– На Фейсбуке, – повторил Гарри, как будто это была какая-то страна, о которой он слышал, но никогда там не бывал. – Думаю, я мог бы попытаться, если ты считаешь, что это хорошая идея, – неуверенно добавил он. Тут его лицо просияло, и Гарри указал на экран. – Ее самолет приземлился! – воскликнул он. – Она вернулась. Она вернулась!
Гарри выглядел таким по-детски взволнованным, но при этом настолько нервным и уязвимым, что Поле впервые стало его немного жалко. Без мамы папа действительно был беспомощным. Если бы Дэйв и Банни не взяли его к себе, он бы, вероятно, всю неделю питался кое-как. Этим утром Пола заехала вместе с ним в родительский дом и обнаружила, что почта так и валяется кучкой на коврике у двери, комнатные растения поникли, а сливочное масло, оставленное на блюдце с предыдущих выходных, протухло.
– Папа, нельзя допустить, чтобы мама вернулась в такой дом, – сурово сказала она отцу, открыв дверцу холодильника и обнаружив, что он практически пуст. Пола отправила Гарри за продуктами, а сама принялась за уборку, удивляясь его беспомощности. Ничего удивительного в том, что ему хочется, чтобы все вернулось на круги своя. Возможно, после этого он будет ценить Джини чуть больше.
– Нам придется немного подождать, папа. Ей еще надо забрать чемодан и пройти паспортный контроль, – предупредила Пола, но Гарри уже торопливо шел к воротам.
Она последовала за ним, и они стали ждать вместе. Сначала прилетевшие выходили поодиночке, потом хлынули толпой, это был поток загорелых людей, жизнерадостных и окрепших после отдыха на Мадейре. Пакеты из дьюти-фри весело позвякивали. Раздувшиеся чемоданы катились на колесиках. Одна семья направилась к парковке. Другую встречали друзья. Мужчина и женщина в темных очках были явно с похмелья, они держались за руки и улыбались друг другу. Пассажиры выходили один за другим, но Джини все не было.
Через полчаса после того, как самолет приземлился, через ворота, тяжело шаркая ногами, вышел пожилой мужчина с ходунками. За ним ворота закрылись. Казалось, можно было услышать, как бурлит возбуждение Гарри: ворота оставались закрытыми. Он нахмурился и облизнул губы.
– Это странно, – сказал он. – Где же она?
– Мама, должно быть, зашла в дамскую комнату, чтобы подкрасить губы, – предположила Пола. Ведь все знали, что Джини красит ресницы, даже отправляясь работать в саду, а уж эффектные выходы она всегда любила. К тому же если бы сама Пола поссорилась с мужем до такой степени, что в ярости улетела в отпуск одна, она бы уж точно, черт побери, зашла в туалет и проверила прическу и макияж, прежде чем выйти из зоны прилета. А разве большинство женщин поступило бы иначе?
– Возможно, задержка с багажом, – предположил Гарри, глядя на свои часы. – Они же перевозят чемоданы в таких больших тележках, да? Никогда не знаешь, а вдруг одна из таких тележек застряла или… – Его голос прервался.
– Мама появится через минуту, – попыталась подбодрить отца Пола. Но прошла и эта минута, и следующая, и еще одна, и они оба начали сомневаться в этом.
«Все в порядке, мама?» – Пола отправила сообщение матери, пока Гарри шел к стойке информации, надеясь выяснить местонахождение жены. Через несколько секунд телефон Полы пискнул, оповещая о входящем сообщении. Пола прочла его и ахнула.
– Ой… Папа! – позвала она, моргая и снова перечитывая текст, проверяя, не сошла ли она с ума. – Тебе лучше подойти сюда и прочитать это…
– Не может быть! – изумленно выдохнула Робин, когда Джон передал ей последние новости о Джини. – Ее не было в самолете?
– А с ней все в порядке? – с тревогой спросила Банни, когда Дэйв сообщил новость ей. – Что ж… А когда она вернется?
«Какого черта???» – Это было сообщение Стивена. – Нужно ли нам вмешаться?»
– Черт подери, – выпалил Мэтт. Он сидел в шезлонге в патио, когда Пола вернулась домой, все еще не придя в себя от шока, и рассказала ему о самых последних событиях. – И что теперь?
Пола рухнула в кресло рядом с ним. Она никак не могла поверить в то, какое сообщение ей прислала мама. «Я решила остаться здесь еще на некоторое время, – говорилось в нем. Его простота граничила с грубостью. – Отлично провожу время. Не знаю, когда вернусь».
– Что теперь… – повторила Пола, массируя висок, чувствуя, как подступает головная боль. – Папе нужно каким-то образом убедить ее вернуться. Иначе… – она пожала плечами, мрачная, не в силах отойти от потрясения, – иначе ты не хуже меня знаешь, что из этого выйдет.
Глава девятая
«Я помню, ты говорила, что не хочешь об этом знать, – писала Кэти, мать Фрэнки, – но на случай, если передумаешь, вот факты». Письмо было засунуто в альбом с детскими фотографиями, который Гэрет убрал в коробку, когда разбирал вещи в их с Кэти доме вскоре после ее смерти. Фрэнки могла бы не найти это письмо еще в течение многих лет, возможно, вообще никогда, если бы однажды промозглым зимним днем Фергюс не начал оспаривать тот факт, что она и Крэйг тоже когда-то были младенцами. «Нет, – твердо заявил мальчик и замотал головой, отчего густые темные кудряшки пустились в пляс. – Вы мои мамуля и папочка. Не младенцы». Крэйг рассмеялся и нашел свой старый снимок-доказательство, когда он был новорожденным, моргал и не мог даже держать голову. От Фрэнки потребовали тоже найти такой снимок. Письмо, от которого все еще знакомо пахло мамиными духами, выскользнуло из фотоальбома. И с оглушительным треском ящик Пандоры открылся.
Письмо? Ей? Разумеется, Фрэнки сразу же вскрыла его, забыв о фотографиях, и у нее в груди стала, как пузырь, набухать радость. Последний сюрприз от матери, последнее письмо, которого она не ждала! «Какой подарок, какое счастье», – с удовольствием подумала она тогда. Но потом она увидела первые предупреждающие строки, сразу перечитала их, и радость сменилась тревогой, а сердце пустилось в тяжелый, беспокойный галоп. Она в смятении отложила письмо в сторону, но почувствовала, как оно притягивает ее. Так водитель смотрит на аварию на противоположной полосе шоссе. Не хочется смотреть. Хочется увидеть. Не хочется знать. Но насколько все действительно плохо?
Фрэнки осталась сидеть с письмом на коленях. Она подняла глаза на окно спальни, как будто искала подсказку. Ты впервые оказалась права, мама. Я не хотела знать. Я была счастлива с тобой, а потом с тобой и Гэретом, и мне этого было достаточно.
Но кто из людей смог бы не прочитать последнее письмо матери? Кто бы отказался от возможности в последний раз увидеть этот наклонный почерк, услышать слова, произнесенные маминым голосом? Взгляд Фрэнки снова упал на бумагу, и она продолжила читать, зная, что у нее не будет пути назад:
«Что ж, он был красив, а я была молода – и намного красивее, чем сейчас! А еще он был добрым, веселым и… Ну, ты знаешь. История стара, как мир: я в него влюбилась. Да, я знала, что он женат. Становлюсь ли я от этого плохим человеком? Вероятно, Фрэнки, но уже было слишком поздно. И потом, как это могло быть плохим решением, когда ты стала восхитительным продолжением нашего романа?!
Боюсь, он о тебе не знает. У него уже было четверо детей, и когда я узнала, что беременна, я понимала, что он не оставит их и жену ради меня. Это был конец учебного года, моя работа в школе тоже подошла к концу, поэтому я сбежала, пока ситуация еще больше не усложнилась. С тех пор я его больше не видела.
К черту! Так я подумала. Я могу справиться одна. Я хотела тебя. Понимаешь, я очень сильно тебя хотела. «С нами все будет в порядке», – сказала я себе (и тебе) и отправилась автостопом в Лондон с последним зарплатным чеком в кармане. Я потратила эти деньги на самую красивую белую кроватку для тебя и новое зимнее пальто для меня, а потом появилась на пороге твоей бабушки с вопросом, поможет ли она мне. И мы справились, правда? Мы не купались в роскоши, но ты никогда ни в чем не нуждалась. Ты всегда была окружена моей любовью, Фрэнки, и я надеюсь, что ты это ощущала, как только твое сверкающее поле силы, потому что я изо всех сил старалась окружить тебя им каждый божий день.
Твоего отца, моя дорогая, зовут Гарри Мортимер, он живет в ближайшем пригороде Йорка. Возможно, он давно переехал или умер, или у него уже семнадцатая жена к этому моменту, кто знает? Но если тебе захочется встретиться с ним, то вот его адрес: Бишопторп, Пенни-стрит, 12. Это около пяти миль от города. Даже если он уехал, четверо его детей выросли – они примерно твоего возраста! – так что ты могла бы встретиться с ними. У тебя наконец будут три брата и сестра. Ты всегда хотела иметь брата или сестру, верно? Мне жаль, что я не могла подарить тебе их сама.
Я сожалею, если шокировала тебя. Уверена, так оно и есть. Я могу представить, как ты читаешь письмо и замираешь, пытаясь переварить все это. И у меня щемит сердце, оттого что меня нет рядом, чтобы обнять тебя, попросить прощения за этот удар. Знаешь, я бы предпочла сама рассказать тебе обо всем. Мы бы с тобой поболтали как обычно. Надеюсь, ты не возненавидишь меня за то, что я вот так рассказала тебе обо всем. Я просто подумала: я не могу умереть и ничего тебе не сказать. Я не могу отбросить коньки и оставить тебя ни с чем: ни имени, ни намека. Теперь ты знаешь. Кстати, ты на него похожа. Разумеется, ты красивее, но это благодаря мне.
Моя самая любимая девочка, мой самый лучший человек, знай, что это было написано из любви к тебе. Когда бы ты ни прочла это письмо, я целую тебя издалека, желаю тебе всего самого наилучшего и всего счастья в мире.
С любовью, мама».
