Глава пятнадцатая
Анатолию не потребовалось много времени, чтобы найти произведение искусства, за которым его отец отправил ему всю дорогу в Италию. Набросок Гойи в рамке выглядел почти так же, как на фотографии, которую он видел в кабинете старика. Просто простая и, по его мнению, чертовски скучная фотография какого-то тощего чувака, присевшего на колени. Бедный ублюдок был босиком, и на его худом лице было отчаянное выражение. На нем была бесформенная одежда, которая могла быть обрывком старого мешковинного материала, и его руки были сложены вместе в мольбе, когда он горячо молился Богу о том или ином. Спасение, предположил Анатолий. А может, просто приличный костюм.
Анатолий долго смотрел на картинку, и ему приходили одни и те же вопросы. Зачем кому-то рисовать такую унылую и удручающую картину? И почему, черт возьми, кто-то захочет владеть им? Можно было подумать, что старик выбрал бы что-нибудь получше.
На стене рядом с витриной, в которой находилась картина, висела небольшая табличка. Сказал Франсиско Гойя, 1746 - 1824 гг . Внизу была аннотация о том, как это недавно было заново открыто после того, как считалось, что оно потеряно в течение многих лет, бла, бла, бла. Анатолий лишь бегло взглянул. Покачав головой, он отошел и несколько мгновений задумчиво разглядывал другие картины на стенах галереи. Большие, смелые, богатые на вид маслом и богато украшенные позолоченные рамы.
Теперь это было больше похоже на это. Он не особо ценил подобные вещи, но слышал такие причудливые имена, как Да Винчи. А кто нет? И не нужно быть снобом в искусстве, чтобы знать, что на этих стенах висит кровавое состояние, прямо здесь, чтобы забрать. Всего лишь один из этих других наверняка принесет ему стоимость нового Lamborghini, даже после вычета разреза забора. Это заставило его еще больше задуматься, почему его послали украсть проклятый бесцветный рисунок тощего парня, произносящего свои молитвы. У него даже не было красивой рамы, просто рамка из черного дерева.
Но что за черт. Анатолий вздохнул и снова повернулся к Гойе. Подняв свой «Штайр», он уже собирался ударить по защитному стеклу, когда вспомнил, что тот укол Майски сказал о неприступных защитных ставнях, которые захлопнутся, чтобы закрыть все помещение, если кто-то испортит произведение искусства. Прежде чем его можно было снять со стены, им пришлось ввести три кода, чтобы отключить вторичную систему сигнализации. Верно. Некоторые части плана его отца действительно имели смысл.
Анатолий вернулся в боковую комнату, на ходу размахивая пистолетом. Проходя мимо обеденного стола, он зачерпнул горсть фаршированных оливок с одной из тарелок, которые раньше не разносил. Он просунул ее через отверстие для рта своей балаклавы и шумно жевал, приближаясь к скопившимся заложникам. Над ними стояли Гурко и Рыков, угрожающе нацелив оружие. Турчин был у окна, пополняя магазин из незакрепленных патронов в кармане. Рокко Масси и один из его парней рухнули на пару брезентовых стульев, свободно держа пистолеты на коленях. Два итальянца, которых Рокко отправил наверх, еще не вернулись.
Анатолий нажал еще одну оливку и оглядел толпу испуганных лиц, чувствуя себя полностью контролирующей ситуацию. Его взгляд остановился на девушке, которая была на руках у матери. Ее лицо было скрыто скоплением светлых кудрей, но, пробегая взглядом по изгибу ее тела, ему понравилось то, что он увидел. Бретелька ее прелестного маленького платья была чуть ниже плеча, открывая под ним тонкую бретельку бюстгальтера. «Ей не может быть больше пятнадцати», - подумал он и задумался, девственница ли она еще. Распускающийся цветок, который только и ждет, чтобы его сорвал старый Анатолий. Отлично. Очень хорошо.
Пара заложников ахнула от страха, когда он шагнул вперед и резко потянулся, чтобы схватить девушку за обнаженную руку. Она захныкала, когда почувствовала, как его пальцы плотно сомкнулись на ее коже. Он оттащил ее от матери, развернув ее тело, чтобы видеть ее лицо. Так очаровательны. Он слегка погладил ее по щеке. Он был липким от полувысохших слез, и это действительно его заводило. Он слегка склонил голову набок, посмотрел в эти сладкие влажные голубые глаза и криво улыбнулся ей. «Потом, детка, позже», - пробормотал он по-русски.
Но сначала ему нужно было заняться более важными делами. Он бросил девушку обратно на пол. Просматривая остальных заложников, он быстро различил лица трех мужчин, фотографии которых ему показывал отец. «Ты, ты и ты», - сказал он, указывая на свой «Штайр».
Рокко Масси встал и указал на троих большим пальцем. «Вставай», - рявкнул он по-итальянски. Де Крещенцо, Корсини и Сильвестри нервно поднялись на ноги, окоченевшие и помятые от того, что присели на пол. Граф был мертвенно бледен. Сильвестри стряхнул пыль со своего костюма и попытался выглядеть достойно. Пухлое лицо Корсини вспыхнуло негодованием; он открыл рот, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло, потому что Гурко сильно ударил его по лицу, а затем схватил его за воротник и жестоко толкнул к двери. Корсини споткнулся, и Анатолий нацелил носок своего ботинка на эти толстые ягодицы, заставив его растянуться лицом в дверной проем.
«В этом насилии нет никакой необходимости», - пробормотал Де Крещенцо. «Что бы вы ни хотели, мы более чем счастливы подчиниться».
«О, мы это знаем», - сказал Рокко Масси. Де Крещенцо и Сильвестри протолкнули дверь под дулом пистолета, когда Корсини со стоном поднялся на ноги.
Анатолий указал на закрытую дверь в нескольких метрах по торцевой стене. «Спроси их, что там, - сказал он Рокко. Большой итальянец перевел. Де Крещенцо откашлялся и ответил: «Это офис, из которого мы контролируем систему безопасности».
'Открой это.'
Граф порылся в кармане, вынул связку ключей и отпер дверь кабинета. Анатолий распахнул ее и вошел внутрь. Комната была маленькой и довольно пустой, за исключением пары стальных шкафов для документов, рабочей поверхности с набором компьютерного оборудования и нескольких офисных стульев.