А когда вампир, продолжая блокировать проток, скользя ртом по члену любовника, принялся имитировать губами спазмы кульминации, Гэбриэл, весь дрожа, начал захлёбываться в стонах от этой сладчайшей пытки, которой подвергал его возлюбленный «мучитель».
Когда же Влад, наконец, позволил ему эякулировать, охотник разрешился целым морем спермы. Содрогаясь всем телом в сладостнейших конвульсиях, он изливался сплошным потоком, громко и долго кончая.
С наслаждением проглотив половину жемчужного сока любви своего возлюбленного красавца, Дракула позволил остальному излиться себе на лицо.
Ван Хельсинг закусил губы, видя эту картину: как гордый король вампиров, держа в руке его оргазмирующий член, с наслаждением омывает своё магнетически красивое лицо струями его спермы. Он знал, что никто на свете не мог бы вообразить себе возможность чего-нибудь подобного. А всё это было лишь следствием истинной любви «бесчувственного» вампира к прекрасному архангелу.
Влад с наслаждением купал своё лицо в фонтане сладкой спермы своего возлюбленного, которой продолжал орошать его кончающий любовник. Граф, закрыв глаза, пил стекающие белоснежные капли, облизывал губы и снова пил. Когда поток наконец иссяк, Дракула вытер лицо ладонями и облизал их, позволив оставшейся влаге впитаться в кожу.
Гэбриэл обхватил ладонью Владислава за шею и притянул его лицо к своему, страстно целуя своего черноволосого красавца. Густые ресницы Дракулы были, словно инеем, покрыты соком любовника — жемчуг в чёрном бархате…
— Твои великолепные ресницы покрылись изморозью в Ледяной Крепости? — с любовью глядя на своего ненаглядного, с нежно-лукавой улыбкой на чувственных устах поинтересовался у него ватиканский агент, блистая счастливыми глазами, и, не дав ничего ответить другу, Ван Хельсинг кончиком языка прошёлся по бахроме ресниц Влада, а затем деликатно обхватил лепестками губ эти веера чёрных блестящих лучей, проведя по ним кончиком языка, слизывая свою сперму.
— Ах… Гэбриэл… — лишь тихо вымолвил граф. Словно обессилев от переполнявших его сладостных чувств и ощущений, он, будто слабая былинка, прильнул к улыбающемуся, нежно обнявшему его любовнику. Прижавшись друг к другу, мужчины замерли…
Вновь великолепно насладившись друг другом, красавцы, прейдя в себя, одевшись и восстановив причёску Влада, удобно расположились на диване. Гэбриэл достал из бара свой любимый абсент, граф же предпочёл виски. Посвятив нужное время работе и обсуждению текущих дел и деятельности Ордена, друзья, отставили бокалы.
Придвинувшись ближе, они, не отводя друг от друга влюблённого взгляда, обнялись. Каждый принялся пропускать пряди волос другого сквозь пальцы, упиваясь волшебными ощущениями.
Вдруг раздался телефонный звонок. Гэбриэл неохотно оторвался от своего черноволосого красавца, прерывая захвативший его с головой процесс:
— Да. Привет, любимая. У меня всё в порядке. Немного занят. Сделал перерыв, чтобы позаниматься на тренажёрах, потому сбитое дыхание. А как ты? Тоже очень скучаю, но главное, чтобы ты отдохнула как следует. Мне тоже очень жаль, что не удалось поехать с тобой. Очень много дел. Сейчас очень напряжённый период. Но в следующий раз — обязательно. Извини, дорогая, пришло важное сообщение из ордена. Перезвоню тебе чуть попозже. Не скучай. Тоже люблю тебя. Целую, милая.
Охотник был вынужден соврать любимой жене, дабы поскорее завершить разговор, так как во время его беседы с Анной Влад продолжал ласкать его и мужчина опасался выдать себя каким-либо вырвавшимся у него подозрительным звуком.
Отложив телефон, охотник повернулся к ухмыляющемуся вампиру, не перестававшему с наслаждением пробегать длинными, изящными пальцами по шелковистым локонам любовника:
— Скотина.
Ухмылка вампира стала ещё шире.
— Признайся, ты специально спровадил Валериусов на дальние острова, чтобы уделить немного времени старому боевому товарищу? Или просто решил воспользоваться подходящим случаем? — с лукавым блеском в глазах, поинтересовался у любовника вампир, продолжая перебирать тонкими пальцами его душистые кудри.
— К чему ненужные вопросы? — хмыкнул в ответ Гэбриэл, лаская длинные блестящие пряди цвета вороного крыла, любуясь этим богатством, наслаждаясь прикосновениями мягкого шёлка потрясающих волос Владислава, в свою очередь ласкающего его пальцы. — Твоя бесовская ухмылка демонстрирует, что тебе прекрасно известен ответ.
Ничего не ответив на это, Дракула лишь продолжал самодовольно улыбаться, не спуская с лица любовника своих лучащихся довольством, искрящихся, гипнотических очей, кончиками изящных пальцев нежно проводя по его щеке.
— Да, я уже так хотел тебя, что больше просто не мог терпеть. Не мог ни о чём думать, кроме желания снова заняться с тобой любовью, мечтая о твоих ласках… — смотря прямо в глаза вампира, заявил мужчина. — Удовлетворён? Можешь наслаждаться моим признанием, укрепляющим тебя в твоём дьявольском самомнении, — мягко улыбнулся он, лаская своего возлюбленного красавца-демона.
— Гэбриэл, я не отрицаю, да, мне именно дьявольски приятно это слышать, но самомнение здесь не играет роли. Ладно, возможно, в какой-то самой мельчайшей степени, — улыбаясь, согласился Влад, увидев мелькнувшую в глазах любовника насмешливую недоверчивость. — Но основная причина — моя любовь к тебе. Я люблю тебя, Гэбриэл… Конечно же, я счастлив, что и ты неравнодушен ко мне. Это преступление? —Ладонь вампира ласково скользнула по щеке мужчины.
— Какой же влюблённый сочтёт это преступлением со стороны своего предмета, — удовлетворённо хмыкнул охотник, нежно накрывая ласкающую его аристократическую ладонь своей. — «Возлюбленный мой лучше десяти тысяч других», — лаская любовника, с влажным блеском в прекрасных глазах, улыбаясь, начал декламировать Гэбриэл строки из «Песни песней», вновь, как в XV веке, выражая свои чувства словами этой библейской книги, посвящённой прославлению любви, скользя очарованным взглядом по лицу друга, любуясь им: — «Щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений». И руки Ван Хельсинга, едва касаясь ладонями и кончиками пальцев гладкой кожи, нежно провели по свежим щекам вампира. — «Губы его — лилии, источают текучую мирру». Уста охотника прижались к лепесткам губ графа. — «Вид его подобен Ливану, величествен, как кедры. Уста его — сладость, и весь он — любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой!» — И мужчина заключил ветхозаветную «оду» любовнику горячим поцелуем, как огнём опалившим губы Владислава пламенем его страсти.
Вампиру, естественно, было непередаваемо приятно быть объектом ласк и восхищения у возлюбленного архангела, слыша из его уст библейские восхваления в свой адрес.
— О! Гэбриэл! Ах! Прелесть моя! — воскликнул польщённый Влад, в упоении сильнее прижимая к себе довольно улыбающегося Гэбриэла, страстно и нежно его целуя. — Какая ностальгия! Легендарная «Песня песней», которую ты мастерски применил по назначению, совращая меня, — не переставая счастливо улыбаясь, Влад самозабвенно покрывал лицо любимого жгучими поцелуями. — От кого ещё сын Сатаны может услышать такую изысканность — библейские дифирамбы себе! Какая пикантность! Вот что значит иметь любовником архангела! О, мой сладкий! Любовь моя!
— Рад, что тебе это нравится, Владислав, и что ты ценишь мою склонность к поэтическим библейским строкам, о мой возлюбленный красавец, — лукаво-счастливо улыбался в ответ охотник, ласково обнимая графа и возвращая все его пылкие поцелуи. — В этом описании будто о тебе сказано, и вообще «Песня песней» отлично подходит для выражения моих чувств к тебе, о мой прекрасный демон! — заключил он, любовно прижимая к себе обольстительного вампира.
— О мой «нарцисс Саронский»! Моя «лилия долин»! — восторженно улыбаясь, не остался в долгу Владислав, отвечая любовнику, пылко лаская и целуя его в сладкие губы. — «Как лента алая губы твои, и уста твои любезны; вампир пленён кудрями твоими». Изящная рука Влада пробежала по мягким, шелковистым волосам красавца-архангела. «Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь… Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её.», — заключил архидемон, не упустив блестящей возможности присовокупить к ответным восторгам выражение своей любви к архангелу, воспользовавшись тем же текстом.