Нет. Преследующие его солдаты — боевики, или кто там они — рано или поздно заметят, что распугали тут всех крупных животных. Тогда они опять включат свое инфракрасное оборудование и начнут верить его показаниям. И обнаружат его на дереве, куда не может забраться ни один вампит.

Итак, первым делом надо позаботиться о ногах, а также о пропитании.

Прочно охватив дерево правой ногой, он согнул левое колено — скрипевшее, словно ржавый шпингалет — и притянул к себе ступню. Он начал работать над ней — сгибать, массировать, выколупывать пальцами грязь из порезов. Воды, чтобы их промыть, у него не было, поэтому он плевал на кончики пальцев и протирал порезы слюной. Раны слегка покалывало, влага охлаждала воспаленную кожу.

Теперь боль надолго станет его спутником.

Его одеяние — помимо мокасин, которые Бертингас соорудил из жесткой коры сразу, как только спустился утром с дерева, — представляло собой цельновязаное трико из сплошной мононити. Его будет невозможно разрезать ни одним из каменных или деревянных орудий, которые ему удастся сделать, но его можно распустить.

Сидя на дереве, на холодном ветру, который дул с северо-востока, с гор, он поклялся, что добудет огонь. Он пообещал себе, что огонь будет маленьким и бездымным — не более, чем тлеющие угли от сухого хвороста. Но все же он даст какое-то тепло и поможет ему пережить ночь.

Чтобы добыть огонь, Бертингасу требовалось толстое полено с углублением, подкладка на ладонь, тонкая прямая палочка и лук, при помощи которого он будет эту палочку вращать. Через некоторое время он раздобыл подходящий кусок дерева, заготовил кучку сухих листьев и тонких стружек, которые выполнят роль трута. Под рукой он сложил сухие веточки, чтобы подкладывать их в пламя. Все было готово — за исключением тетивы для лука.

Он попытался сплести веревку из травы, но ей не хватало прочности.

Если бы он убил какое-нибудь животное, даже маленькое, он получил бы шкуру и сухожилия для тетивы. Пока же, располагая для охоты лишь голыми руками, он мог только выкапывать личинок.

Сухие и мягкие, они продолжали извиваться во рту, пока он не прожевывал их несколько раз. Вкус был неплох — похоже на смесь сладкого изюма с мукой, но тетивы для вращения палочки из личинок не сделать.

Поэтому он принялся трудиться над кромкой белья, заканчивающегося чуть выше лодыжки. Острый кремешок истер ткань, Бертингас поймал конец нити и начал распускать вязание.

Тем временем становилось все темнее. Несколько минут он раскручивал нить вокруг ноги, пока не укоротил трико до колена. Затем он перекусил нить зубами.

Бертингас сложил нить несколько раз, потом перекрутил пряди. Получившийся шнурок он привязал к сделанной на конце лука зарубке. Согнув древко через колено, он привязал тетиву к противоположному концу. Даже не сделав паузы, чтобы полюбоваться своим произведением, он согнулся над поленом и зажал его ступнями. Прямая палочка-сверло встала одним концом в углубление, а другой конец упирался в прокладку, которую Тэд держал в ладони. Петля тетивы охватила древко сверла и завращала его с большой скоростью, когда он стал водить лук взад и вперед.

Полено раскачивалось, и он плотнее уперся в него ногами. Верхняя прокладка ерзала, пока он не нашел точный угол и правильное давление. Рука определила надлежащую силу и ритм, с которыми следует водить лук: не слишком быстро, чтобы сверло не выскочило из углубления, но и не слишком медленно, чтобы оно не застряло в углубляющемся отверстии.

Взад-вперед, взад-вперед. По спине катился пот, пропитывая трико. Ветер обдувал его, и холодное промокшее трико делалось еще холоднее.

Взад-вперед. Он уже собрался бросить это бесполезное занятие. Старые книги врали. Ни одному человеку не удавалось подобным образом заставить дерево дымить и гореть. Ему попалось плохое дерево. Слишком сырое. Или недостаточно сырое.

Из углубления внезапно выпрыгнула искорка и упала на камень. Бертингас выронил свое орудие и накрыл искру сухим листком. Искра потухла.

Он быстро установил на место сверло, прокладку и лук, нашел правильный угол и начал пилить опять.

Через минуту-другую почерневшая ямка в полене задымилась и породила еще одну искру. Бертингас ее проигнорировал. Еще несколько искр. Он стал пилить быстрее. Кончик сверла вспыхнул.

Он опять все бросил и склонился над поленом. Он потихоньку подул на огонек, и пламя поднялось на высоту мизинца. Не глядя, он протянул руку, схватил сухой лист и положил его в углубление. Лист быстро загорелся. Еще один, и еще. Он подкладывал сначала листья и стружку, затем тоненькие веточки.

В свете пламени он мог разглядеть свои ладони, чувствовал, как оно заиграло на запавших щеках. Он только-только ощутил, как зарождающееся тепло начало согревать его лицо, когда услышал какой-то звук. Треск кустов, топот ног. Поначалу далекий, шум приближался.

Прошипев себе под нос проклятье, Бертингас развалил костерок и затушил пламя, хлопая по нему руками, потом раскидал стружки и листья в разные стороны. Он пригнулся, и низкое рычание само собой вырвалось из его горла. На глаза наворачивались слезы, и не только из-за дыма.

Тадеуш Бертингас был готов опуститься на землю прямо тут же, замерзший и истощенный, и ждать, когда его преследователи — первый патруль за два дня — обнаружат его.

Пускай они отведут-его в такое место, где тепло и светло, даже если на двери будет висеть замок, а на ногах — цепи. Пускай его приволокут к настоящей пище, даже если это будет корка засохшего хлеба, даже если она окажется последней едой в его жизни. Пусть его убьют. По крайней мере, ему будет тепло в последние мгновенья.

Но все эти мысли промелькнули в голове за какой-то миг. Он внутренне собрался. Быстро натянул мокасины из коры. Подобрал лук, сверло, полено с дыркой и кремневый нож. Затем растворился среди деревьев.

Регис Салли точно выбрал момент: через две минуты после того, как во время официального завтрака подали закуску. Этим утром почетными гостями были представители Ассоциации латифундистов. Народ, конечно, важный, но до чего же скучный! Больше интересуются зарплатой поденщиков, ипотечным законодательством, экспортными ценами и прогнозами погоды, чем реальной политикой.

Интересно, как это — жить и все время бороться за то, чтобы получить за какой-нибудь свекольный сок на полкроны больше других землевладельцев, а влияние, вес в обществе — это тебе без разницы?

Просто превосходная аудитория, чтобы кинуть в нее заранее заготовленную гранату.

— Дорогая! — Усилители подхватили его голос и разнесли по всему залу, перекрыв болтовню за столом — как и было задумано.

Дейдра повернулась, ложечка с желтой массой — это было желе из дыни — замерла на полпути в рот. Дейдра одарила его взглядом, который даже с натяжкой не назовешь любящим.

— Ты уже приняла решение насчет номинации?

— У меня никогда не было сомнений насчет этого, Регис. — Ее голос прошел через те же самые динамики, и каждый из присутствующих слышал его. — Мы дали обещание поддержать Родерика.

— Обещать еще не значит присягнуть.

Сидевший слева от Региса скотозаводчик положил ложку, вытер рот и повернулся к губернатору.

— Простая формальность. Я получу коды согласия — уверена в этом — от всех лояльных субъектов Пакта. Я рада сообщить, что большинство из присутствующих здесь наших друзей предоставило мне свои коды.

Послышался звон ложечек о тарелки, и раздались аплодисменты. Часть их звучала несколько приглушенно — из-за того, что аплодировавшие держали в руках салфетки.

— Большинство, дорогая? Некоторые, но не все? Из наших лояльных друзей? — это было задумано по сценарию.

— Да, так.

— У них есть сомнения, как ты думаешь?

— Конечно нет! Они знают, по отношению к чему они лояльны — и к кому. Я уверена, они просто чересчур заняты делами — уборка урожая, заботы о наемных рабочих, — чтобы передать коды своевременно. Это простой недосмотр, уверяю тебя.