В некоторых секторах даже разрешено рабство (уму непостижимо!), а они веками мирно соседствуют с демократическими республиками, где чуть ли не каждого депутата в местные органы власти избирают. И находят ведь точки соприкосновения к всеобщему удовольствию! Пока опять не разругаются из-за какой-нибудь планетки, где обнаружены запасы редких ресурсов.

Впрочем, тут, в зависимости от ситуации, Совет сам постарается наложить свою лапу. Если галактические корпорации не опередят. С ними лучше не ссориться. Хотя фактически они и подчиняются Империи, а все же уже давным-давно имеют собственных хозяев, которые и сами друг друга на дух не переносят. Этакие частные государства в едином организме. Хотя едином ли? Так, на словах…

«Все-таки запутанное дело эта большая политика и очень хорошо, что к нам она не имеет никакого отношения», – подумал Литвиненко. Он часто ловил себя на мысли, что оказался здесь, на отшибе и в стороне от галактических интриг, только из желания быть подальше от всей этой грязи. И вот на тебе – вроде прогонять и отсюда собираются. Хотя и из вроде бы добрых побуждений.

Вслух же он сказал:

– Мои соболезнования, леди. Но что же заставило вас уединиться в этой глуши? Ваше место на светских раутах в крупнейших центрах Империи. Уверен, вы бы там имели оглушительный успех.

– А так все и было, – ответила Екатерина, – но мне это жутко опостылело. Отец никогда не был против моих увлечений биологией и ботаникой, и после его смерти я отправилась прямиком сюда. Эта планета – сплошная загадка. Эффект псевдоводорослей так до сих пор досконально и не изучен. И вообще, творится какой-то бардак! Наместник только и умеет, что карманы набивать. Сколько сброда сюда пустил всевозможного? В новостях же – тишь да гладь. Там, в основном, об имперских успехах талдычат. Хорошо Терминал иногда включается, чтобы быть в курсе событий. Может, вот так в мутной водице и удастся сделать грандиозное открытие. Впрочем, что я так все раскритиковала. Сама иногда тоже позволяю себе некоторые вольности, – она снова лукаво улыбнулась. Улыбка у княжны была просто ослепительная, Михаил почувствовал, что земля у него уходит из под ног, сам он поддался непонятной эйфории.

– Ох, боюсь, эти ваши вольности должны будут взять некоторую паузу, – вздохнул академик, – ведь если подполковник Сапрыкин нас покинет, мы останемся совершенно одни. Но во мне тоже пульсирует жилка авантюризма, и поэтому я остаюсь. Это может быть даже очень интересно! А то все опыты да опыты.… Выпьем же, милая госпожа, за то, чтобы и на этот раз все обошлось.

Глаза его возбужденно засверкали, и он опрокинул в себя еще одну рюмку бодрящего напитка, настроившись на приятный разговор в надвигающихся сумерках.

Однако Долгополова не позволила им ограничиться простой беседой. Как уже не раз бывало, с ней вдруг произошла разительная перемена. Глаза княжны хитро блеснули, и она утянула Литвиненко на диван, при этом отчаянно громко постанывая вперемежку со всхлипами.

Михаилу даже не пришлось стягивать ее роскошной платье. Когда они через несколько мгновений оказались у большой кровати с балдахином, на Екатерине были только узенькие шелковые трусики темно-красного цвета. Ее большие налитые груди с розовыми сосками призывно манили, и академик, чувствуя все возрастающее возбуждение, сжал их руками. Соски молодой женщины мгновенно набухли, и Михаил немедленно к ним приник. Екатерина застонала еще громче и стала срывать с Литвиненко одежду, что-то сладко пришептывая.

Когда единственным предметом одежды у обоих любовников на двоих остались те самые трусики, княжна игриво отстранилась и провела языком по груди мужчины, опускаясь все ниже. Ее губы и язык были горячи и податливы.

Доставив ученому удовольствие, она, наконец, избавилась от оставшегося кусочка темно-красного материала на своем теле. Взгляду Литвиненко открылся гладко выбритый низ живота с совсем тоненькой вертикальной линией коротких темных волос, и мужчина с утробным рычанием, сжав крупные округлые бедра Екатерины, не преминул насытить и огромные сексуальные аппетиты девушки.

Через несколько часов измотанный, но воодушевленный и довольный Михаил вернулся домой и наскоро перекусил овощным салатом из огурцов и помидоров, заправленных майонезом. Потом не удержался – поджарил себе еще пару сосисок из своих постепенно истощавшихся запасов и выпил несколько бокалов красного вина с Тубулии. Оно показалось ему на редкость восхитительным.

Когда охватившее его после встречи с Долгополовой возбуждение несколько спало, Литвиненко снова взял маленький прогулочный катер и вскоре пришвартовался к борту военной базы – штабу отряда подполковника Сапрыкина. Академик по трапу поднялся на палубу и, обернувшись, увидел на противоположной стороне лагуны неясный из-за вечернего марева силуэт Екатерины, стоявшей на небольшом наблюдательном балкончике. Кажется, она что-то курила. Может даже псевдоводоросли, с которыми, как сейчас оказалось, можно делать практически все. На ней, как можно было судить издалека, было все то же темно-синее платье, от которого она совсем недавно так ловко и незаметно избавилась.

Его встретил сержант Джон Уилкинс, здоровенный мужик с неотесанным грубым лицом и такими же манерами. От него за километр разило дешевым виски, его слегка покачивало.

– Как успехи, академик? – насмешливо спросил военный, – наша маленькая курочка перестала ерепениться?

Вопрос был двусмысленным, и Литвиненко даже передернуло от возмущения, но он решил не лезть на рожон и ответил максимально спокойно:

– Женщины очень загадочные существа, сержант. Никогда не знаешь, что у них на уме. Госпожа Долгополова наотрез отказывается собирать вещи, но кто знает, что она задумала. Возможно, это обычное кокетство. Кто знает.… Похоже, мне не удалось ее переубедить.

– М-да, жаль будет потерять такую цыпочку, – задумчиво ответил Уилкинс.

Стараясь не обращать внимания на эти циничные фразы, Михаил быстрым шагом миновал грубияна. Он решил делать вид, что уходит вместе с отрядом, но в оставшееся время было необходимо тайком вынести с базы необходимое оборудование, оружие и провизию. Литвиненко начали одолевать сомнения в правильности выбора, первоначальное возбуждение сошло на нет. Не попал ли он в умело расставленные сети роковой женщины? Не использует ли она его в своих, неизвестных ему целях? Вот какие вопросы занимали все мысли академика. Ведь ответственность за ее жизнь, как ни крути, теперь ложилась на его плечи. А у дамы явно не все в порядке с головой. Но Литвиненко решительно гнал эти недостойные мысли прочь, хотя и осознавал, насколько тяжело ему будет видеть силуэты уже скрывающихся за горизонтом нескольких военных кораблей. Планы Михаила по изъятию продуктов и оборудования базы сорвались. Его нагнал Уилкинс.

– Совсем забыл сказать. Доктор Накамура просил вас зайти в лазарет, когда вы придете. Капитану Олафссону стало еще хуже.

Литвиненко кивнул, но вместо того, чтобы сразу пойти в медицинский отсек, по центральному трапу все-таки спустился в трюм, где находились мастерские и арсенал базы. Здесь царил полумрак. Михаил знал, что в хранилище можно найти некоторые образцы оборудования и вооружения различных эпох, включая аналоги древних. Именно на них академик и решил сосредоточиться из-за малой эффективности и нестабильности современного оружия на этой планете. Спасала мысль, что возможные противники, если с кем-то вдруг придется столкнуться, скорее всего, находятся в еще худшей ситуации. Естественно, такого доступа к различной технике, как у военных, у них не было. Современные же бластеры на Тихом Омуте действовали с отдачей не более одного процента.

Литвиненко немедленно направился к стендам с немногочисленным древним оружием. К счастью, он был любителем старины, и особой его гордостью был хранившийся на родной планете раритетный автомат Калашникова – АК-47. Где прадед его раздобыл, так и осталось тайной. Сколько оружию лет, не могли сказать лучшие эксперты, даже приблизительно. Ясно было только, что это не искусно изготовленный аналог. Он, естественно, по прошествии многих столетий больше не функционировал. Михаил отказывался продавать его за любые деньги, даже во времена, когда с финансами становилось совсем туго.