— Безумие выглядит иначе, — пробормотал тогда себе под нос Ясягоро. — Шизофрения или диссоциальное расстройство…

— Я мало что понял, но ведь она может просто неплохо контролировать свои эмоции, — поделился мыслью Фугаку. — Этим, кстати, она похожа на тебя.

Орочимару все еще не верил, что девушка от него «без ума», но влечение к нему она испытывает явно. Может быть попробовать… что-то?

— М-м-м… — Орочимару посмотрел на тихо идущую рядом Учиху. — Ты сегодня была такая… огненная.

— Кагами-сенсей показал мне новую технику, — призналась девушка. — Но особо ей не пораскидываешься.

Похоже, камень Орочимару упал не туда. Ладно, вторая попытка.

— И ты очень… гибко двигалась, — он припомнил момент, когда Харуко извернулась в невообразимом пируэте, поражая за раз троих врагов. — Ты, эм… в хорошей форме.

— Растолстеешь тут, в полевых столовках, — удрученно потянула Учиха. — Тебе нравится, как мы питаемся?

— Нет, — сокрушенно выдохнул Орочимару.

Похоже, ему нужна помощь. Его намеки не сработали.

Харуко шла рядом весь путь до лагеря, занимая себя и Орочимару пустой болтовней. Говорила что-то о том, что чунин был хорош в сегодняшней битве, оценила его физическую форму. Орочимару только пожимал плечами — очевидные вещи можно и не говорить. Дойдя до штаба, парень сумел-таки отвертеться от надоедливой черноволоски и вошел в здание.

— Тысячу бойцов для создания окопов?! — донеслось из ближайшей двери. — Да пусть поцелуют меня в хрен! И так народу мало, а тут они еще со своими тупыми идеями! Пошлите пару шиноби со Стихией Земли! Без «но»! Да, так и передайте — Рокуродо сказал! Он сейчас занят — только с битвы пришел. Нет. Да. Пошли НАХЕР! Вы его так совсем загоняете, дебилы хреновы. Конец связи, лейтенант! Я сказал — конец связи!

Командующий юхеями не в духе. Впрочем, он такой после каждой крупной битвы. Сила Математика Боя позволяет большинству шиноби выходить из битв живыми и даже не особо ранеными, но вот юхеи всегда несут тяжелые потери. Рокуродо хоть и пытается казаться старым взбалмошным и грубым начальником, дерущим своих подчиненных в хвост и гриву, но он искренне беспокоится за каждую жизнь своих солдат.

Да и за командующего фронтом, судя по фразам, тоже.

Пройдя по коридору и послушав обрывки разговоров доносящиеся до ушей из других дверей, Орочимару встал перед дверью в кабинет учителя. Звук быстрых шагов, и парню пришлось уворачиваться от резко открытой двери. Сверху вниз на него глянул командующий силами шиноби.

— Орочимару-кун, — кивнул ученику своего друга Кагами. — Я слышал, ты хорошо показал себя в сегодняшнем сражении.

— Я сделал то, что должен был, — поклонился ему Орочимару. — Харуко тоже была хороша.

— Ха, ты успеваешь засматриваться на девушек во время битвы — кому-то пора давать джонинский жилет, — глава клана Учиха похлопал парня по плечу и серьезно добавил. — Я знаю, что мне не обязательно тебе это говорить, но я скажу — не обижай мою ученицу, ладно?

— Ладно, — кивнул ничего не понявший Орочимару.

Как ее обижать-то? Она же не враг. Или о чем Кагами-сама вообще?

— Славно, — кивнул Учиха и пошел на выход. — Удачного разговора с учителем.

Сенсома-сенсей, как всегда, сидел в кресле. Еще в бытность его директором Академии он любил мягкие и удобные кресла, подчеркивающие солидность своего хозяина. Его кабинет, что в Академии, что здесь, всегда немного давил на гостя, заставляя прислушиваться к каждому слову владельца. Все это, вкупе с личностью Математика Боя, гарантировало то, что в любом разговоре на своей территории Сенсома-сенсей будет вести.

Но начать сейчас должен Орочимару.

— Сенсома-сенсей, я не добился успеха, — признался он.

— В чем же? — удивился учитель. — Ты стал куда сильнее и многое узнал. Разве нет?

— Узнал, — кивнул Орочимару. — Но не все. Вы помните наш разговор? Шесть месяцев назад вы сказали, что убийства перестанут казаться мне простым делом, стоит мне увидеть, как жизнь покидает человека в его глазах. Я… не понял этого.

— Ты что, серьезно заглядывал в глаза к каждому, кого успел убить за эти шесть месяцев? — поднял бровь Сенсома.

— Я записал, — Орочимару достал из подсумка записную книжку, и брови сенсея натурально полезли на лоб. — Сначала я просто протыкал мечом сердце, чтобы жизнь уходила медленнее. До того, как глаза становятся стеклянными, шиноби успевают о многом подумать. У юхеев во взгляде, в основном, только боль. Часто шиноби умирают грустными, реже — яростными. Совсем малый процент умирает довольными. Таких много среди тех, чьи товарищи ушли, пока умирающий прикрывал их отход. Потом я стал отрезать умирающим пальцы. Процент яростных смертей увеличился. Появились те, кто удивлялся. Таких было немало. Еще я пробовал срубать голову, но там тяжело поймать взгляд. Несколько раз удалось — там было неверие. Похоже, они не ожидали своей смерти. Умирающие от пыток, в основном, смотрят с болью в глазах. Иногда — с яростью. Но многих мне пытать не довелось. Умирающие от ран, которые нанес не я, смотрят с безразличием. Еще есть…

— Стоп! — учитель поднял руку. — Стоп-стоп-стоп-стоп! Ты сейчас серьезно?

— Я еще смотрел в глаза тех, кто умирает в нашем госпитале — ирьенины подтвердят. Они помогали мне вести записи.

Сенсома вздохнул. Глубоко вздохнул. Ох уж этот ученик…

И как объяснить ему? Как достучаться? О, это будет явно непросто. Орочимару не дорожит чужими жизнями. Ему важна только своя. Этот эгоизм в нем почти неистребим, однако, в нем есть один существенный плюс — Орочимару считает свою команду важнейшими частями своей жизни. Майко и Фугаку для него — почти семья. Еще есть Джирайя и Цунаде, но они далеко.

Так-так…

— Пожалуй, мы с тобой пройдемся, — сказал Сенсома ученику, вставая.

Выйдя из штаба, командующий фронтом повел Орочимару к госпиталю. Однако, не дойдя до палаток две сотни метров, он остановился и протянул парню странный скрипучий разноцветный песок.

— Поднеси к носу и вдохни, — приказал он. — Я редко им пользуюсь в последнее время. Отбивает запахи.

Орочимару поначалу не понял, зачем ему отбивать запахи, но послушался. Осознал необходимость нюхать странный песок он только тогда, когда наставник определился с выбором палатки.

Смертельно раненые. Помещение, в котором шиноби и юхеи доживают свои последние минуты. Вернее сказать — умирают.

Да, приятных запахов там нет.

Внутри было пусто. Вернее, там не было тех, кто доживет до следующего часа.

— Итак, приступим, — сказал Сенсома и… начал вести лекцию о строении человеческого организма.

Орочимару слушал, не перебивая. Учитель заставил его взять скальпель, препарировать уже мертвого джонина. Один из еле живых чунинов попросил добить его и Сенсома, не отвлекаясь от лекции, приказал Орочимару сделать это. Орочимару сделал. Он ничего не понимал, но учитель явно пытается ему что-то объяснить.

— Быстрее! Сенсома-сама тут! Сюда! — донеслось взволнованное с улицы.

Сенсома нахмурился и повернулся ко входу. Орочимару тоже заинтересовали возбужденные крики, а через секунду после того, как он повернулся лицом к выходу из палатки, в нее буквально влетели три джонина с носилками, с которых обильно капала кровь.

— Сенсома-сама, зацепили! На отходе! — тяжело дыша, сообщил один из джонинов. — Не спасти! Она… хотела увидеть вас последний раз…

— Что… — Сенсома шагнул вперед и осекся.

— Майко! — воскликнул Орочимару.

Напарница выглядела плохо, если не сказать ужасно. Неведомой техникой ей разворотило всю спину, оторвало ноги и… еще много чего. Бывшая симпатичной еще утром, девушка лежала на носилках куском плоти, прерывисто и хрипло дыша.

Она умирает. И очень быстро.

— Майко! Что ты?! Как?! Постой! — взволновавшись, Орочимару распаковал самое мощное обезболивающее, хранившееся в его кимоно и буквально влил его в девушку. — Держись! Сенсома-сенсей вылечит тебя?!

— Я не… — учитель выглядел ошарашенным. — Не могу, Орочи. Не это.