— Но сегодня премьера, все поедут к Романо.

— Я знаю, — мрачно сказал он. — Премьера — это особый день.

— Конечно… и эта особенно. Из-за успеха Франца. Стараясь не думать о мужчине, которого она никак не могла забыть, он спросил:

— Поскольку сегодня такой особенный вечер, вы позволите мне сделать вам подарок?

— Нет, Вивиан.

Это была скользкая тема: она вернула его жемчуг, а серьги Джулии Марчбанкс швырнула ему на колени, поэтому он решил упомянуть злополучного Франца.

— Даже для того, чтобы отметить небывалый успех Франца Миттельхейтера?

Она выразительно замотала головой.

— Я больше ни от кого не принимаю подарков.

— Но от меня вы их еще не принимали, — сухо заметил он.

На ее лице появилась задумчивая улыбка, — она, казалось, погрузилась в свои мысли.

Кеб с трудом продвигался по запруженной улице. Толкотня лошадей и экипажей создавали неразбериху на улицах Лондона. Каждый день случались происшествия: то лошадь понесет, то кареты сцепятся колесами, то пешеход выскочит наперерез кебу или конке. Что-то нужно было делать, и изобретение автомобиля, по-видимому, не решало проблемы.

Вивиан заметил, что Лейла нахмурилась, кусала губы, явно размышляя над какой-то проблемой, и на время забыла о нем. Изгиб ее подбородка искушал его провести по нему пальцами, облачко темных волос на границе шеи рождало дразнящее желание нежно подуть на них и коснуться губами ее кожи, темно-розовый шелк платья, очертивший ее полную грудь, соблазнял провести по ней рукой, ощутить ладонью ее нежные изгибы… Она повернула к нему серьезное лицо.

— Вивиан, я уже несколько недель хочу спросить вас об этом, — начала она, — но боюсь испортить ваше мнение обо мне.

— Я не думаю, что это возможно, — ответил он, отбрасывая мысли об изгибах ее груди под его ладонью.

— Вы еще не знаете, что я собираюсь сказать, — предупредила Лейла. — Мне больше не у кого спросить совета, и вы, по-видимому, единственный человек, чье мнение по этому вопросу заслуживает внимания.

— А как же Рози Хейвуд? — напомнил он. Роль советчика, которому можно доверять, не очень шла ему, когда дело касалось женщин, и у него не было желания дурачить ее.

— Я знаю, что может сказать Рози, но ее мнение пристрастно. К тому же у нее сейчас много своих проблем. Вы единственный человек, которому я могу доверять.

— Вы доверяете мне? Слава Богу, здесь нет моих друзей, чтобы засвидетельствовать всю глубину моего падения.

— Пожалуйста, будьте серьезным, — попросила она. — Меня это давно беспокоит.

Лейла приступила к рассказу о том, как страстно желает научиться петь, и что Франц Миттельхейтер дал ей адрес известного учителя пения, который согласился давать ей уроки. Проблема заключалась в оплате, и единственный способ разрешить ее — продать подарки поклонников.

— Вот почему я решила больше не принимать подарков, — честно призналась она. — Но те, которые я уже взяла… могу ли я поступить с ними, как хочу?

— Конечно.

Это не вполне удовлетворило ее.

— Но ведь люди, подарившие их мне, хотели, чтобы я носила эти вещи. Что я скажу, если они спросят меня, почему я не надеваю их украшения? — В волнении она положила руку поверх его. — Вот почему вы самый лучший советчик. Вы, должно быть, часто дарили дорогие подарки различным женщинам. Что бы вы почувствовали, если бы обнаружили, что через несколько дней они отнесли их в ломбард?

Положение становилось все хуже. Она как с верным другом обсуждала его многочисленные любовные похождения, тогда как он отчаянно желал, чтобы она стала объектом следующего.

— Это глупый разговор, — отрезал он. — Все зависит от владельца.

— Ну, а что бы вы почувствовали? — настаивала она.

— Я не желаю подвергаться допросу на тему, которую вы подняли совершенно не вовремя, — раздраженно сказал он. — И я хотел бы внести ясность: я не тот человек, которому вы можете доверять. Если бы вы могли сейчас прочитать мои мысли, вы бы отлично это поняли.

Она так проницательно посмотрела на него, что он засомневался, может ли сам себе доверять.

— О, Вивиан, мы же заключили договор, — взволнованно произнесла она.

— Я не могу сдержать его. Вы очень многого требуете от меня.

— Это было ваше предложение, а не мое.

— Значит, я был дурак. Даже в тот день, когда я говорил это, я знал, что не смогу забыть, как вы прекрасны. Ситуация выходит из-под контроля, и вы должны это знать.

Ее ответ показал ему, что она больше не считает его другом, которому можно доверять. Осторожно он попытался приблизиться к ней и не ощутил сопротивления. Не сразу он заметил, что кеб давно остановился, а голос сверху в который раз сообщает, что они приехали к Романе

Вивиан поднял голову.

— Сделай круг вокруг парка.

— Я сделал уже три круга, господин.

— Сделай четвертый!

Но Лейла на мгновение высвободившись, неуверенно сказала, что становится поздно, и им, наверное, следует идти в ресторан. Он был вынужден согласиться, но сказал себе, что после отвезет ее домой.

Сам Романо им поклонился, горячо приветствуя на ломаном английском. Как и предполагал Вивиан, ресторан кишел известными лицами и девушками, занятыми в «Веселой Мэй». Пока они шли к столику, со всех сторон раздавались приветственные возгласы. Вивиан сердечно, но кратко отвечал на большинство из них, не преминув заметить пылающие щеки Лейлы.

Они сели за стол, и он улыбнулся ей, заставив покраснеть еще больше.

— Я говорил вам, мне нельзя доверять. Отложив меню, Вивиан заказал обоим бутерброды со спаржей, жареного цыпленка с гарниром, немного сыра для себя, клубнику для Лейлы и, конечно, шампанское. Гул разговоров, позвякивание ножей и вилок, громкий смех делали невозможной прежнюю доверительность их отношений. Он решил сказать то, что не рискнул в кебе.

— Ты серьезно хочешь брать уроки пения, Лейла?

— Конечно, — ответила она, успокоившись, что разговор перешел на эту тему. — Я всегда знала, что у меня хороший голос. Профессор Гольдштейн, педагог, которого мне рекомендовал Франц Миттельхейтер, сказал, что за вульгарными нотками рыночной торговки у меня прячется настоящее сопрано. — Она улыбнулась. — Я полагаю, это следует расценивать как комплимент.

— А это хороший учитель?

— Да, конечно. Раньше он занимался в Милане с певцами Ла Скала. Это оперный театр в Италии, — объяснила Лейла.

Вивиан постарался изобразить удивление, как будто впервые слышал это название. Положив свою руку поверх ее, он сказал:

— Самое разумное будет позволить мне платить за ваши уроки.

От этих слов ее щеки снова запылали. И прежде чем она смогла что-нибудь ответить, он поспешил продолжить:

— Только не налетайте на меня как разъяренная курица, дорогая. Я не предлагаю ничего дурного.

Однако эта тема не получила продолжения, потому что сзади раздался громкий голос:

— Вивиан! Я так и думал, что встречу тебя сегодня вечером здесь, в нашем любимом месте. Прости, что разминулся с тобой, когда ты приезжал перед Рождеством в Шенстоун.

Вивиан был явно недоволен. Перед ним стоял Руперт Марчбанкс, один из сыновей сэра Кинсли; он широко улыбался и всем видом показывал, что собирается завести длинную беседу. Вивиан встал и пожал ему руку, соображая, как бы от него поскорее избавиться.

— Привет, Руперт. Как дела у нашей медицины?

— Так себе, сам знаешь. Люди все еще приходят в мир с той же скоростью, что и оставляют его, несмотря на все наши усилия истребить род людской. — Он бросил на Лейлу заинтересованный взгляд. — Я помешал тебе?

— Да, — откровенно ответил Вивиан. — Мы поговорим с тобой в другой раз, дружище.

Однако семейство Марчбанксов отличалось завидным упорством.

— Боюсь, не удастся. Я буду занят на медицинском конгрессе до воскресенья. Э… ты познакомишь меня со своей очаровательной подругой?

Но Вивиан был не менее упрям. — Прости, но у нас сейчас важный разговор. Боюсь, тебе придется простить нас за негостеприимство. На лице Руперта появилось любопытство.