— Может, жалость?

Алиса представила себе, что Стива нет рядом, совсем. Что он умер, продан другому хозяину, исчез, наконец. Сердце болезненно сжалось.

— Можешь не отвечать, — вздохнула Оксана. — У тебя на лице все написано.

— Я не хочу замуж, я… — Алиса судорожно всхлипнула и, чтобы не разрыдаться, залпом выпила уже остывший чай.

— Вообще, конечно, по законам этой планеты через два-три дня должна состояться твоя свадьба, — словно не замечая ее слов, проговорила Оксана. — Но у тебя особый случай. Ни отец, не жених, похоже, не хотят тебя заставлять. А потому несколько дней у тебя есть.

— Для чего? — уточнила Алиса. — И зачем тебе это?

— Увидишь — ответ на первый вопрос. Потому что я не хочу быть причастной к искалечиванию очередной жизни — второй, — загадочно усмехнулась Оксана. — Пей чай. Не забивай себе голову. И тяни время.

Хозяйка оказалась в своей комнате. Едва Стив подошел к двери, как она распахнулась. У Стива появилась шальная мысль, что хозяйка специально ждала его.

— Проходи, — последовал приказ. И едва дверь закрылась, уже более мягким тоном. — Завернись в простыню.

Стив повиновался. После лечения он чувствовал себя почти нормально. По крайней мере, в его жизни бывали и хуже времена. Вот только встречаться взглядами с хозяйкой не хотелось… Сердце в груди стучало слишком громко, Стив удивлялся, как до сих пор не покраснел от пережитого унижения.

— Стив, посмотри на меня.

Именно этого приказа он и боялся. Чип, конечно, сработал мгновенно. И Стив поднял голову, покорно уставился в лицо хозяйки. Она смотрела устало и растерянно. В глубине глаз то появлялось, то исчезало какое-то чувство, дать название которому Стив не мог.

— Эта порка, — шаг, еще один, хозяйка подходит совсем близко. Встает напротив, кладет руки на обнаженную грудь Стива. Не попытка заигрывать или пробудить желание, нет, что-то другое, — они… тебя часто порют?

Лицо все же залило краской стыда. Наверное, впервые в жизни Стиву стало стыдно за свое положение, за ситуацию, за всю свою жизнь. Часто ли его порют… Он — раб, игрушка, вещь.

— Зависит от желания хозяина, госпожа, — ответил Стив, молясь про себя, чтобы расспросы не продолжились. В груди словно жгло огнем — стыд разъедал все сильней с каждым мигом.

— Без причины? — конечно же, мольбы Стива не были услышаны. И допрос продолжался.

— Чаще всего — да, госпожа.

— И каждый раз ты восстанавливаешься у медиков?

— Если порка не сильная, то нет, госпожа, — ему было неприятно об этом говорить, но промолчать не позволял чип. А хозяйка… Она, похоже, не догадывалась, что тема ему неприятна.

Ее руки жгли его грудь снаружи, так же, как стыд жег изнутри. Стиву казалось, что он весь горит.

— Тебе плохо? — странная тревога в голосе.

— Нет, госпожа, — организм практически полностью восстановился, с чего бы Стиву чувствовать себя плохо..

— Ты красный.

— Это стыд, госпожа.

Он ждал очередного вопроса: «Ты умеешь стыдиться?». Ее вопросы, словно у маленького ребенка, заставляли Стива чувствовать себя тряпкой и полным ничтожеством.

— Прости, — внезапно смутилась хозяйка, убрала руки с его груди, отошла на шаг назад. — Я… Я не знала, что эта тема тебе неприятна.

И Стив произнес то, о чем мог бы потом жалеть всю оставшуюся жизнь:

— Только рядом с вами, госпожа.

 Необычная ситуация поставила Алису в тупик. В ее родной семье о рабах никогда не говорили, но галанет и местные богачи были свято уверены, что рабы не имеют своих чувств. Раб не имел права что-то чувствовать, кроме физической боли. Стыд, унижение, привязанность — все это чувства свободного человека, но не раба.

И вот теперь перед Алисой стоял раб, красный от стыда.

«— Я не знала, что эта тема тебе неприятна.

— Только рядом с вами, госпожа».

Прозрачный намек, которого не понял бы разве что клинический идиот. Алиса как минимум нравилась Стиву. И он стыдился того, что она видела, не только сегодня.

— Я тебе нравлюсь? — решила все же уточнить Алиса.

В глазах Стива мелькнула и исчезла боль, не физическая, душевная.

— Да, госпожа.

Похоже, не только нравилась…

Алиса вспомнила про отчима, бывшего раба, человека сдержанного, но все же проявлявшего и чувства, и эмоции. Получалось, что информация, рассказанная о рабах, была враньем, если не полностью, то частично точно.

— Стив, — Алиса не знала, как себя вести в такой ситуации, — Я… Я никогда не думала…

Она осеклась, понимая, что только что чуть не сказала глупость.

Ее руки легли на грудь Стива. Снова. Нервный жест, попытка успокоиться.

— Я… Мне было тяжело сегодня, когда я смотрела, как дед…

Боль в глазах уже не исчезала, она росла все сильней и сильней.

— Не надо. Не ты должен стыдиться, а они…

Он молчал. Чип подавлял любую волю, даже желание говорить.

— Стив…Скажи что-нибудь…

— Я раб, госпожа. Вещь. Игрушка, — голос Стива казался надломленным.

— Не надо так, — Алиса прижалась к груди Стива. — Обними меня, пожалуйста.

Его руки обхватили ее за талию, прижали к себе нежно и в то же время отчаянно.

Алиса стояла, слушая, как часто бьется сердце Стива: и не хотела разрывать контакт. Еще месяц назад она не поверила бы, если бы кто-то сказал ей, что самым родным человеком на всем свете для нее станет раб. Чужой раб.

Первый раз в жизни Стив почувствовал себя грязным, недостойным прикасаться к своей хозяйке. Его тело было осквернено, душа — искалечена. Он никогда не станет ровней той, которую сейчас прижимал к себе. Стив понимал это, и его сердце обливалось кровью от горя.

Голова хозяйки доверчиво лежала на груди у Стива. Простой жест, ничего не несший в себе. Но Стиву, никогда не знавшему ласки и тепла, и этого жеста было достаточно, чтобы сходить с ума от ревности, горечи и обиды. Она не его, никогда не станет его, что бы ни произошло. Совсем скоро она выйдет замуж и будет по ночам делить постель с другим мужчиной, а он, Стив, сможет только наблюдать за их отношениями да покорно отсасывать у ее мужа, подставляя зад ему при первом же приказе. Постельная игрушка. Раб.

Ничтожество.

При мысли о таком будущем ему захотелось кричать от боли, раздиравшей грудь. Увы… Чип работал исправно. И Стив молча стоял, прижимая к себе любимую женщину.

Без приказа он не способен был и шагу сделать, что уж говорить о выражении собственных чувств…

— Стив, — хозяйка оторвалась от него, посмотрела ему в лицо, — поцелуй меня, пожалуйста.

Если бы он мог, он попытался бы объяснить, что это невозможно: он слишком «грязный» для поцелуев с ней. Но чип… Проклятый чип… Стив повиновался, наклонился. Женские губы соприкоснулись с его губами. Секунда, две, и Стив потерял голову.

Он растворился в водовороте запретных чувств. Его губы словно пили волшебный нектар с ее губ, его язык нежно и в то же время страстно ласкал ее.

Стив сам не понял, как они оба оказались на постели, без одежды. Ему, пережившему боль физическую и боль душевную, сейчас, после лечения, хотелось доставить удовольствие любимой женщине. И он делал то, что его учили столько лет.

Он покрывал поцелуями тело любимой, возбуждаясь сам, возбуждал своими прикосновениями и ее. Она стонала рядом с ним, на раскладном диване, до которого оба добрались за пару секунд. Умело лаская одной рукой промежность, другой Стив поглаживал грудь. Его член стоял колом. Стив сгорал от желания.

— Иди ко мне, без колпачка, — позвала хозяйка, и Стив вошел в нее, начал быстро двигаться, задыхаясь от возбуждения.

Сгорая от страсти, он здесь и сейчас старался впитать ее всю, без остатка, насладиться каждой секундой, проведенной рядом с ней.

Кончили они оба бурно и практически одновременно.

— Мне хорошо с тобой, Стив, — удовлетворенно улыбнулась хозяйка. — Лучше, чем с кем- либо еще.