Вечером около кухни я встретил полковника, который последнее время был воинским начальником в Могилеве. Он теперь командует батальоном в Самурском полку34. К 7 часам нас с Андреем пригласил поужинать к себе наш прежний хозяин. Было довольно приятно покушать жирной свинины, после чего мы по обыкновению пошли пить чай к Александру Александровичу, где всегда необыкновенно долго разжигали и раздували сами самовар, пока наконец он не начинал кипеть.
20.09.1918. Никаких особых боевых действий не было, должно быть наши неправильно сообщили о намерении прижать большевиков к реке, или они сами не поддались на этот маневр. Под вечер я встретил младшего Степанова, он ехал на заставу и потому кроме обычных приветствий я не успел с ним ни о чем поговорить. Вечером заложили небольшую «железку» в доме у Владимира Владимировича Булгакова35. Через несколько часов игра должна была прекратиться, так как офицеров 1‐го орудия потребовали на ночь на заставу. Говорят, что с этого дня офицеры нашей батареи будут нести ночное дежурство на заставе около орудия. Игра прекратилась как раз в самый невыгодный для меня момент, т. е. тогда, когда я проиграл более 200 рублей. Когда я вернулся к себе домой, Андрей уже спал. Я его разбудил и сообщил о том, что проиграл все свои деньги. Он встрепенулся и жалобным со сна голосом спросил меня: «Значит уже не на что утром купить молока?»
21.09.1918. Пребывание в Прочноокопской всем уже достаточно надоело. Есть совсем уже нечего и, кроме того, живешь в отвратительных условиях. Мы, например, с Андреем уже столько времени спим на голом полу, подложив под себя только шинели. Прямо уже кости начинают болеть от такой постели; дело в том, что наиболее важная точка соприкосновения тела с полом получается в самом тонком месте шинели, тогда как ватная подкладка идет под голову. Газет здесь тоже совсем нет никаких, и после 11 числа неоткуда их получить, так что совершенно не представляешь себе не только того, что делается в России, но даже не знаешь, как обстоят дела на наших фронтах. Прямо-таки непонятно, почему всё еще продолжаем оставаться здесь. Все воинские части и обозы уже ушли из этой станицы. Нас хотели передвинуть на другой конец станицы, там все-таки кое-кто из жителей остался и можно хоть немного чего-нибудь доставать себе для более сносного питания. Но посланные туда офицеры выяснили, что там нет помещений, где мы все могли бы разместиться. Приходится оставаться здесь.
22.09.1918. Утром от скуки и от нечего делать заложили пульку в преферанс, но ее не пришлось окончить, так как около 1 часу дня было получено приказание перейти нам в станицу Григорополисскую, и меня назначили квартирьером от 4‐го взвода. Так что пришлось в два счета сложить вещи и отправиться вместе с другими квартирьерами на отдельной подводе.
Прибыли в Григорополисскую уже в сумерках. Я с большим трудом разыскал пять свободных комнат для своего взвода. Дело в том, что здесь скопилось очень много беженцев из Армавира, так что в какой дом не войдешь, везде их полно. Благодаря этому на первый взгляд мне показалось, что и с едой здесь дела обстоят не особенно густо, но все-таки значительно лучше, чем в Прочноокопской. На ночь мы устроились вместе с Люшем и Зиновьевым, и опять-таки на полу. Нужно заметить, что всю ночь, не переставая, нас всех грызли и ели блохи, которых здесь насчитывается поражающее количество. Спать, конечно, почти не пришлось, всё время было посвящено вытряхиванию, ловле и охоте за этими насекомыми.
23.09.1918. Рано утром нас разбудил техник Остапов и сообщил, что в 10 часов двигается дальше в станицу Кавказскую, а квартирьеры должны отправляться сейчас. На этот раз назначили квартирьером Андрея, и ему пришлось выехать, почти ничего не евши. Мы же целой компанией устроились с едой у хозяйки Михаила Петровича.
Она нам всё время рассказывала про своего сына, сотника, и во время разговора несколько раз приговаривала, обращаясь к нам в то время, когда мы довольно усердно уплетали борщ со сметаной: «Мне всех вас жалко, всех вас мне жалко». В ее словах слышалась неподдельная искренность и материнское чувство. Славная старушка, но что собственно случилось с ее сыном я так-таки хорошенько и не понял, а из ее разговоров уловил только, что в настоящий момент он находится в рядах Добровольческой армии в районе Ставрополя.
Еще утром на дворе у хозяина, у которого мы ночевали, Андрей заметил пулеметную двуколку. Я доложил об этом командиру батареи, и ее решено было взять с собой и пристроить к повозке с волами. Около 10 часов все с подводами собрались на сборный пункт и оттуда двинулись из Григорополисской. Жара стояла солидная, и по-прежнему было до невозможно пыльно.
На этот раз на пяти или шести из 15 подвод ехало по одной или две дамы в компании офицеров; Людмила Васильевна ехала тоже с нами. Не могу сказать, чтобы такое путешествие с дамами было особенно приятно уже по одному тому, что у многих из нас было расстройство желудка, а соскакивать и прятаться было почти некуда, так как мы ехали почти голой степью. В станице Темижбекской был устроен привал часа на полтора, за которые мы небольшой компанией успели зайти к одному из казаков и поесть там вареников, простокваши и завершить всё это двумя арбузами. Стало уже совсем темно, когда мы прибыли в Кавказскую. Так как расквартировали нас в прежнем районе и Андрей был в числе квартирьеров, то мы с ним устроились у прежних хозяев. Людмила Васильевна устроилась с Михаилом Петровичем на его старом месте у хозяйки Тимченко, который в момент отъезда из Прочноокопской получил бумагу о переводе в конно‐горную батарею. В этот день я с большим удовольствием разделся и растянулся на относительно мягкой постели в знакомой комнате; ведь мы с Андреем не раздевались как следует с 11 числа.
24.09.1918. Около полудня обоз 1-й батареи, который в это время нас довольствовал, двинулся обратно в Григорополисскую, и мы должны были следовать за ним туда же. Но командир батареи после переговоров с командиром дивизиона устроил так, что мы перешли на собственное довольствие и перестали зависеть от передвижения этого обоза. Результатом этого нового положения было то, что мы на более продолжительное время остались в Кавказской и на несколько дней вперед могли быть гарантированы от получения казенного обеда и ужина, пока наладится наше хозяйство. Но, несмотря на это, мы после голодухи, в некотором роде, сейчас начали питаться хорошо. Самое приятное – это то, что самому не надо заботиться о еде. Утром встаешь, а кофе уже готов и на столе разные вареники, булки, молоко и арбуз.
25.09.1918. В этот день умер Верховный руководитель нашей армии генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев36. Болел он не особенно долго, но тяжело и скончался от «испанской болезни», осложнившейся и перешедшей в крупозное воспаление легких. Нужно сказать, что нашей армии в этом отношении не везет, так как смерть уносит от нас лучших боевых генералов. За сравнительно короткий промежуток времени ушли в могилу генералы Корнилов, Марков37, а теперь – Алексеев. Это всё лица, имена которых пользовались громадной популярностью и на которых, как на избавителей, смотрела и смотрит вся интеллигентная Россия. Умер он как раз в то время, когда созданная им Добровольческая армия после невероятных трудов и лишений, ценою крови лучших людей завоевала себе настолько прочное положение, что можно уже смело рассчитывать на то, что она будет тем здоровым началом, вокруг которого объединится будущая Россия. Тяжела эта утрата не только для армии, но и для всего русского народа. Таких людей у нас не так уж много.
26.09.1918. С этого дня начали получать газеты, т. е. покупать. В развитии международной борьбы произошло много перемен. Союзники разгромили Болгарию и вынудили ее на сепаратный мир. На Западном фронте немцы терпят большие поражения. Обстановка сложилась такая, что Германия просит мира, соглашаясь на все 14 пунктов условий Вильсона. Всё это, конечно, весьма приятные известия, тем более что в скором времени можно будет ожидать помощи со стороны союзников, которые предъявили Турции ультиматум: пропустить их флот через Дарданеллы. Немцы вследствие своих поражений и потерь начинают эвакуировать оккупированные области и перебрасывать свои войска на Западный фронт. Естественным следствием этого будет то, что большевики снова займут освободившиеся от немцев губернии. Судя по газетным сведениям, население начинает оттуда в панике бежать. Меня прямо охватывает ужас, когда я подумаю, что немцы уже очистили Могилев и туда вошли эти мерзавцы. Отсюда не только нельзя помочь нашим хоть чем-нибудь, но даже нельзя написать. Положение Могилева, по-моему, весьма скверное. Хуже всего то, что по отрывкам из газет нельзя вывести никаких определенных заключений и совершенно не знаешь, что, собственно, там делается.
