–Не спешите, Джим, – он выставил ладонь вперед и тем самым прервал доклад Энглтона. – Лучше вспомните, что было в последних сообщениях Пеньковского?

–А что там было?

–Там был описан интерес, проявляемый Советами к проекту «Голубая книга», так?

–Вроде да, а что…

Он не успел договорить, как Маккоун выпалил:

–А то, что в словах этого вашего «надежного и проверенного русского» про «Голубую книгу» – ни намека. О чем это говорит? О том, что они водят нас за нос! День за днем нарастает скорость противостояния в сфере освоения космических глубин, а русские, еще вчера запустившие первый в мире спутник, а потом и корабль с человеком на борту, вдруг внезапно утрачивают интерес к нашим изысканиям в сфере взаимодействия с глубоким космосом?! Так не бывает.

–Но что же…

–А то, что истинный их интерес лежит в совершенно иной плоскости, от которой они сознательно отстраняют вас. Рассказывают вам какие-то шпионские прибаутки, делятся противоречивой информацией, а сами в это время, под вашим крылышком, собирают нужную им информацию. Понимаете, о чем я?

–Вы хотите сказать, что Голицын – двойной агент?

–Я ничего не хочу сказать. Вы с ним давно работаете, вам виднее. Но я бы советовал вам, во-первых, пристальнее присмотреться к нему и осведомиться у него об истинных взглядах русских на «Голубую книгу» – да, чего там, просто припереть его к стенке, – а во-вторых, обеспечить его полную изоляцию от какой-либо информации об этом проекте. Мы договорились?

Сам того не понимая, непрофессиональный разведчик Джон Маккоун, волею случая оказавшийся в кресле главы американской разведки, отвлек внимание своего центрального аппарата от операции «Агенты прикрытия», не придав ей должного значения, и в последующем эта его невнимательность к деталям сыграет роковую роль не только в судьбе его ведомства, но и в судьбе Соединенных Штатов.

20 ноября 1963 года, Вашингтон, округ Колумбия

Несмотря на то, что в столице Соединенных Штатов в эти дни проходила конференция руководителей структурных подразделений Центральной разведки, настроение заместителя директора ЦРУ Джеймса Энглтона никак не располагало к общению. В самый канун сложного и ответственного мероприятия он получил порядочный нагоняй от своего непосредственного начальства – подозрения его протеже Анатолия Голицына в отношении одного из североамериканских политических тяжеловесов не подтвердились. Советский перебежчик высказал не соответствующее действительности мнение о принадлежности к числу советских агентов влияния Лестера Пирсона, премьер-министра Канады.

Этот политический деятель был известен своими миротворческими инициативами и лояльностью, способствовал мирному урегулированию арабо-израильской войны и Суэцкого кризиса, председательствовал некоторое время в Генеральной Ассамблее ООН, и потому вполне мог сойти за противника американской агрессивной политики во всем мире,49 но голословно обвинять его в шпионаже в пользу СССР было, конечно, излишним. В то время, как Президент Кеннеди изучал «досье Пирсона», хваля людей Энглтона за качественную работу в верхах, проверка резидентуры в Оттаве показала обратное. Возможно, Голицын ошибся, но ЦРУ ошибок не прощало никогда – его было решено временно заморозить, остановив какую-либо его активность, включая прием поступающей от него информации. Не обошлось и без выговора Энглтону – дабы впредь неповадно было доверять сведениям, исходящим от выходцев «с того берега», не проверив их по собственным каналам должным образом прежде, чем доносить до самого верха.

Конечно, он не был вхож в Овальный кабинет, и вина его руководства, сообщившего Президенту недостоверную информацию, была никак не меньше его вины, а все же на роль козла отпущения он подошел как нельзя лучше. Он, в свою очередь, обоснованно считал себя обиженным и жаловался на позицию начальства в первый же перерыв в работе конференции своему другу, Дж. Эдгару Гуверу. Руководитель ФБР тоже был приглашен на пленарное заседание, чтобы прочитать какой-то доклад, после заслушивания которого приятели решили обменяться последними известиями за чашкой кофе в лобби отеля «Амбассадор», вместившего в этот день участников заседания.

Выслушав жалобу друга, Гувер только усмехнулся в ответ и процедил:

–У нас тут субчик почище.

–Кто такой? Я с ним знаком?

–Не знаю, возможно, – многозначительно ответил его гость. – Его зовут Ли Харви Освальд. 24 года. Бывший морпех из социально неблагополучной семьи, проживший три года в СССР и вернувшийся оттуда с русской женой.

Энглтона передернуло, но он старался не подавать виду, что услышал нечто знакомое и крайне неприятное.

–Во-первых, – с напускным равнодушием и некоторой обидой на не уделившего его эмоциям внимания приятеля, говорил он, – мало ли у нас морпехов из неблагополучных семей, до которых Центральной разведке нет никакого дела?! Во-вторых, вопросами въезда и выезда занимается у нас совсем другое ведомство, к которому я не имею никакого отношения – так почему я должен вмешиваться в его работу? В-третьих, если речь идет про компрометацию Голицына с использованием каких-либо других перебежчиков из Москвы, то не трать напрасно время. Я свою точку зрения озвучил, и менять ее не собираюсь. Голицын – достойный и проверенный человек!

–Ого, сколько контраргументов! – улыбнулся Гувер. – Только ни компрометацией Голицына, ни критикой твоих точек зрения я заниматься не собираюсь. Скорее, наоборот. И да – тебя этот субъект заинтересует, уверяю.

–Тогда я весь – внимание.

–Тебе ведь известно, что структура, которую ты представляешь, никакими серьезными полномочиями по осуществлению оперативной и следственной работы не обладает? Как и то, что структура, которую представляю я, не только обладает таковыми, но и обязана реагировать, как только до нее доходят хоть какие-нибудь сведения о готовящихся преступлениях, в том числе касающихся государственной власти Штатов?

–Допустим, – скривил губы в саркастичной улыбке Энглтон, знавший, что с таких долгих прелюдий у Эдгара обычно начинается описание чего-то чертовски важного. – И что?

–Также, наверное, тебе известно, что Бюро иногда прибегает к не вполне законным способам получения такой информации? Например, люстрации дипломатической почты и прочему?

–Слушай, прекрати. Не воруй мое время. Или говори по существу или до свидания.

–Говорю, – собравшись и резким движением поставив чашку кофе на стол, отрапортовал Гувер. – Мы вскрыли почту советских посольств в Вашингтоне и в Мехико и кубинского диппредставительства в мексиканской столице. Правда, надо и твоим парням отдать должное – не обошлось без помощи Уинни Скотта… И то, что мы увидели в этой почте, поразило и меня, и Скотта. Этот самый Освальд, неполных два года тому назад вернувшийся в Штаты из СССР, как у них говорят, «не солоно хлебавши», не только вступает в активные контакты с представителями этих консульских организаций, но и обещает в их интересах совершить серьезное преступление, связанное с подрывом американской государственности – вплоть до убийства Кеннеди!

–Ну мало ли, кто что обещает… – нервно пожал плечами Энглтон, все еще делая вид, что ничего существенного глава ФБР ему не сообщил. Но тот не успокаивался:

–Но он также получает – непонятно, за какие заслуги, – крупные денежные средства от кубинского посла, а в советском представительстве в Мехико вступает в контакт с хорошо известным тебе атташе Костиковым, который в действительности является агентом КГБ, ориентированным на политические убийства за рубежом. И, кстати, успешно осуществившим некоторые из них. Чего только стоит таинственное «исчезновение» шведского дипломата Валленберга, осуществленное при его участии…

–И что из этого проистекает? Что Кастро и Хрущев одновременно наняли этого парня… как его… Освальда – для ликвидации Джей-Эф Кей?