Перерожденный не мог ничего на это ответить. Он и сам понимал, что за время его «детства» голод по настоящим битвам лишь разросся, дразнимый стычками с детьми. Бывший учитель перестал чувствовать себя человеком еще тогда, в приюте, так и не смирившись с тем, что он ребенок. Он подшучивал над взрослыми и умилялся, когда «пацаны» не достигшие даже тридцати лет, пытались учить его жизни или мнили себя умудренными людьми.
Он легко читал Мадару, что доказала та же битва, и спокойно переносил давление, исходящее от Мито-сама, когда та глядела на его нового учителя. Ему не было дела до деревни Скрытой в Листе, пока он мог здесь жить и учиться. Он чувствовал благодарность к клану Нара, но не мнил себя кем-то из их рядов. У него и друзей-то нормальных не завелось за семь лет детства! Так — знакомые и приятели, за исключением двух сожителей-мальчишек, ставших кем-то вроде малой семьи.
Но второй шанс в мире битв и «магии» был дан бывшему учителю математики явно не для того, чтобы он беспокоился по всем этим пустякам.
— Это, конечно, грустно, Мито-сама, — начал он осторожно. — Но как вам мысль создать накопитель чакры, который позволит высвобождать ее в бою? Уверен, ваше мастерство фуин смогло бы помочь мне в исследованиях…
— Ну вот, что и говорила? — усмехнулась женщина. — Он уже думает о том, как помочь себе в битвах.
— И, все же, расскажи поподробнее, Сенсома, — наклонился Хаширама. — Накопитель чакры? Как фуин с медчакрой внутри?
***
Спустя три недели, после начала обучения Сенсомы у одного из Богов Шиноби, начались неудобные разговоры для ученика и учителя.
Придя с поздней тренировки в клановый квартал, глава Учих обнаружил своих соклановцев в чудовищно нервозном состоянии. Будто пчелы, знающие, что медведь сейчас ворует их мед, но не могущие ничего поделать с этим. Проблема в том, что бурые никогда не наглели до такой степени, чтобы прямо ВСЕ пчелы чувствовали себя ТАК плохо. Да и один из сильнейших кланов в мире в принципе не должен выглядеть так, как выглядит сейчас. Но Мадара знал, что могло так повлиять на родичей.
Тобирама Сенджу…
Альбинос обнаружился прямо в пустующем доме главы клана. Дверь Мадара закрывать не привык, ибо воровать в клановом квартале Учих могли только сами Учихи, а уж воровать у Мадары мог только Изуна. И это было давно. Так что беловолосый ждал лучшего друга своего брата в зале для гостей, церемонно сидя в самом центре и скрестив ноги. Лицо, при этом, у него было обыкновенное — будто он недавно застал любимую женщину за изменой.
Только у него никогда не было любимой женщины. А лицо было.
И вмазать по нему со всей дури хотелось даже сильнее обычного. К дождю, наверное…
— Зачем? — громыхнул Мадара, увидев в доме незваного и неприятного гостя.
— Нужно поговорить, — в тон ему ответил Тобирама. — И лучше бы тебе пойти со мной. Учиха.
Вспышка ярости на то, что гордое название клана из уст альбиноса слышится как оскорбление, и Бог Шиноби теряет драгоценные секунды, за которые младший брат его именитого тезки преспокойно проходит мимо. К дверям.
Заводить разговор Тобирама не собирался до самого выхода из квартала. Дальше Сенджу повел Учиху к набережной — в строящейся деревне была и такая. Красивое место, но слишком умиротворенное для пылкого Мадары.
— Итак, — вздохнул альбинос, которому тоже было трудновато начинать разговор. — Ты завел себе ученика…
— Это тебя… беспокоит?.. — нашел нужное слово удивленный путем развития разговора брюнет. Остальные слова произнести хотелось, но статус не позволял.
— Меня… беспокоит, — усмехнулся в ответ на словарный запас Мадары Сенджу. — То, как ты к нему относишься.
— Тебя не касаются отношения учителя и ученика! — отмахнулся тот.
— Меня касается все в этой деревне! — поднял громкость в ответ Тобирама. — И едущий крышей глава одного из сильнейших кланов — тоже!
— Повтори… — обманчиво тихо и спокойно потянул Мадара.
— Я бы понял, если бы ты привязывался к мальчишке, видя в нем память о брате, — на слове «брат» Учиха вздрогнул всем телом. — Не мне, конечно, говорить такое. Но знай — Изуна уже мертв! Ты не вернешь его даже если поверишь, что Сенсома — его перерождение или что-то еще! Ты не вернешь брата даже если убьешь меня!
С последним предложением альбинос попал в точку, ибо кунай в руке Мадары появился слишком быстро и, как бы, невзначай. Но Учиха сдерживал себя. Когда надо — он прекрасно это делал, кто бы что не думал и не говорил.
— Тобирама Сенджу, — медленно и со вкусом произнес вдруг Мадара. — Шиноби, убивший моего младшего брата. Человек, который максимально ненавидит мой клан. Воин, сумевший пережить столько, сколько многим и за несколько жизней не пережить. Беспокоится обо мне? Своем злейшем враге, который спит и видит, как твоя белобрысая голова, насаженная на кол, мертвыми глазами наблюдает за деревней во-о-он с той горы? Ты спятил, Тобирама?
Красные бесстрастные глаза Сенджу вперились в черные бездонные глаза Учихи. Мадара прочитал во взгляде давнего врага… нет, не сочувствие, но… понимание! Понимание и… недоверие…
— Тебе лучше перестать лепить замки из сладостей в своем воображении, — обронил альбинос. — Сенсома — не твой брат, и никогда им не станет. На твою черную душу мне плевать — пусть терзает себя хоть до скончания времен, но мальчишка… Ты можешь ему навредить. Мне и на него плевать, но, навредив ему, ты станешь причиной бед в деревне. А все причины бед в деревне будут иметь дело со мной!
И Тобирама ушел, оставив Мадару в смешанных чувствах. Конечно, Учиха признавался себе, что видит в Сенсоме больше дух брата, нежели ученика, но навредить? Чем это он может навредить мальцу? Да он столько всего делает для него! Уже три недели Сенсома учится у Мадары, и его обучение дает свои первые плоды — мальчик стал заметно сильнее. Он превосходно познает все основы, и Учиха даст ему больше!
И уж конечно в смутных терзаниях Мадары не виноват приказ, отданный одному подающему надежды парню-Учихе, пару недель назад.
Клан нужно усилять, усиляя глаза его членов.
Сенсому тоже не обошли стороной неприятные темы, касающиеся его обучения у Бога Шиноби. Хотя и легендарных шиноби поблизости не наблюдалось…
— Он же злой, — допытывался Шиконад с друзьями, во время очередного сбора для игры в сеги. Играть в шахматы с Сенсомой уже всем надоело. — Какой из него учитель?
— Неплохой, — Томура сделал ход. — Через пару дней я начну познавать ниндзюцу. Пока мы проходим основы, и они довольно просты.
— Как расчленять людей… — хихикнул Чори Акимичи, сидевший максимально далеко от игральной доски и уплетающий за обе щеки какую-то гадость из хрустящей упаковки.
— Или как взрывать дома, пока жители спят, — нахмурился Шикокура. Он, как самый старший и умный, был официальным мнением компании. — Мадара сильный. Но он уж точно не хороший, Сенсома. Ты же это понимаешь, да? Мой отец не научит тебя многому, но, зато, после обучения у него ты сможешь стать нормальным шиноби. Деревня только разрастается, так что ей будут нужны такие люди.
— Папа говорит, что Мадара-сама не очень любит Коноху, — вмешалась Инори. — Его даже собственный клан не поддерживает.
Перерожденный молча делал ходы, выслушивая грязь про своего учителя. Он знал, что популярность сильнейшего Учихи в деревне оставляет желать лучшего, но чтобы настолько… Шикогеру, слава богу, не возмущался, ибо прекрасно все понимал — мальчику нужна сила, и дать ее ему сможет тот, у кого она есть.
Хаширама не стал бы заниматься с Сенсомой, каким бы замечательным тот ни был, и его брат — тоже. Мито-сама обещала дать пару уроков фуиндзюцу, но до них нужно дорасти, а именно — знать теорию по другим «дзюцу», да и на практике кое-что уметь. Никто из других клановых даже не рассматривался — для них сирота был забавной игрушкой одного из Богов Шиноби. Все.
— Мадара-сенсей довольно силен, — веско произнес, наконец, семилетний мальчишка. — Что касается силы — он знает практически все. Более того, в отличие от Хаширамы-сама, он может давать знания, которые я смогу использовать. До Сенджу мне не дотянуться, ибо ни Мокутона, ни таких чудовищных количеств чакры у меня нет и не будет никогда… Конечно, Мадара-сенсей далеко не идеален и, порой, жесток, груб и суров, но… Он не злодей. По крайней мере, ко мне он относится лучше, чем до этого любой из приюта.
