«Я никогда еще не встречал девушку, которая с такой любовью взбивала бы сливочный крем», — признался после Винсмок. В его груди разливалось такое теплое и приятное чувство, заполняющее щемящую где-то в области сердца пустоту. Ту, что он так безуспешно пытался заполнить мимолетными восторгами и увлечениями.

— Эй, парень, — сказал Зефф, — помнишь, когда ты был мелким, то ты расстроился из-за развалившегося пирога? Что я тогда сделал?

— Вместо того, чтобы поколотить меня, как я ожидал, ты съел кусок и сказал, что очень вкусно, — усмехнулся Санджи, припомнив.

— Начинка была просто бесподобна, — крякнул старик и затянулся, задумчиво прикусывая чубук любимой трубки. — Так вот, главное достоинство блюда — это его вкус, а уж потом оформление. Главное то, что внутри.

— К чему это ты, старик?

— Ты парень умный, сам поймешь.

Зефф, впрочем как и обычно, оказался прав. Может, мадемуазель Жанетт и не обладала яркой внешностью, зато рядом с нею было так уютно. Она радовалась тому, как ее сладости помогают людям стать немного счастливее, и Санджи чувствовал в ней родственную душу и понимал совершенно без слов.

Эта мягкая, добрая женщина была из тех людей, что никогда не скажут дурного слова даже обидчику. Однако, как бы там ни казалось, она вовсе не была мягкотелой и бесхарактерной. Как заметил Зефф, в ней был стержень, достаточно крепкий для того чтобы «сделать из нашего оболтуса человека». Так что каждый раз, когда благоверный забывался и по старой привычке начинал флиртовать с посетительницами, Жанетт достаточно было только метнуть в его сторону предупреждающий взгляд, и господин Винсмок тут же приходил в чувство.

В такие моменты, как обладатель силы воли, Санджи явно ощущал ее наличие у второй половины и, хотя на практике это так ни разу и не подтвердилось, готов был поклясться, что если бы дело дошло до сражения, жена вырубила бы врага одной поварешкой. Но, возможно, это было лишь игрой его воображения. В целом, Санджи по праву считал свой брак просто идеальным, с радостью выполнял любое поручение супруги и принципиально пропускал мимо ушей шутки всяких злопыхателей вроде тупоголового мечника насчет того, что он жалкий подкаблучник, и был всецело счастлив.

Когда на свет появилась Анетт, у Винсмока окончательно снесло от счастья крышу. Радостный без памяти, он нянчился с лапочкой-дочкой, не давая жене утруждать себя. С самых пеленок он так ее баловал, что если бы не мягкие, но при этом ежовые рукавички благоверной, испортил бы ребенка вконец. Чрезмерная опека отца вскоре привела к тому, что дите, едва научившись делать что-то самостоятельно, объявило папаше «войну за независимость» и заявило, что шнурки уж точно завязывать будет сама! И не успел Санджи оглянуться, как та уже хозяйничала на кухне, сопя от усердия и перепачкавшись вся в муке.

Ныне мадемуазель Винсмок шел двенадцатый год и та являла собой вполне симпатичную белокурую барышню, розовощекую и слегка упитанную вследствие сочетания детской припухлости с неравнодушием к сладкому, которым ее часто баловали родители. Из особых примет у девочки также имелись семейная любовь к кулинарии и такие же вьющиеся бровки как у папы.

В тот момент, когда наши путешественники причалили у «Нью-Барати», дочурка Санджи как раз закончила помогать отцу с украшением клубничного торта, заказанного госпожой Бур-Бонс к своему собственному дню рождения. Услышав не совсем обычный для посетителей шум, она высунулась наружу. У порога была несколько странная компания, состоящая из одних разновозрастных детей.

— Привет! — сказала Элеонора.

— Здравствуйте, — поморгала Анетт.

— Я Луси, — представился Монки. — Я пиратский капитан.

— О… — девочка не знала, что и сказать. Не часто к ним заходили пиратские капитаны. То есть практически никогда не заходили, если не считать посетившего их однажды чудного дяди по имени Луффи, который был папиным капитаном и странным образом еще и растягиваться умел. Пока мадемуазель размышляла, как лучше установить контакт с пиратским капитаном, заскучавшие Рен и Рью решили затеять драку с целью размяться. Анетт замахала руками: — Вы что творите?! — крикнула она мальчишкам, опасно фехтующим прямо на перилах. Михо и Оливия только переглянулись и дружно успокоили братьев подзатыльниками.

— У нас гости, — заметила подошедшая мадам Винсмок.

— Здравствуйте, — сказали все хором.

— Д-день д-добрый, — добавила от себя Канна, у которой со всеми хором обычно не получалось.

— Вы, должно быть, дети накама моего мужа.

— Так и есть, — кивнула Михо.

— Что же мы стоим, — спохватилась хозяйка. — Проходите. Вы, наверное, устали с дороги и проголодались.

— А то! — среагировал Луси, предвкушая, что в месте с такими божественными запахами обязательно угостят чем-нибудь вкусным.

Дочка хозяев проводила путешественников через зал мимо столиков для посетителей в их семейную столовую, располагавшуюся сбоку кухни. Пока родители расправлялись с последними заказами, та занялась гостями. Анетт показала, где можно умыться и с интересом разглядывала компанию, накрывая на стол, таская чашки-ложки и прочую посуду, а бдительная Михо первым же делом отправила мальчишек и Элеонору мыть руки, подгоняя некоторых пинками.

Когда все наконец расселись, мадемуазель Винсмок, наряженная в парадный чистый фартучек и колпак, с видом заправского шеф-повара стала разливать всем первое. У нее даже были наикрасивейшая фарфоровая супница и фирменный половник с фамильным вензелем на ручке. Под приятным впечатлением от подобной картины были все. Михо даже почувствовала себя настоящей баронессой на званом обеде.

Обед удался на славу. Вся команда дружно признала, что давно так вкусно не ела, некоторые заверили, что вообще так ни разу в жизни. Ну а десерт оказался выше всяких похвал! Разумеется, Анетт не преминула похвалиться своим непосредственным участием в его приготовлении, хотя в основном авторство принадлежало ее матери.

Луси увлеченно отдавал должное пирожным мадам Винсмок вместе с Элеонорой, так что из кавалеров свободными оставались только братья Ророноа. Анетт попыталась с ними пококетничать, но мальчишки со смешными ежиками зеленоватых волос не обратили на это особого внимания. Зато обратил Санджи. Бурное воображение уже нарисовало ему ужасную перспективу возможного родства с Маримо, и господин Винсмок поспешил после трапезы отправить единственную ненаглядную дочурку общаться с девочками. Михо и Канна жутко обрадовались тому, что у них появится еще одна подружка-сверстница, ведь с Оливией, которая по праву старшинства прохладно поглядывала на них сверху вниз, каши не сваришь.

Хозяйская дочка за обедом уже успела перезнакомиться со всеми ребятами, ее мать была рада, что у девочки появились новые друзья, а отец думал о том, что как же здорово, что милашка Оливия пошла внешностью и чувством стиля в мать, восхитительную Робин-чан, а не в их странного плотника, а очаровашка Михо и вовсе точная копия Нами-сван! Санджи, растянувшись в обаятельнейшей улыбке, склонился к девочке и промурлыкал:

— Как там мамуля? Наша прекрасная Нами-сван…

— Кхм, — кашлянула Жанетт, взгляд которой не предвещал супругу ничего хорошего. Тут Санджи понял, что засветился.

— Все отлично, — засмеялась Михо и побежала к подружкам. Несмотря на столь юный возраст, она вполне прекрасно понимала, чем так недовольна мадам Винсмок. К тому же она была в курсе, что Санджи-сан раньше был неравнодушен к ее матери. Однако это ее почему-то ну нисколечко не беспокоило, ей даже было его немного жаль, уж она-то свою мать прекрасно знала.