– Сергей Васильевич! Мы с тобой знаем друг друга еще с того дня, когда ты только появился в училище в первый раз, сразу после поступления! Так?

– Так точно! – и снова Крайнов думал, гадая, к чему эта «прелюдия» в конце концов приведет. Командир же, казалось, не торопился с разговорами, сделал выжидательную паузу, прямо смотрел в глаза старпому. Как бы испытывая того, правдив старпом или не до конца откровенен, а значит и не ответит или соврет на прямой и честный вопрос. То ли удостоверившись, что «старый боевой товарищ» готов уже к серьезному разговору «по душам», то ли все эти сомнения ровным счетом уже никак не изменят положения дел и череду последующих событий, называемых Судьбой, но командир вдруг заговорил очень прямо, жестко и откровенно, по – мужски:

– Буду с тобой откровенен – Порошин мне рассказал о «походах – заходам» к командующему флотом через члена Военного Совета комдива и нач. ПО с просьбами назначить именно тебя командиром лодки? Поверь, Сергей, я на этот мостик не просился – служил себе на Камчатке и не предполагал обо всех этих «интригах мадридского двора»!? Однако мне предложили командовать крейсером, и я согласился! Но, я буду честен: даже если бы я и знал, что меня назначают командиром вместо тебя, Крайнов, я бы не отказался от должности, несмотря на нашу дружбу – приказ есть приказ! Мы – офицеры, эта наша обязанность – служить Родине! Это во-первых, а во вторых: окажись ты на моем месте – ты бы сделал тоже самое! И я бы тебя понял и не осуждал. Согласен?

– Наверное! Не знаю!?

– Да не «наверное», а так и есть, Серега! Я даже не сомневаюсь, я уверен – мы с тобой, как говориться в мультфильме про Маугли, «одной крови», а значит, и мыслим – думаем одинаково. – Французов снова на время замолчал, давая возможность другу обдумать – понять сказанное. Крайнов тоже молчал, ждал, куда этот разговор их доведет в конце концов. Командир, выждав положенную паузу, продолжил:

– Но это не самое главное – кто кого подсидел! А главное в том, что сказал мне перед отъездом Порошин? – командир крейсера внимательно посмотрел прямо в глаза своему старпому. Потом приблизился ближе, чтобы его откровение не стало «добычей» чужих ушей и почти шепотом продолжил:

– Летом я уеду на учебу в Академию Генштаба, а ты примешь командование кораблем! – командир улыбнулся, даже засмеялся, увидев реакцию и широко открывшиеся вдруг от этой новости и удивления глаза Крайнова.

– Как это?

– А вот так «это»! Успешно пойдем БС, потом отпуск, текущий ремонт и летом на учебы – вот такая у Шарика «перемена в карьере»!? Ну, что, старпом, послужим или как?

– Послужим, конечно, послужим, товарищ командир! – Капитан второго ранга сразу же заулыбался, настроение Крайнова явно улучшилось. Даже легкий румянец, будто у той «гимназистки от мороза чуть пьяной», заиграл на его щеках. Но Французов не был бы «иезуитом Бельмондо», если бы не использовал свои «опыты – фокусы» как «ставить в стойло норовистых рысаков»:

– Вот только, Сергей Васильевич, дай мне слово, что больше не будешь пытаться… сигануть с ракетной палубы в море? – стеганул наотмашь, как отрезал – отрезвил кэп. Крайнов аж от удивления рот открыл и ловил этим открытым ртом «як жаба мух» или «рыба воздух», не в силах что-либо сказать в ответ: «Откуда он знает про утренний инцидент? Кто же ему «стучит»?»

– Удивлен, что я знаю? Учись, старпом, пока я жив: командир должен знать обо всем, что твориться на корабле, даже тогда, когда его нет! Усек?

– Усек! – Крайнов был и поражен, и восхищен одновременно своим командиром и старым товарищем по училищу. «Вот человек, настоящий кэп! Не то, что я!» – думал капитан второго ранга, чувствуя с одной стороны справедливость выбора Порошина. Но, с другой стороны, не будь Французова, он бы сейчас, Сергей Васильевич Крайнов, командовал бы «Златоустом». Опять это двоякое чувство собственной неполноценности при виде «супермена» – более успешного и сильного «духом и телом» человека. Как тогда, ранее, с мичманом Шевцовым… «Почему одним природа дает все: красота, ум, сила, карьера… А другим почти ничего? Даже женщины у них красивые, не то что …». Впрочем, Французов уже вышел из кают-кампании, оставив старпома в одиночестве и в салоне, и наедине со своими мыслями…

Лодка затихла после «отбоя», мерно гудят вентиляторы и щелкают приборы. Постепенно затихают, засыпая, какие – то шорохи и шумы. Лишь изредка, в полной тишине и (или) в небольшом мерном шуме работающих механизмом почти шепотом, очень – очень тихо переговаривается вахта, «недремлющее и всегда бдительная» корабельная служба нарядов. Основная часть личного состава уже спит, уставшая от маяты флотской службы – тяжелой мужской работы. Не успела голова Крайнова коснутся подушки, как Сергей буквально провалился как в яму в глубокий тяжелый сон. Все сразу тяжестью как камнем накрыло: и тело, и мысли, и душу. «Неужели этот сумасшедший, полный сумбура, едва не ставший трагическим, то есть последним, и так успешно в плане дальнейшей карьерной перспективы, закончился? Завтра будет новый день! День, полный надежд и испытаний! Каков он будет: светлый и радостный или пасмурный и грустный?». Уже проваливаясь в тяжелый сон – забытье старпому почему-то снились: дед с бабкой, которые ругались по вопросу его, «Сереженькину» воспитанию; мать что-то говорила, как всегда недовольная его невниманием к ней (отца почему-то не было); нелюбимая жена молчала, безмолвно сжав губы в полном презрении к нему, нелюбимому мужчине, «просто соседу по квартире» и не более того, Французов что-то высказывая жестко и строго почему-то майору Быкову?! «Почему он (командир) «строит» Быкова!? Ведь это я виноват, что не смог загрузить в шахту сразу эту распроклятую ракету?». Крайнов мучился, метался во сне, весь в поту… Сначала так долго тянулся этот распроклятый «безумный» день перед «отходом» на БС. Теперь еще и последовавшая за ним ночь также безумно долго тянулась до самого утра. Утра нового дня – того самого дня, когда ПРКСН «Златоуст» должен уйти на боевое задание в западную Атлантику или чтобы кануть в Вечность…

Майор Быков вышел из ангара очень уставший, но довольный проделанной сегодня работой им и его подчиненными. «Молодцы мальчишки, справились! Значит, я что-то еще могу, раз сумел научить. И не только старослужащие, но и молодые «караси» вполне уже самостоятельно научились обращению с боеприпасами любой сложности, даже с ЯБП[8]!».

– Товарищ майор! Мы закончили! Можно в казарму идти самостоятельно, а не строем? – старшина второй статьи Белов с испачканным графитовой смазкой лицом, тоже уставший выжидающе смотрел на зам. начальника арсенала.

– Подожди, Белов! Сейчас узнаю, может быть на камбузе (столовой) для вас ужин оставили? – офицер не просто «решил проявить заботу о личном составе», Быков действительно был по-хорошему настоящим командиром – требовательным и заботливым, «як родный батька».

– Оставят они пожрать, как же! Да и на камбузе света нет, все закрыто, спят давно! – кто-то из молодых матросов выразил общее мнение. Остальные молчали, понимая, что придется ложиться спать голодными. И тут майор сделал то, что от него никак не ожидали его матросы – «аттракцион невиданной щедрости»? Офицер обратился к старшине и приказал:

– А ну – ка Белов, принеси – ка мне из «уазика» гостинцы, что мне подводники подарили!

– Может не надо, товарищ майор, вам ведь дали! Мы потерпим до утра, до завтрака, не впервой! – несколько сомневаясь в «благородном порыве» командира, но в душе все же надеясь, что Быков не передумает, отвечал старшина.

– Так, делай, что тебе говорят, и не спорь со мной! – Быков был безапелляционен, «сказал, как отрезал». Старшина быстро принес картонный ящик с «подарками» и передал его офицеру.

– Так, что у нас тут есть? – Быков распаковал ящик и стал доставать из «ящика Пандоры» как фокусник разные вкусности – деликатесы: консервы мясные и рыбные, сгущенку, шоколад, консервированные компоты и соки, пряники… Глаза голодных моряков жадно горели. Даже офицер ощутил приступ голода и голодную слюну при виде всего этого «богатства» «подводного воинства».