Танец любви вампира был столь же завораживающе красив, как и он сам: пластика его движений была пластикой балета. Это была редкая по красоте живая картина. Сливаясь с любимым, Владислав, совершая проникновения в «лоно» извивающегося под ним Гэбриэла, делал изящные, плавные волнообразные движения, изгибаясь совершенным, скульптурным телом.
По ритмично выгибающейся, переливающейся мускулами спине черноволосого красавца, рождаясь одна вослед другой, пробегала волна за волной; перекатываясь по прекрасному телу графа, они каждый раз завершались грациозным изгибанием его античных бёдер, которые Владислав утончённым качанием погружал в стройные бёдра стонущего Гэбриэла, мягко прижимаясь к нему.
Ван Хельсинг, принимая в себя любовника, в заданном возлюбленным ритме, с восторгом подавался навстречу каждому его движению, приподнимая и изгибая бёдра в такт толчкам черноволосого красавца в его «лоно», изящно покачивая ими, сливая их с бёдрами друга в пылкой ласке в изысканном танце любви. Временами, окунувшись в любовника, вампир делал круговые движения, изысканно лаская друга своим скипетром любви.
На блестящем от испарины идеальном теле Влада выделялся и играл своей красотой каждый рельефный мускул, каждая тугая мышца. Казалось, что любовью занимается, будто исполняя изящные хореографические движения, прекрасная ожившая статуя, изваянная великим скульптором.
Не оставаясь безучастными, длинные распущенные волосы графа, качаясь в такт его движениям роскошным пологом цвета воронова крыла, ласкали кожу прекрасных любовников, нежно гладя их своими душистыми прядями.
Налитой член Гэбриэла тёрся о твёрдый живот Владислава, который в усердных трудах, сверкая огненным, горящим сладострастием взглядом, упивался выражением дикого наслаждения и восторга, излучаемым прекрасным лицом выгибающегося под ним, стонущего кудрявого загорелого красавца с изумительными по красоте глазами, опаляющего его своим пламенным дыханием, едва не воспламеняя.
Наслаждаясь друг другом, вампир и охотник двигались, изгибаясь в утончённом рисунке танцевального искусства, — синхронно, гармонично и слаженно. В спальне Ван Хельсига, не прекращаясь ни на мгновение, раздавались мешающиеся страстные стоны, судорожное, шумное дыхание, вздохи, ахи и возгласы обоюдного райского наслаждения, которое в эти волшебные минуты растворения друг в друге испытывали красавцы-любовники:
— Хха-а-а-ах!.. Да-а-а… О-о-о-о-о… д-а-а… С-с-с… А-а-а-х-х… О-о-о, да-а-а-а… У-у-у-м-м-м-м-м… Вла-а-а-ад!.. Да-а-а-а… Хха-а-а… С-с-с… О-о-о, да-а-а-а… Гэбриэ-э-л!.. О-о-о!.. Да-а-а-а… А-а-х-х… У-у-у-м-м-м-м!.. О-о-о-о-о…
Пылающие губы архангела были жадно приоткрыты, словно в мольбе о поцелуе. Дракула, ритмично и одновременно изящно погружаясь в любовника, склонился к горячим алым лепесткам, взяв их в свои губы.
Сомкнувшись в сладостном поцелуе, уста любовников после этого разъединялись лишь на короткие мгновения ради пополнения запаса воздуха и когда они были не в силах сдержать возгласов сладости, рвущихся из высоко вздымающейся груди, — мужчины занимались любовью, не переставая страстно целоваться, доведя наслаждение друг другом до апогея.
Но Владиславу оказалось мало сладких стенаний милого друга и выражения блаженства, сияющего на его рдеющем алой розой, прекрасном лице, — ни на мгновение не прерывая грациозных, волнообразных изгибаний спиной и бёдрами, тяжело дышащий, весь покрытый испариной вампир, неутомимо ласкающий членом лоно охотника, на секунду выпустив из своих губ губы Гэбриэла, осведомился, жарко выдохнув, желая в дополнение к чувственной сладости, словесного мёда для ушей:
— Хорошо?..
— Ве… лико… лепно… Влад… — с трудом нашёл в себе силы, чтобы удовлетворить любовника ответом, объятый сладострастным трепетом бывший ватиканский эмиссар.
Получив желаемое вербальное подтверждение, граф продолжал усердно двигать членом внутри любовника, виртуозно чередуя приёмы и техники, старательно лаская его твёрдую, набухшую простату, наслаждаясь её пульсацией и божественным массажем, которым без устали одаряли его пылкий скипетр любви крепко обнимающие его, пламенные и упругие, бархатные мышцы одуряюще тесного жара загорелого красавца, мягко пружинящие и подающиеся под его толчками.
Дракула стал повышать скорость. Во время совместных движений мужчин угол проникновения вампира в тело охотника немного изменился, и член Влада по-особенному задел самую чувствительную точку простаты Гэбриэла.
— А-а-а-а-а!.. Вла-а-ад!.. У-у-у-м-м-м-м-м-м… — вскрикнул Ван Хельсинг. Этот вскрик перешёл в сладкий протяжный стон. Выскользнув губами из губ Владислава, мужчина, судорожно сжав его плечи и весь выгнувшись под любовником, откинул от захлёстывающей сладости голову, в пароксизме с силой вжав её в подушку, продолжая стонать.
Ни на секунду не переставая двигаться, вампир скользнул рукой меж их касающихся друг друга животов. Его ладонь наполнилась… Обняв член друга, Владислав начал в темпе и ритме их движений ласкать его, доводя испытываемое мужчиной наслаждение до умопомрачительной степени!
Любовникам было душно от наслаждения, они задыхались от чувственной сладости, что укутывала их с головой жаркой тяжёлой пеленой, заставляя тонуть в ней, превращая тела и души слившихся воедино архангела и архидемона в текущую огненным потоком горящую реку, в пылающий сплав пламенного удовольствия, в котором утопало их сознание, полностью отключившееся от внешнего мира, погрузившись в райское блаженство…
Этой, казавшейся осязаемой, сладостью, источником которой было супружеское ложе Ван Хельсинга, на котором, сплетясь в страстных объятиях, наслаждались, упивались друг другом два удивительных красавца, спальня была наполнена до краёв. Она текла тягучим потоком, просачиваясь за пределы комнаты, изливаясь громким, сбившимся дыханием, почти мучительными стонами и сладострастными возгласами прекрасных мужчин, — ставших одним целым в процессе божественного соития тел и душ, — исторгаемыми у них захлёстывающим их наслаждением.
Изнемогающие от страстных, сочных поцелуев губы на миг рассоединились, и когда прекрасное, словно выточенное и слоновой кости, лицо вампира, вновь склонилось к лицу Гэбриэла, тот увидел, как в сверкающих чёрными бриллиантами глазах вдруг заплескалась жажда, вспыхнув непреодолимым желанием довершить блаженство, вкусив крови любимого.
Задыхающийся охотник повернул голову в сторону и, отбросив с шеи локоны волос, явив вампиру туго натянувшуюся яремную вену, по которой струился вожделенный Владом рубиновый поток. Алая лента губ мужчины разомкнулась, и он, жарко, тяжело дыша, пригласил милого друга:
— Пей…
Дракула не заставил себя просить дважды. Благодарно поцеловав любовника в пунцовый атлас губ, он, не переставая двигаться, склонился к предложенному лакомству. Как можно более аккуратно прокусив нежную кожу, граф приник губами к своей небесной чаше, наполненной райским напитком, пьянящим его сильнее вина.
Вампир утонул с головой в двойной сладости, теряя голову от этого блаженства: погружаться желанием в тело возлюбленного архангела, а губами в его кровь…
О дьявол! Бремя наслаждения может быть тяжким, как бремя страданий!
Позволив себе отпить ровно столько, чтобы не нанести вреда любимому, Дракула оторвался от шеи Ван Хельсинга. Не слизав кровь со своих губ, он вновь впился ими в жаркие уста любовника кровавым поцелуем…
Целуясь с Владиславом, Гэбриэл с наслаждением вкусил свою кровь из уст любимого вампира…
Изгибания и стоны. Поцелуи и вздохи. Сладостные движения неутомимых бёдер несли плавящихся от любви красавцев, слившихся в одну плоть, на Эверест экстаза.
Ван Хельсинг, почти изнемогая от испытываемого им неземного наслаждения, чувствовал приближение его апогея.
Дракула опять особенно остро простимулировал обнимающего его мужчину — и тот, весь выгнувшийся под ним снова не удержал вскрика. Ногти охотника вонзились в атласную кожу любовника.
