Литмир - Электронная Библиотека

И вот он зажёг медный подсвечник и уселся на диван, держа в руках ту самую тетрадочку, готовившись окунуться в мир поэзии, но тут: «Шур-шур… шур-шур». Его уши тут же уловили эти звуки, шедшие со второго этажа. «Что это? Не уж то Петровна не брешила?». Он встал напротив лестницы, освещая ступени колыхающимся пламенем свечи. Его заклинило. «Это ветер балда бьёт по окнам, точно он, – успокаивал себя. – Неудивительно, погодка то не ладная». Тем временем на улице начался нещадный дождик, отбивающий ритм по крыше, а тучи затянули небо, оттого даже лунное свечение не просачивалось в комнаты, в них была лишь кромешная загустившаяся тьма. Как это пламя, Боровский колыхался, побаиваясь подниматься наверх. «Нужно проверить, если обещал. Бояться то мне нечего, ведь ничего дурного нет».

На этих словах он с опаской сделал шаг на ступеньку. Она не издала ни звука. Эта тишина расслабляла, угоняла страх, поэтому он со спокойной душой шагнул на вторую. Но вот уже она взвыла самым неистовым криком, таким, от которого сердце убегает в тапки. Эти скоблящиеся звуки резали уши, будто по доске прошлись негодным мелом. По коже Боровского пробежались мурашки, а сам он чуть не выронил подсвечник. Он сглотнул комок и налился хладным потом, текущим со сморщенного лба. После Саша задержал дыхание, будто ныряя, и сделал новый неуверенный шаг. Ступень затрещала, но не так сильно, последующие тоже скрипели, но несравнимо со второй, а иные и вовсе были беззвучны.

Перед его мутными глазами предстал небольшой коридор. Комната, что слева, полнилась всякими запыленными документами, поэтому с виду походила больше на архив. Стеллажи стояли прямым строем, покрывшись пылью, до которой не дотягивались трудолюбивые руки Марьи Петровны. Помимо бесконечных книг, там были ещё несколько рулонов смотанных карт и один старый глобус. В конце комнаты, напротив окна, стоял громоздкий кабинетный стол, заваленный этим непотребством. Осмотрев комнату, Саша чуть успокоился. Дверь другой комнаты завизжала, чем снова вогнала Сашу в сизый страх. Ветер безбожно бил по окнам, вламываясь словно пьянчуга в кабак. Он создавал гнетущую обстановку, от которой Саша был сильно зависим. Вторая комната тоже была заполнена всякими книгами, но вместо бесконечных полок, в ней ровным рядом стояли столы, на которых лежали всякие измерительные приборы, пробирки и стойки для них. Свет свечи проникал в комнату, тускло озаряя абсолютный мрак. Стеклянные колбочки весело отблёскивали, будто подмигивая маленькими глазёнками из темноты. Интересно, что при свете дня Боровского эта комната никак не смущала. Он был к ней равнодушен, она казалась непримечательным кабинетом очередного тщедушного чиновника. Но теперь, при тусклом освещении, помещение четыре на шесть метров внушало весомое беспокойство, и в голове, булькая, всплывал недурной вопрос: «Кто здесь вообще жил? Кому требовалось это дорогое оборудование, эти карты, книги, финансовые отчёты, вырезки из газет и исторические справки? Какого ума был этот человек? И где он теперь?». Эти важные мысли пришли только сейчас, когда он весь в поту и с дрожащими руками держит брякающий подсвечник, опасаясь перешагнуть порог. Но настоящий страх он ощутит лишь тогда, когда увидит в освещённой черноте вздымающуюся фигуру, пятившуюся к оконным шторам.

Выпрыгивающая свеча ясно светила на высокий худощавый образ человека в коричневом плаще, опустившего голову и скрывающего лицо под пепельными прядями волос. Рука Боровского в конец разошлась, уйдя в вольное плавание, а глаза забегали, как настороженные зайцы на зимней охоте. Колени пошли ходуном, а крепкая спина изобразила букву зю под гнётом наплывшей волны страха. Однако Боровский всё же смог проявить самообладание, когда мужчина уверенно зашагал в его сторону, сокращая дистанцию. Саша, последовав примеру, быстрыми движениями преодолел два метра. До фигуры оставалась длинна вытянутой руки. Воспользовавшись правом неожиданности, Боровский молниеносным движением нанёс удар тыльной стороной подсвечника по лбу мужчине, отчего тот ежесекундно упал. Боровский, ослабев, выронил орудие. Оно упало под ноги и осветило нетипичные черты лица мужчины. С виду он был не стар, имел весьма длинные седые волосы, которые беспорядочно разошлись по его голове, пряча бледноту кожи. Саша попытался нащупать пульс, но нервная трясучка не позволила. На ощупь тело было холодным, и этот факт сильно настораживал. Сердце забилось гораздо сильнее, а со лба струился пот. Он перевернул тело на спину и внимательней посмотрел на лицо, оно было худым и каким-то уставшим. Волна эмоций нахлынула с ещё большей силой, когда к нему на огонёк забежала мысль: «Я его убил». Пулей он вылетел со второго этажа, и вот уже стоял возле тремпеля, надевая пальто. С комнаты вышла Марья Петровна, обеспокоенно спросив:

– Что стряслось, Александр Александрович?

– Бесовы дела, Петровна! – проговорил он, натягивая башмак на ногу. – Точно они самые!

Он выбежал из дома и побежал в сторону полицейского участка, который был здесь неподалеку. На ходу он выкрикнул:

– Тётка не смей на второй этаж соваться! Слышишь? Сунешь нос, как перед Богом клянусь, выпорю сучку!

Выражение его лица было таким пугающим, каким Марья Петровна его никогда не видела… оно было словно каменным. Ранее блестящие глаза наполнились непонятным блёклым сгустком и как будто никуда не смотрели. Страх ненароком перенёсся на старушку, сердце которой стало недобро постукивать. Спустя около двадцати минут Боровский вернулся в компании двух мордоворотов, обтянутых в мундиры, и твёрдой поступью поднялся на второй этаж.

– Он жив, – произнёс один из офицеров, – нет нужды беспокоиться. Мы отвезём его в участок, а Вас попросим проследовать за нами для дачи показаний.

– В такой час? Нельзя ли отложить до утра?

– К сожалению, такие дела не требуют отлагательств. Вы же понимаете? Ладно… берём его, – крикнул офицер своему товарищу и ухватился за ноги неизвестного. – Чёрт! Вроде кожа да кости, а тяжёлый зараза.

Они уложили тело в карету вместе с нерадивым подсвечником. Боровский было собирался тоже укладываться в неё, но в последний момент вышел объясниться с Марьей Петровной. Она молча выслушала, не став задавать вопросов. На улице продолжал поливать дождь, поэтому офицер начал рьяно поторапливать Боровского:

– Господин! Прошу Вас быстрее.

– Да-да, уже иду, – он залез в карету, и они тронулись. – Господин, Вы запачкали рукав.

– Что? А-а… похоже, что замарал об обувь этого паршивца. Спасибо, если бы начальство увидело, то непременно поругало бы.

VIII

Боровский вернулся лишь ранним утром, весь замученный бумажной волокитой и необходимостью ещё раз посетить это заведение, когда мужчина очнётся. Дома он сразу же улёгся спать, не удосужившись разъяснится перед тёткой. Даже во снах его одолевали неприятные мысли и кошмары. Его воображение имело вредную привычку рисовать весьма реалистичные картины. Образ человека с пепельными волосами продолжал преследовать его в закромах его подсознания, наводя странные ощущения. Они не были ужасом, страхом, неприязнью или чем-то ещё отрицательным, напротив, они казались очень даже обыденными, такими, будто с ними приходится сталкиваться каждый день. Он проснулся лишь на утро следующего дня, и утро было очень даже паршивым. Несмотря на долгий сон он всё равно был будто выжатой тряпкой, которой только что протёрли полы в свинарнике. Юный разум, не знавший таких потрясений, был перегружен и нуждался скорее в духовном отдыхе, нежели физическом. Марья Петровна приметила это и не стала ещё сильнее грузить его. Позавтракав, Боровский ушёл на учёбу.

Его не переставали покидать тревожащие мысли, которыми он был поглощён сидя на занятиях. Был он там опять же лишь телесно, ум Саши находился где-то далеко от этого пахнущего запревшими книгами места. Он лишь наблюдал пустоту, отчего получил нагоняй от преподавателя. Ситуация дома не изменилась, сразу по возвращении он уткнулся в камин, прислушиваясь к огненному треску. Пугающе он был заворожён этими мыслями, отдавшись им всем своим существом. Его вовсе не интересовал вопрос: «Кто этот человек? Или что делал?». Больше он трепетал от размышлений над тем: «Как он там оказался?».

8
{"b":"742818","o":1}