— Атака оказалась столь внезапной, быстрой и жестокой, что защитники погибли, даже не успев выслать почтового голубя с предупреждением. Враг же, не медля, выдвинулся дальше, рассчитывая в шестидневный срок оказаться под стенами Марафа.

Атэр замолчал, перебираясь через упавшую на тропу сосну.

— Город, защищенный хребтом и дозорными крепостями, как цыпленок крыльями наседки, в беспечной праздности не запирал ворота даже на ночь, а потому, не ожидающий нападения, должен был стать легкой добычей для захватчиков.

Мальчишка, не прекращая болтовню, перебежал по бревну над заваленной сухоломом балкой. Завидуя ребяческой ловкости и отсутствию чувства самосохранения, я, борясь с постыдным желанием проползти препятствие на четвереньках, последовала за ним.

— Но случилось так, что на следующее утро с гор спустился Фидип. Раз в несколько дней возвращался молодой козопас вместе со своим стадом в Оон, чтобы повидаться с родными, пополнить торбу да получить новые приказы от коменданта, если те будут.

Мальчишка протянул мне руку, помогая вскарабкаться по склону.

Тракт, ровный и широкий поначалу, становился все уже, круче и запущенней, пока не превратился в извилистую тропку, постоянно теряющуюся среди кустов. Атэр, правда, уверял, что найти дорогу ничего не стоит — каменники подскажут. Заросшие мхом болванчики, вытесанные, а иногда просто сложенные из булыжников, постоянно встречались нам по пути. Собственно, после того как мое внимание привлекла необычная скульптура, мальчишка и решил поведать мне местную легенду. Слушать о подвиге козопаса[1] было не сильно интересно, но угрюмая тишина, когда воспоминания то и дело возвращались к учиненной над жрицей расправе, показалась еще хуже.

Не полагаясь на помощь каменных проводников, я кинула на тропу очередное зернышко, которое тут же затерялось в пожухлой прошлогодней листве. Хватит ли Крису умений отыскать путь. Сомневаешься, Ланка? Если уж он нас с меченым по глухим лесам отследил от Шахтенок до Подковка, то дорога в горы и вовсе покажется для рыжика легкой прогулкой. Думать о том, что среди врагов тоже могут присутствовать сенсорики, не хотелось.

— Увидев крепость разоренной, и сожженной, и истекшей кровью Фидип впал в скорбь и тревогу, поняв, что Мараф остался без защиты. К счастью, знал козопас тайный путь через горы, трудный, но короткий, позволяющий опередить врага.

Чем дальше Атэр углублялся в историю, тем красноречивей становился. Зря он к колдуну в ученики пошел, лучше бы к сказителю попросился, если уж, как и многие другие люди, соблазнился властью над чужими душами. Могу даже рекомендации дать к знакомой языкастой ведьме. Помнится, Селена обещала мне желание, хотя вряд ли она рассчитывала, что я решу подсунуть ей птенца.

— Сутки напролет бежал Фидип через горы, и все это время он не спал, а ел на ходу и пил из ручьев, когда те пересекали путь. И под вечер третьего дня явился пастух к вратам Марафа, и произнес лишь: «Враг идет от Оон», — а после упал замертво. Но предупреждение прозвучало вовремя, защитники успели собрать подкрепление, встретили захватчиков во всеоружии и погнали до границ и дальше. Подвиг же Фидипа не был забыт, и в честь него каждую весну устраивают марафон — великий бег от крепости Оон до города Мараф, в котором может принять участие любой желающий.

Атэр развел руками.

— Правда, соревнования в последние десятилетия идут по равнинному пути. Горной же тропой мало кто теперь пользуется.

Парень умолк, переводя дух. Теперь тишину нарушали лишь туканье дятла да свист ветра, раскачивающего верхушки голубых сосен. Раскачивающихся… как испачканные в пыли синеватые ступни с желтыми слоящимися ногтями. Дрожащих, будто жадно пожравший жертв огонь.

Младенец… Юнаэтра знала куда бить, чтобы вызвать негодование толпы: люди всегда остро воспринимали вопросы, связанные с детьми.

Ребенок — как много заключено в одном слове! Дети и символ будущего, наследники, которым родитель спешит передать опыт и знания, чтобы они продолжили дело, когда нынешние мастера исчезнут. И опора, кормильцы в немощи. И пастыри душ, учащие радоваться сиюминутным мелочам, видеть чудеса в привычных вещах. Никто не приносит в мир больше любви и… проблем, ведь порой дети — доказательство измены, способное перевернуть жизнь не одного десятка человек, когда какой-нибудь монарх обнаружит, что его супруга успешно гуляла налево и настоящий отец кронпринца — смазливый виконт из провинции. Даже напялив корону, люди остаются людьми с их влечениями и слабостями.

Впрочем, речь сейчас пойдет не о правителях, а о моих названных сестрах. У каждого дара две стороны. К целительницам шли как за помощью в удачном родовспоможении, так и за средством, избавляющим от нежелательного плода. Дать его или нет — каждая выпускница Храма выбирала сама, в соответствии со своими убеждениями и совестью. Но отказывая, следовало помнить о чужой глупости: вместо одной жертвы жрица рисковала получить две, если женщина решит избавиться от нежелательной беременности самостоятельно.

Когда дело касается настолько острого вопроса, как дети, что бы ты ни выбрала, все равно окажешься виноватой. В том, что согласилась помочь. Что отказала. В том, что недосмотрела, и ребенок родился мертвым. Или, как в данном случае, уродом. Люди не меняются, и им проще обвинить в колдовстве чужачку-лекарку, чем невылеченную болезнь или медовуху с дурманной травкой, которыми, судя по внешним признакам, увлекалась мать.

Как же паскудно!

— Скоро дождь начнется, — вернув меня в реальность, невпопад заметил Атэр, косясь на полупрозрачные ленты облаков, серебристые и невесомые.

Тропа в очередной раз вильнула, обогнула огромный поросший мхом валун и вывела нас к естественной наблюдательной площадке.

Ого! Не думала, что мы так высоко забрались!

Земля резко обрывалась. Саженях в ста внизу блестело озеро — драгоценный овальный камень в оправе покрытых зеленью гор. Вода, черная и неподвижная, будто поглощающая солнечный свет, казалась ледяной даже на вид. Клочья тумана ползли белесыми змейками по поверхности, поднимали «головы», устремлялись к небу, чтобы слиться в непроглядную пелену. Утомленное солнце, прячась за плотной вуалью, светило тускло и холодно, склоняясь к горному хребту, будто раздумывая, не лечь ли отдохнуть от этого несовершенного мира.

Правее, где за дымкой неясно проступал откос противоположной горы, брала начало река. Расплескавшаяся от одного края долины до другого, она медленно и лениво облизывала круглые камни, а затем неожиданно резко превращалась в бурлящий поток.

— Дальше, где ущелье сужается, протянут подвесной мост — старый, но крепкий. Именно по нему бежал Фидип, но мы до него не дойдем, — мальчишка дернул меня за рукав. — Поспешим. Уже недалеко.

Тропа, позволив полюбоваться и ужаснуться простору, вновь нырнула в надежные и безопасные тиски леса.

Атэр оказался прав. Уже через полчаса мы увидели ветшающую хижину с затянутыми мхом стенами, провалившимся крыльцом и дырявой крышей. Тут и там, наполовину спрятанные прошлогодней листвой, выступали из земли почерневшие доски и изъеденный ржой металл. Обруч, о который я споткнулась, вероятно, отвалился от бочки, а лежащая чуть поодаль штука напоминала тяпку. Два черных холмика были собачьей конурой и птичником. А те покосившиеся столбы — остатками плетня.

Странное и тревожное ощущение — идти по обломкам чужого быта, понимать, что когда-то здесь жил человек. О чем-то мечтал, о ком-то заботился (хотя бы о псе, чья цепь изогнулась на земле дохлой змеей). Через пару десятков лет природа скроет все следы, и уже никто не узнает о том, что тут вообще когда-то обитал какой-то бортник… не вспомнит о безымянной целительнице, сожженной людьми из-за чужих интриг.

Углубиться в мрачные думы о бренности бытия, мне не удалось, потому как мальчишка оказался прав дважды: пошел дождь. Поначалу в воздухе повисла непонятно откуда взявшаяся мелкая морось — должно быть, надуло от горного озера. Потом по папоротнику и листве застучали крупные редкие капли. К тому времени, как мы переступили порог, серебристая вуаль облаков окончательно превратилась в серую шерсть туч, щедро орошавших землю и отбивавшихся всякое желание продолжать путешествие.