Чон сполз с кровати и направился в сторону, откуда предположительно исходил звук. Он морально приготовился к сражению с чудовищем из ада, укрощению стада антилоп и, что наименее желательно — встрече с дражайшей мадам О.

Какого же было его удивление, когда вместо всего вышеперечисленного он увидел… извивающегося на полу Сокджина.

Он с бешеной скоростью перекатывался по паркету, тарабаня конечностями обо все попадающиеся ему поверхности — отсюда, собственно, и странный звук.

На фоне играла какая-то индийская музыка, но под канонаду звуков, издаваемых старшим, Хосок даже не обратил на неё внимания.

— Сокджин-хён! Тебя укусила змея Сехуна? — Хоби в панике начал тормошить «бьющегося в смертельных конвульсиях» Джина, на что тот недовольно зашипел.

— Идиот, ты заставляешь искусство истекать кровью!

— Единственное, что здесь истекает кровью, это мои глаза, — хмыкнул Юнги, всё это время сидевший в углу комнаты с Джуном.

— И мои уши от подобных метафор, — добавил Нам.

— Вы не понимаете, — надулся Джин, вставая с пола и брезгливо отряхивая рубашку от пыли, — это — Бхаратанатьям.

— Чего натьям? — переспросил Хосок. — Это какая-то тропическая болезнь? Ты теперь умрёшь, да, хён? — Чон с воем подскочил к Сокджину, продолжая скулить на всю округу и сжимать старшего в объятиях. — Я обещаю каждую среду приходить на твою могилу, — Хоби печально всхлипнул.

— Придурок! — выругался Джин, еле отцепив от себя младшего. — Бхаратанатьям — традиционный индийский танец, а твои слова оскверняют его священность!

— По-моему, одним тем, что ты его танцуешь, ты оскверняешь его в три раза сильнее, — тихо хмыкнул Юнги: поржать-то хотелось, но разъярённый Джин не нужен в этой жизни никому.

— С чего ты вообще вдруг решил начать танцевать? — поинтересовался Джун, ради такого дела откладывая новенький роман «Страсти-мордасьти», написанный некой Д. Д. , скрывающей своё имя то ли для того, чтобы сохранить интригу, то ли для того, чтобы её не вычислили и не подвесили на флагшток филологи всего мира.

— Да вот, знаете, наткнулся недавно на одного человека, который сказал, что мои танцы — воплощение грации и элегантности, и решил, что такой талант грешно прятать от всего мира.

— Скорее весь мир спрячется от такого таланта, — вновь прошептал Юнги, день которого без унижений кого-либо считался бесполезным и прожитым зря.

— Погоди-ка… А кто был этим человеком? — начал что-то подозревать Нам.

— Эээ… Ну, это не очень важно.

— Итак, господа без дам, ребус решён — Сокджин-хёна похвалила его мама! — вскричал Хосок, до которого также дошло, на что намекал Намджун.

— А вот и нет, — неуверенно ответил Джин, после чего добавил чуть тише. — Это была моя тётя.

— Ладно, Сокджин-и, делай, что твоей душеньке угодно, только дворец нам не ломай. Почему бы тебе не заниматься своим Бхаратуняном…

— Бхаратанатьямом.

— Да-да, Бхаратьянаманом в саду. Там и независимый зритель есть — Сехун, так что без признания не останешься. Конечно, это не многотысячная публика, но все великие начинали с малого. Допустим, что Сехун-и не самый идеальный слушатель, но и ты не будь привередливым — послушаешь его бредни про то, что мы все не существуем в реальности, и нормально, общий язык найдёте.

К слову, после того, как Югём со своей пассией благополучно свалил в закат, Сехун отказался возвращаться во дворец под предлогом того, что привык к уединению с природой. Мин предполагал, что это всё потому, что ему просто нравится пугать чонгуковых садовников, да фрукты с деревьев пиздить, пока никто не смотрит, но это, разумеется, были только его скромные догадки, не претендующие на истинность.

— Ээээ нет, даже не думай, — не успел Джин толком-то и объяснить, что ему нужно от Сехуна, как тот активно замахал руками и толкнул Джина обратно в кусты. — Мне тут твои конвульсии не нужны.

— Это кто тут ещё конвульсивный? Я — танцор, — гордо заявил Джин, после чего решил поинтересоваться осведомлённостью Сеха. — И откуда ты узнал, зачем я сюда пришёл?

— Понимаешь ли, мой друг, есть некоторые загадочные временные перипетии и хитросплетения, подвязанные друг на друге, отслеживая и анализируя которые можно с уверенностью заявить, что… Да ладно тебе, лицо попроще сделай, я просто грохот со стороны дворца услышал, и у меня было два варианта произошедшего. Ну а поскольку матушка не предупреждала меня о своём приезде… Это было очевидно, Джин, и как бы кощунственно это ни звучало, но кто-то должен открыть тебе правду. Ты — хреновый танцор, да и с восприятием мира и реальности у тебя не очень.

— Сказал человек, разговаривающий с камнем.

— Я не виноват, что как собеседник он интереснее, чем вы, — пожал плечами Сех. — А теперь… Шёл бы ты из моего сада, Джин, в ближайший индийский храм.

— Зачем? — озадаченно почесал затылок Сокджин.

— Молиться за грешную душу автора. Он в этой главе столько раз каверкал название священного индийского танца, что успел стать персоной нон грата в большинстве городов Индии. Да и Юонг повидаешь заодно, говорят, она там важной шишкой стала.

— Ну всё, снова в бред съехал, — вздохнул Сокджин.

— Это не бред!

— Хорошо, я могу называть это родильной горячкой, если тебе от этого станет легче.

— Мы все живём в придуманном мире!

— Принимал бы ты таблетки, которые тебе прописал доктор, Сех, — Джин смиренно поджал губы и, махнув на прощание рукой, скрылся в зарослях, предположительно, малины.

— Они просто слишком глупы, чтобы понять нас, — обратился Сехун к своему неодушевлённому другу, легонько поглаживая его гладкую поверхность.

***

— Сокджин, ты чего такой кислый? — Чимин обеспокоенно коснулся плеча старшего, получая вялое отбрыкивание и дежурное огрызание:

— Я тебе хён, засранец.

— Хорошо, Сокджин-я-тебе-хён-засранец, ты чего такой кислый сегодня? — «согласился» Чимин, невинно хлопая глазками.

— Ну ты и жопа, — надулся Джин, обиженно отворачиваясь к стене.

— Нет, ну правда, что у тебя случилось такого?

— Да вот, хотел научиться танцевать, а Юнги с Сехуном меня обижаааали, говорили, что я плохой танцоооор, — Сокджин быстренько прикинул, как можно насолить своим обидчикам, а потому сделал максимально трагичное выражение лица и драматично приложил руку ко лбу.

— Юнги, говоришь? — глаза доброй булочки всея гарема опасно блеснули, а Джин пытался выказывать свою радость не так очевидно.

— Дааааа, — для пущего эффекта омега всхлипнул, заставляя Чима растечься перед ним тёплой лужицей из сожаления и вины.

— Пожалуйста, не плачь, хён! Ты же знаешь Юнги, он у меня тупенький, ну разве можно на него за это обижаться?

Джин всхлипнул ещё громче, чувствуя, что его добыча срывается с крючка.

— Ну хочешь, я его кастрирую? Или привяжу к стулу и заставлю круглые сутки смотреть на твои танцы нон-стопом?

— А ты можешь? — у Джина на секунду загорелись глаза, но увидев серьёзный кивок младшего, ему стало жалко Юнги — сделает ведь, и глазом не моргнёт, а тот и в самом деле не виноват, что такой задницей уродился.

— Да ладно, хуй с ним, причём как и твой, так и другой, ментальный. Так и передай ему, что я его на ментальный хуй послал, а танцы… Пусть идут туда же, особенно такие сложные, а я у тёти и так самый красивый и замечательный.

— Хён, ты только что запорол финальную мораль.

— Таким красавчикам, как я, это простительно. Нет, ну ты только посмотри на моё лицо, с такими чертами люди могут нести в массы любую хрень!

— Узнаю своего хёна, — хмыкнул Чимин, когда Джин убежал на ежечасное свидание с зеркалом. — Ну, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало… И не танцевало. Никогда.

Комментарий к «Это кто тут ещё конвульсивный? Я — танцор!»

Не прошло и вечности, как я здесь 😅 В связи с двумя макси, висящими на мне помимо всего прочего, главы у этой работы будут выходить чуть реже. Хотя… Зависит от того, как хорошо пинать меня для написания проды)