— Кэти, — говорит она. — Я работаю на Джесси.

— Что? — спрашиваю нетерпеливо, но затем гнев, властвующий во всем моем существе, улавливает кроху информации — это и полировку для мебели в ее руке.

Вот дерьмо!

Дверь за моей спиной открывается, я оборачиваюсь и вижу Джесси. Он смотрит на меня, потом на женщину перед нами.

— Кэти, думаю, тебе пора. Поговорим завтра, — говорит он спокойно, но я все еще слышу в его голосе гнев.

— О, конечно. — Она кладет полироль и тряпку на столик, снимает фартук и торопливо, но аккуратно складывает его. — Я поставила ужин в духовку. Подержите его там еще тридцать минут. — Она поднимает с пола саквояж и засовывает в него фартук. Благослови ее Господь, она улыбается мне перед уходом. Это больше, чем я заслуживаю. Какое первое впечатление я произвела.

Джесси чмокает ее в щеку и успокаивающе гладит по плечу, когда она проходит мимо него. Она выходит в фойе, и я вижу, как Джон и Клайв выносят из лифта мои пакеты. Пустая трата времени, потому что я здесь не останусь. Топаю на кухню и рывком открываю холодильник, надеясь, что там каким-то волшебным образом окажется бутылка вина. Я глубоко разочарована.

Хлопнув дверцей холодильника, вылетаю из кухни и поднимаюсь по лестнице. Сейчас я даже смотреть на него не могу. Войдя в спальню и хлопнув очередной дверью, останавливаюсь и удивляюсь… и что теперь? Я должна просто уйти — дать нам обоим немного времени, чтобы успокоиться. Все слишком мощно, слишком быстро. Токсично, вредно.

Я захожу в огромную ванную и закрываю за собой дверь. Обстановка пентхауса более родная, чем должна быть. Потратив месяцы на проектирование и координацию работ, я чувствую себя здесь как дома. Я, вероятно, больше дома, чем Джесси; он не прожил в этом месте и месяца, а одну неделю из этого срока потратил на нелепую пьянку до состояния отключки.

Я бреду к шезлонгу у окна и смотрю на доки. Люди внизу занимаются своими повседневными делами, прогуливаются или выпивают в барах, все выглядят безмятежными и расслабленными. Вероятно, ко всем это не относится, но в своем смятении я эгоистично полагаю, что никто не может быть так встревожен, как я. Я по уши влюблена в мужчину, у которого самый экстремальный характер и вызывающие манеры. Однако, с другой стороны, он самый любящий, чувствительный, оберегающий мужчина во Вселенной. Если Джон прав, и он такой только со мной, должны ли мы быть вместе? К сорока годам он умрет от сердечной недостаточности, и это будет моя вина. Хорошие времена с Джесси невероятны, но плохие — невыносимы.

Чувствую себя одновременно проклятой и благословенной за то, что обрела его.

Устало вздыхаю, в отчаянии обхватываю голову руками и чувствую, как подступают слезы и в горле образуется комок. Думала, я начинаю узнавать то, что мне нужно, но время идет, и становится очевидным, что это не так, и с Джесси, прочно держащим рот на замке и вновь становясь уклончивым, не похоже, что я узнаю что-то в ближайшее время, — если только сама не спрошу Микаэля…

Дверь распахивается, и в комнату врывается Джесси с таким видом, будто его ударило током. Он заметно дрожит, артерия на шее вздулась. В то время как я значительно успокоилась, он, видимо, нет. В его руке что-то есть.

— Что это за ХЕРНЯ? — Он выглядит так, будто в любой момент может самовоспламениться. Я хмурюсь, но потом понимаю, что в руке он держит детали полета, которые дал мне Патрик.

О Господи, теперь еще и это.

Минутку. Это было в сумочке.

— Ты рылся у меня в сумке! — Я в шоке. Не знаю почему, но он делает так все время. Он не выглядит пристыженным или извиняющимся. Просто машет листком перед моим лицом, в то время как его грудь беспорядочно вздымается и опадает.

Я протискиваюсь мимо него и несусь вниз к сумочке, слыша, как он следует за мной, его тяжелое дыхание звучит почти громче, чем его быстрые шаги. Я поднимаю с пола сумку и несу ее на кухню.

— Какого черта ты делаешь? — кричит он. — Этого там уже нет, оно здесь. — Он сует бумагу мне под нос, а я бросаю сумку на островок и начинаю в ней рыться.

Понятия не имею, что ищу.

— Ты, блядь, не поедешь ни в Швецию, ни в Данию, ни куда-либо еще, если уж на то пошло! — Его голос где-то между гневом и страхом.

Я смотрю на него. Да, страх определенно есть.

— Не смей рыться у меня в сумке, — выдавливаю сквозь раздражение и смотрю на него обвиняющим взглядом.

Он немного отступает и швыряет бумаги на островок, сохраняя при этом разъяренный взгляд.

— Ты скрываешь от меня что-то еще?

— Ничего!

— Позволь мне кое-что сказать, леди. — Он шагает вперед, и его лицо оказывается прямо напротив моего. — Я скорее умру, чем позволю тебе уехать из страны с этим бабником. — Волна чистого ужаса пробегает по его лицу.

— Он не поедет! — кричу, для пущего эффекта шлепая сумкой по столу. Наверняка мне это не известно, и, на самом деле, подозреваю, он поедет. Им движет некий план и у него есть мотив. Но почему?

— Поедет. Он последует за тобой туда, поверь мне. Он безжалостно преследует женщин.

Я смеюсь.

— Так же, как и ты?

— Это совсем другое! — рявкает он. Закрывает глаза и касается висков кончиками пальцев, снимая напряжение.

— Ты невозможен, — выплевываю я. У меня пропадает всякое желание жить.

— Зачем ты принимаешь витамины? — Он сильно хмурится. — Ты беременна, да?

Он что, решил меня доконать? Достаю из сумки витамины и швыряю ему в голову. Выпучив глаза, он уворачивается в сторону, и пузырек врезается в стену, а затем падает на пол кухни. Мне нужно восстановить контроль. Я по-крупному теряю его.

— Я купила витамины для тебя, — кричу, а он смотрит на меня как на буйнопомешанную. Я уже близка к этому.

— Зачем? — Он смотрит на пузырек на полу.

— Твой организм пережил стресс. Что, забыл?

Он усмехается.

— Мне не нужны таблетки, Ава. Я уже говорил тебе, — он шагает вперед и хватает меня за руки, притягивая к себе. — Я не чертов алкоголик. Если я сейчас выпью, то только потому, что ты сводишь меня с ума! — Последние слова он выкрикивает мне в лицо.

— Ты винишь во всем меня, — констатирую я. Это не вопрос, потому что ответ он только что выкрикнул мне в лицо.

Он отпускает меня и отходит.

— Нет, не виню, — он в отчаянии дергает себя за волосы. — Что еще ты от меня скрываешь? Деловые поездки с богатыми голландцами. — Он свирепо смотрит на меня. — Милые визиты к бывшему бойфренду?

— Милые? — выпаливаю я. Он думает, что встреча с Мэттом была приятной? — Ты тупой гребаный мужлан!

— ЯЗЫК!

— Отвали! — визжу я. Он словно с другой планеты. Если бы он знал меня так хорошо, как утверждает, то не стал бы разбрасываться такими глупыми намеками.

Он вскидывает руки в жесте «Господи, дай мне сил».

— Я не могу сейчас находиться рядом с тобой, — рычит он. Стискивает зубы, и я вижу, как на его челюсти тикают мышцы. — Я чертовски тебя люблю, Ава. Так чертовски сильно, но не могу сейчас на тебя смотреть. Это полный пиздец! — Он выходит из кухни.

Слышу, как хлопает входная дверь, а мгновение спустя — страшный грохот. Выбегаю в фойе пентхауса, Джесси нигде не видно, но зеркальная дверь лифта разбита на миллион осколков. В своем безумии я мгновенно думаю о том, какой еще вред он нанес своей бедной руке. А потом плачу. Безнадежно рыдаю, с подвыванием. Ощущаю себя совершенно беспомощной и неуправляемой. Такое чувство, что меня испытывают, будто он пытается проверить, есть ли во мне силы, чтобы провести его через этот полный бардак и даже больше, и вдобавок ко всему, я борюсь с непрекращающейся прилипчивой мыслью, что это я сделала его таким. Это нездорово.

Возвращаюсь в большое пространство гостиной и вижу, что все мои пакеты аккуратно сложены рядом с лестницей. Как мне с ними поступить? Я остаюсь?

Отойдя от них и, не зная, что еще делать, сажусь в шезлонг на террасе и плачу, — громко, с трясущимися плечами, заливающими лицо слезами, — пока пытаюсь найти какое-то направление и наставление. Но во время безжалостных всхлипов ничего не приходит на ум. Я смотрю в пространство и не испытываю ничего, кроме одиночества. На меня вновь нахлынули знакомые чувства, которые я никогда больше не хотела испытывать, — чувство пустоты, потерянности, одиночества и подавленности, — те, что оставались со мной на самых нижних уровнях ада, пока в моей жизни не было Джесси. Почему я так нуждаюсь в нем? Как это со мной случилось? Он ушел, и теперь у меня есть хорошее представление о том, что он испытал, когда я поступила с ним так же. Чувство не из приятных. Такое ощущение, что огромной части меня просто нет.