- Понимаю, – медленно ответил Лубь. – Если представить всё так, будто в приступе ревности Аннушка отомстила сопернице…

- Именно. – Кивнул Алексей. – Достаточно намекнуть полиции на личные мотивы, а дальше они раскрутятся и сами.

- Неплохо, весьма неплохо, – похвалил его Сергей Вадимович, отпив кофе. – Начинаешь делать успехи. А то я, грешным делом, уже подумал, что зря тебя в областную устроил. А если ты до понедельника ещё и доказательства найдёшь…

- Где я их найду? – пробурчал Алексей, вспоминая свой визит к Анне. Хотя… Можно и к Марине наведаться. Она ему, кстати, должна встречу… Алексей слегка усмехнулся.

- Не мне тебя учить, откуда берутся доказательства. – Досадливо поморщился Лубь. – Если их нет, их надо придумать. Кстати, у меня против Аннушки ещё один козырь, – он довольно улыбнулся. – Она всё же сняла деньги с карточки, которую я ей дал. Люди не меняются, Лёша. А Каревская всегда была стервой, которой плевать на всё и всех, кроме себя. В понедельник будет весело… Очень весело…

Алексей одним глотком допил кофе и встал.

- Если я вам больше не нужен… – он слегка наклонил голову, вопросительно глядя на Сергея Вадимовича.

- Иди, – махнул рукой тот. – Если что новое будет, звони. Если нет, увидимся в понедельник.

Алексей кивнул и вышел. В лицо ему ударил порыв ледяного ветра, запорошив глаза снегом. На завтра обещали сильный снегопад… Повыше подняв воротник пальто, Алексей направился к своей машине. В салоне было уютно, а с включенной печкой ещё и тепло. Дожидаясь, пока машина прогреется, Алексей тихо пробормотал:

- И всё вы знаете, Сергей Вадимович… Кроме одного. Деньги-то сняла не Аннушка…

И Алексей погладил пальцем лежащую в кармане пальто банковскую карточку.

*

Борис Карлович неуверенно остановился у двери палаты. Сейчас ему положено быть в ординаторской, сегодня у него ночное дежурство, и в любой момент его могут вызвать. Но ноги сами привели его в этот коридор и к этой двери. Швальц протянул руку к дверной ручке и тут же отдёрнул. И с чего его сюда понесло?!

Борис Карлович прислушался. Из-за двери доносился мягкий певучий голос:

- «И женщина сказала им: – До того, как наступит рассвет, перекиньте золото через мост от дворца к городу. Пусть по обе стороны моста протекают две реки, текущие одна в ту, одна в эту сторону, на реках пусть плавают невиданные, диковинные утки, гуси и оглашают окрестность приятными голосами. Пусть по берегам растут яблони, а яблоки, наливаясь, зрея, пусть падают в воду, и птицы их подбирают. На мосту должна стоять тройка коней, чтобы колеса у телеги были из золота, а кучером посадите страшилище — ифрита, чернее чугуна. Сделайте до утра, как велела,— и, сказав это, легла спать»

Голос затих. Борис Карлович нерешительно приоткрыл дверь. Та коварно скрипнула. Женщина, сидевшая в палате возле кровати, вздрогнула и оглянулась.

- Извините, – виновато прошептал Швальц, стараясь ступать неслышно. – Заснул?

- Да, – Кейлагуль кивнула, поправив одеяло, которое Руслан сбросил во сне. – Он вчера и сегодня устал от всех осмотров и обследований.

Борис Карлович протянул ей небольшой пакет.

- Я не знал, можно ли ему сладости, поэтому решил купить несколько игрушек, – смущённо произнёс он. Женщина заглянула в пакет, и её лицо озарилось мягкой улыбкой.

- Руслан очень любит разные головоломки! Я утром отдам ему, он очень обрадуется! А хотите, придёте утром и сами отдадите. Он будет очень рад, – Кейлагуль подняла на Швальца взгляд, полный благодарности, и он в который раз поразился тому, насколько бездонны её глаза, и насколько они наполнены каким-то магическим светом, смешанным с лёгкой грустью.

- Я обязательно зайду, сразу после обхода, – пообещал Борис Карлович, с трудом отводя взгляд. Он оглядел палату, отметив, что Красовский постарался сделать всё так, словно в лучших клиниках Европы. – Как вам здесь? Удобно? Может, чего не хватает?

- Всё хорошо, – смутилась Кейлагуль. – Я знаю, это вас мы должны благодарить за всё это, – она окинула восхищённым взглядом палату.

- Да бросьте. Не за что благодарить. Это меньшее, что я могу для вас сделать. – Вздохнул Борис Карлович, вспоминая свой разговор с Максимом. Ему понадобилось несколько часов и довольно ощутимая сумма, чтобы убедить упрямого Красовского в том, что эта палата Кейлагуль и её сыну нужна больше, чем просто для демонстрации случайным гостям и журналистам. Вот только сидящей перед ним женщине об этом знать необязательно, и Швальц пообещал Максиму шкуру с него спустить, если тот проболтается Кейлагуль о том, что он оплатил все расходы.

- Я собираюсь поискать съёмную комнату, – прошептала Кейлагуль, погладив спящего сына по волосам. – Рустам сказал, что обследования могут занять долгое время. А если понадобится лечение… – Она не договорила, низко опустив голову, чтобы Борис Карлович не видел её лица.

- Я хотел вам предложить… – он слегка замялся. – Вы только ничего не подумайте, пожалуйста! Я живу один, в двухкомнатной квартире, комнаты раздельные. Вы могли бы пожить у меня. Зачем искать кого-то, да и неизвестно, какие хозяева попадутся. А я вам почти не буду на глаза попадаться, я почти всё время на работе… – его голос звучал всё тише. Кейлагуль всё так же не поднимала головы, и он не видел её лица. Наконец она тихо сказала:

- Я не могу. Это неправильно.

Борис Карлович нервно сцепил пальцы в замок.

- Я понимаю вас. Но я предлагаю вам дружескую помощь. Вы оказались в такой ситуации, и если я могу вам помочь, то я хочу вам помочь. Вы можете расспросить обо мне у моих коллег, у медсестёр. Я не маньяк, не психопат. Хотя… – тут он слегка хмыкнул. – Ольгу Павловну лучше не спрашивайте…

Кейлагуль подняла голову, и Борис Карлович с облегчением заметил слабую улыбку на её губах.

- Вы с ней не особо дружите, – тихо сказала она. – А Руслану она понравилась.

- Да? – Швальц искренне удивился. – Неожиданно…

- Он даже нарисовал её портрет, – Кейлагуль потянулась к тумбочке, на которой лежал альбом. Через минуту Борис Карлович едва удержался, чтобы не расхохотаться. Да уж… Ольге Падловне этот рисунок лучше не показывать… Хотя мальчик явно старался.

- Кейлагуль Аметовна… – Швальц вернул ей рисунок. – Я всё же прошу вас подумать над моим предложением. И поверьте, я предлагаю это искренне и без каких-либо задних мыслей.

Кейлагуль поднялась и подошла к нему. Ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть в его глаза. Рядом с великаном Швальцем она чувствовала себя Дюймовочкой. Но в его глазах она увидела подлинное участие и заботу. Отец всегда говорил ей: «Загляни человеку в глаза. и ты увидишь его душу». Кейлагуль долго смотрела в глаза Бориса Карловича, и наконец медленно сказала:

- Я согласна только при условии, что буду платить за своё проживание. И сумму называете вы. Но я проверю, сколько стоит снять комнату в этом городе, так что не пытайтесь меня обмануть. – И она слегка улыбнулась, увидев, как грозный великан, которого за глаза вся больница называла Карликом, смутился.

- Даже не думал! – клятвенно заверил он, впрочем, мысленно ставя в уме галочку продумать, как назвать самую смехотворную и низкую цену и убедить Кейлагуль, что это самая подходящая и удобная для него цена.

Руслан зашевелился. Кейлагуль тут же оказалась рядом с ним, тихо шепча что-то успокаивающее. Мальчик затих, подложив ладонь под щёку.

- Может, вам принести чай или кофе? – шёпотом предложил Борис Карлович. Кейлагуль, помедлив, кивнула.

- Чай, пожалуйста, – прошептала она, поглаживая плечи сына. Швальц кивнул и тихо вышел. Через пять минут он вернулся с чашкой ароматного чая и тарелкой с печеньем.

- Я посижу с вами. если вы не против, – тихо сказал он, передавая Кейлагуль чашку. Женщина молча кивнула. Швальц сел в углу, глядя на её профиль в свете ночника. На секунду Кейлагуль оглянулась на него и улыбнулась ему, и в этот миг Борис Карлович почувствовал, как между ними протянулась тонкая ниточка, сотканная из этого слабого света ночника на тумбочке, из пара, поднимающегося над чашкой, и из этой мягкой улыбки, которая заставила его сердце биться чуть-чуть чаще и сильнее.