Из Первого Бархана вело несколько путей, но троица намеревалась подняться наверх, в пустыни Асвен. Половина оставшихся у Лантеи стеклянных монет ушла на подкуп неблагонадежного вида торговцев, в изобилии гулявших с коробами по ярмарке. Они поделились информацией о том, что на поверхность можно было попасть двумя дорогами: с помощью узкой винтовой лестницы в одном из прилегавших к основной пещере залов, которой пользовались пешие путники, или же через длинный крытый серпантин, начинавшийся у самой реки и открытый для торговцев и караванов с поклажей. Второй выход охранялся слабее, поскольку не считался главным и заканчивался в сложной сети пещер уже на поверхности, где в изобилии гнездились сольпуги. Именно через него спутники в итоге и решили бежать.

И только когда все уже было подготовлено и оговорено, а Ашарх отлучился перед сном в купальни, Манс наконец затронул тему, которая терзала его большую часть дня. Теперь, оставшись с сестрой наедине в комнате, он впервые решился спросить у нее кое-что действительно важное для него:

— Теперь ты меня презираешь?

— А я должна? — Лантея, присев на край кровати, окинула юношу задумчивым взглядом.

— Если ты все слышала в тоннелях, то знаешь, что Мериона и отец пытались манипулировать мной с самого начала, чтобы навязать тебе в няньки. Они очень рассчитывали, что я стану покорно выполнять их требования и следить за тобой, вызнавая планы…

— Но ведь ты отверг их предложение.

— Да. Я изначально не поверил, что Мериона способна так поступить со своей сестрой, и что отец оказывал на нее слишком сильное давление. И в этом была моя главная ошибка, — Манс встал напротив Лантеи. Плечи его были опущены, а лоб наморщен.

— Мы оба недооценили мою сестру. Я была уверена, что именно мать виновна во всех покушениях. Ты не посчитал заявление Мерионы и Бартелина достаточно серьезным. И вот к чему все это привело.

— Сестра, я клянусь тебе Многоликой Матерью, что никогда бы не поднял на тебя или Аша руку! — горячо воскликнул юноша. — Когда начались покушения, то я был вне себя от ярости на Мериону и отца!..

— Но тем не менее ты ничего не раскрыл мне. — Лантея подняла на брата глаза, и в них читалась строгость.

— Да, я…

— Мы пытались выяснить, кто за всем этим стоял, а ты знал с самого начала, но предпочел промолчать.

Манс весь побледнел, но, к своей чести, даже не подумал возразить словам сестры. Он подобрался и в тот же миг упал на колени перед Лантеей, покорно склонив голову.

— Я предал твое доверие. Потому что боялся твоего гнева. Боялся, что ты не поверишь моим словам и в действительности сочтешь меня посланцем Мерионы, — произнес юноша. — И я решил молчать до конца. В слепой надежде, что правда никогда не всплывет на поверхность…

— Она могла убить меня, могла лишить жизни профессора или тебя. И, если бы не счастливая случайность, то ей бы все это удалось, — сказала девушка тихо и вкрадчиво. — А стоило тебе хотя бы намекнуть, кто мешал моим планам, и все ведь могло бы пойти по совершенно иному пути.

— Я виноват. Я осознаю это в полной мере… Не медли, сестра. Исполни то, что должна. Верни мой клинок в мое же сердце, предавшее тебя…

Манс поднял голову, выпятив грудь вперед. На лице его была высечена покорность и глубокая печаль. Лишь мелко подрагивавшие пальцы, лежавшие на коленях, выдавали его настоящий страх перед смертью.

Но Лантея медлила. Она вытащила из ножен стеклянный нож брата, провела ногтем по иероглифической вязи с его именем, и только потом поднесла зеленоватое лезвие к лицу Манса.

— Тогда ты настоял на обычае Верности на клинке, хоть я и была против, — заговорила девушка. — Теперь ты вновь требуешь от меня исполнения всех условий обряда. Но уж позволь мне самой решать, что считать предательством, карой за которое послужит смерть от моей руки.

Она одним легким движением вернула оружие в ножны на своем поясе и поднялась с кровати, отойдя к выходу из комнаты. Юноша так и остался неподвижно сидеть на полу, но в его взгляде читалась растерянность. И лишь когда Лантея уже намеревалась выйти в коридор, Манс окликнул ее:

— Постой, сестра!.. Ты что, пожалела меня? Это неправильно!

— Я понимаю, почему ты тогда поступил именно так, и никак иначе. — Девушка замерла на пороге. — И предательством это не считаю. Ты много раз уже доказывал свою верность, рискуя ради защиты Ашарха своей жизнью и помогая мне. Это куда важнее, чем все твои пафосные клятвы и патетические речи, брат. Надеюсь, ты и сам поймешь это однажды.

Она шагнула в коридор, оставляя Манса в одиночестве сидеть на полу тесной комнаты.

В полдень следующего дня заседание Совета Пяти Барханов торжественно продолжилось, вновь собрав под темным куполом всех правительниц и их свиты. Лантея отправилась в амфитеатр лишь в сопровождении сестры, оставив профессора с братом гулять во дворце, что несказанно порадовало Мериону, пусть она никак и не выдала свое ликование. Состав заседания не изменился: матриарх Васпия так и не прибыла, и место Пятого Бархана вновь занимали лишь две знатные хетай-ра.

Как только разряженные в богатые наряды правительницы в который раз величественно поднялись на свои места, с комфортом устроившись на мягких лежанках и подушках, Иамес, решив не тратить время впустую, сразу же негромко прокашлялась и первой взяла слово:

— Я открываю второй день заседания Совета Пяти Барханов. Уповаю, что Многоликая богиня внимает нам и подскажет мудрые решения, ибо сегодня нам следует определить дальнейшую судьбу дочерей Гиселлы Анакорит.

— Матриарх Иамес, — Адаччири почти сразу же неучтиво вмешалась в поток размеренной речи, лениво поднимая над головой свою пухлую руку. — Прежде чем вынести вердикт, я думаю, мы все должны еще раз выслушать сестер. За ночь они могли изменить свое мнение касательно друг друга. Что если на них повлияло вчерашнее заседание?.. Да и, в конце концов, я сама еще не выяснила для себя, кто же здесь прав, а кто виноват. Вы не возражаете?

— Вашим манерам можно только ужаснуться, — с тяжелым вздохом негромко посетовала Иамес. — Но я не возражаю, пусть сестры спустятся и…

В этот момент тяжелые двери круглого зала со стуком распахнулись, заставив всех присутствующих вздрогнуть, и на пороге ко всеобщему удивлению появилась сухая высокая старуха в дорожном пыльном плаще и с всклокоченными белыми волосами, торчавшими над ее головой пушистым облаком. Желтоватого оттенка кожа обтягивала ее лицо, делая из него пугающую маску, а правый глаз необычной гостьи заплыл мутным бельмом. Она быстро окинула взглядом амфитеатр, усмехнулась, демонстрируя кривоватые зубы, и решительно направилась к центру зала, по пути деловито снимая с рук в клочья изорванные митенки.

— Матриарх Пятого Бархана Васпия Фуйима, — протянула Иамес, и по ее тону трудно было сказать, действительно ли она была рада приезду этой древней старухи. — Хорошо ли вы добрались?

— Мы скакали на сольпугах без остановок последние несколько суток, Иамес. Как ты думаешь, хорошо ли я добралась?.. — раздраженно прошипела Васпия. — Мне сто тридцать два года, Иамес! Я уже не могу как молодая орлица пересекать пустыни легко и непринужденно!

— Прошу вас, соблюдайте правила вежливости! — скрипнула зубами матриарх Первого Бархана, не сводя взгляд с Васпии, пока та поднималась к своему месту. — Я сожалею, что вам пришлось пережить подобные неудобства, но нас здесь собрал вопрос государственной важности.

— Иамес, поверь мне, я еще достаточно вежлива с тобой. Я знала твою мать, вот с кем хотелось уважительно общаться, а тебе я во младенчестве сопли подтирала, так что не повышай на меня голос! — резко ответила Васпия. — Надеюсь, меня, наконец, полноценно введут в курс дела? Тот клочок пергамента, что пришел от тебя, прояснял чуть больше, чем ничего. Мои сыновья даже вначале были против этой поездки, поскольку все слишком сумбурно и неясно!

— Вы приехали с сыновьями? — поинтересовалась Иамес, с трудом проглотив обиду.