз, ноги расставить, руки вытянуть вперёд. Егор, – вооружённому вторым автоматом мужику, – держишь их. Кондэ, всех до трусов, Николай вяжет по одному проволокой, страхуешь.
Подошёл к стоящему у стены с поднятыми руками бородатому. Переложил пистолет в левую руку, схватил за бороду и резко дёрнул вниз, подставляя колено. Бородатый взвыл и упал на пол.
– Этого тоже до трусов, но связать верёвкой, за локти и спереди. Мне нужно, чтобы пальчики его были свободны. Ноги не связывайте.
Когда бородатый был приведён в требуемый вид, Михаил положил в карман найденный на столе карандаш, вытащил у Кондэ из ножен и сунул себе голенище штык-нож, удовлетворённо хмыкнул, найдя огарок свечи. Дверь распахнулась:
– Товарищ капитан, ефрейтор Турыгин…
– Всё в порядке, Турыгин. Подключайся. Возьми у Егора автомат.
Схватив бородатого за шею, он вздёрнул его на ноги и грубо толкнул в сторону двери.
Минут через десять на улице хлопнул выстрел. Кондэ выскочил на крыльцо, соскользнул на землю, перекатился, поднимая автомат.
– Эй, отставить. Это я. – Михаил подошёл к солдату. – Представляешь, пахан-то развязался и бросился на меня.
– Как вы, наверное, товарищ капитан испугались. – Улыбнулся Кондэ.
– И не говори! До сих пор руки трясутся. А-а-а, вот и милиция. Предупреди Турыгина – ни на один вопрос не отвечать, посылать ко мне.
Работа на месте происшествия кипела. Следователь районной прокуратуры, усталая женщина лет сорока, пристала было к Михаилу, но он очень кратко описал ситуацию (узнал… приказал… сделал) и добавил, что ни он, ни его солдаты давать объяснений и показаний не будут, по возвращении в часть он напишет рапорт. Возникнут вопросы – через военную прокуратуру. Его данные? Без вопросов – капитан Уваров, в/ч 86622. И она отстала, у неё, помимо прочего, была обширная доказательственная база.
Он заметил пожилого милицейского майора, который как бы ненароком оказывался подле него. Остальные относились к майору не то чтобы пренебрежительно, но иначе, чем друг к другу. Да и приехал он отдельно, на явно попутной машине. Михаил достал сигарету, похлопал себя по карманам, как бы в поисках зажигалки, и подошёл к майору. Тот с готовностью чиркнул зажигалкой.
– Разрешите представится, Кузьмин Дмитрий Ильич, участковый окрестных мест. А как вас зовут, я знаю. Присядем? – Он указал на деревянную скамейку.
Присели. Было видно, что участковый хочет поговорить о чём-то важном, но не знает, как начать разговор. Наконец он, придав своей простецкой физиономии хитрое выражение, молвил:
– Вот ты, капитан, молодой, а с памятью у тебя плохо. Этот хмырь у тебя не развязывался. Он попросился, эта … по нужде. Вот ты его и развязал. Ну посуди сам, как бы он развязался! Чай, не в кино. И, эта … он не повредился там, пока ты его развязывал? Ручонки там, пальчонки?
Михаил пристально посмотрел в глаза участкового. Тот глядел на него с непонятной надеждой. И Михаил решился.
– Да, Дмитрий Ильич, вспомнил. Как ты говорил, так и было. Но я кому-то другое говорил. А насчёт повреждений всё цело, и ручонки, и пальчонки. А также ушонки и мошонка.
– Что другое кому говорил, не думай. Вон у них сколько свидетелей и потерпевших, да трое урок. Они уже и забыли. Да и так, в горячке…
Кузьмин отбросил докуренную до мундштука папиросу, и, глядя в землю, очень серьёзно сказал:
– Решаю, можно ли тебе довериться.
Выхода у меня нет, а лицо твоё хорошее. – Он немного помолчал. – Он тебе назвал имя заказчика. Нет-нет, я не спрашиваю. Я сам тебе скажу – Медведев. Если так, кивни.
Михаил после короткого колебания кивнул.
– Вот. А теперь скажу, почему ты им, – кивок в сторону следователя и оперов, – имя не сказал. Ты понял, что они ничего не смогут.
Михаил снова кивнул.
– Вот так. А он весь район, почитай, подмял, в депутаты лезет. Да не в районе, тут он и так депутат, а в Петрозаводске. И решил я его остановить. Совсем. Навсегда.