Я приехала домой измученной и уставшей, мне предстояла длительная и сложная процедура смены гражданства, а впереди упорно не маячило даже слабого огонька. Наверное, поэтому меня потянуло на эксперименты с внешностью: я перекрасила волосы, сделала модную стрижку каскадом, начала пользоваться косметикой, сходила на маникюр, обновила гардероб, и из типичной домохозяйки превратилась в довольно эффектную девушку. Я пошла на эти перемены лишь для того, чтобы вытравить из себя фрау Штайнбах, но не учла побочного действия: свободная, привлекательная, по-своему неглупая, я стала объектом навязчивого внимания представителей противоположного пола. Нет, я не облачалась в дерзкие мини-юбки и провокационные декольте до пупа, я всего лишь позволила себе позаботиться о внешнем виде, но вместо ожидаемого поднятия самооценки меня вскоре охватило желание закутаться в хиджаб по примеру турчанок из Ор-Эркеншвика. Женщина не имела права быть красивой и ухоженной просто так, потому что она нравилась себе в зеркале и комфортно ощущала себя на каблуках –априори она могла преследовать только две цели: вызывать зависть у других женщин либо соблазнять мужчин.
Сражаться с ветряными мельницами было бесполезной тратой времени – на красноречивый ответ из серии «Я не дам тебе телефон, не пойду с тобой в ресторан, не лягу с тобой в постель и совсем высший пилотаж, не стану твоей женой» я получала преисполненный искреннего, неподдельного изумления взгляд и не менее фееричный по своему содержанию вопрос: «А для кого ты тогда наряжаешься?». Дальше начиналось самое интересное: стоило мне отказать очередному претенденту, как галантный поклонник на глазах трансформировался в отвратительного сплетника и с недюжинной фантазией изощрялся в сочинении грязных подробностей моей биографии. Таким образом, я узнала, что, оказывается, переспала с половиной Ор-Эркеншвика, что мой муж выставил меня из дома в одном нижнем белье, что я сама не ведала, от кого беременна, и тайно сделала криминальный аборт, после которого едва не угодила в полицию. Одним словом, подобное отношение не просто мешало мне учиться, работать и развиваться в профессиональной и личностной сферах, этот кошмар мешал мне нормально жить.
Вариантов у меня было не так уж и много: вернуться к привычному облику серой мыши, превратиться в злобную мегеру, отпугивающую мужчин одним лишь взглядом или поступить хитрее. На второй год пребывания на родине я поняла, что иногда приходится чем-то жертвовать, и нашла себе постоянного бойфренда. Принятое, скрепя сердце, решение стало моим спасением и проклятием одновременно. Сделка, заключенная с совестью, выбор меньшего из двух зол, взаимовыгодный договор о сотрудничестве- это было, что угодно, только не любовь, не влюбленность и даже не симпатия. До тех пор, пока мой маленький бизнес твердо не встанет на ноги, и я не обзаведусь личным автомобилем, пока у меня не появятся деньги, чтобы съехать от родителей и избавиться от периодически возобновляемых попыток мамы устроить мне романтическое свидание с отпрыском какой-нибудь «тёти Моти», мне была жизненно нужна ширма, прикрытие, фасад. Из этого лабиринта существовал единственный выход: ты отдаешь себя под защиту одному альфа-самцу, чтобы остальные самцы больше не смели к тебе сунуться. Наверное, в этом и состоял сакральный смысл замужества – женщина передает мужчине исключительные права на обладание своим телом, а тот взамен обязуется оберегать ее от чужих домогательств. Эберт слишком увлекся расширительным толкованием и с чего-то взял, что я заодно делегировала ему и право распоряжаться моей жизнью, но тут и я сама по неопытности допустила серьезный просчет. Дважды наступать на те же грабли я принципиально не собиралась, поэтому четко расставила границы наших отношений с Родионом и жестко пресекала их самовольное нарушение. Я в совершенстве освоила технику манипуляции мужским сознанием и не гнушалась ни психологических, ни сексуальных методов. Я выбирала себя бойфренда, как выбирают машину – оценивала по совокупности основополагающих критериев, тщательно соизмеряла достоинства и недостатки, сравнивала инвестиции и отдачу. Если бы мы жили в том мире, о котором рассказывал мне Йенс, я бы непременно оговорила с Родионом, что наши отношения – не более, чем сделка, однако, здесь было принято врать и я солгала. Солгала, что люблю этого человека, солгала, что в перспективе хочу связать с ним жизнь, солгала, что мечтаю жить вместе, но пока мы оба не имеем возможности… Ложь претила мне до боли, но я понимала, что иначе нельзя, что, хотя в моем сердце ни для кого нет места, я должна создать видимость нормальной жизни ради собственного будущего.
План сработал на все сто. Как только мы с Родионом стали вдвоем появляться на публике, ситуация моментально пошла на лад. Родион забирал меня с учебы, заходил на работу, пил чай с родителями, помогал отцу с ремонтом и, похоже, искренне верил, что как только мы накопим на первоначальный взнос по ипотеке, нас ждет долгая и счастливая совместная жизнь, а может быть, даже и пышная свадьба. Естественно, я всячески подпитывала эту иллюзию, но в душе у меня по-прежнему властвовала холодная пустота, навсегда поселившаяся после смерти Йенса. Я получила диплом журналиста, параллельно набила руку на копирайте и многочисленных подработках и к выпуску из университета чувствовала в себе готовность к свободному плаванию. Устраиваться в газету мне давно расхотелось, я мечтала делать что-то свое, заниматься творчеством, созидать, совершенствоваться, бросать себе вызов. Идея организовать пиар-агентство пришла мне в голову еще на последнем курсе, потом я сделала пиар-технологии темой дипломной работы, и в итоге настолько глубоко закопалась в предмет своего интереса, что на страх и риск зарегистрировалась в качестве индивидуального предпринимателя. Для того, чтобы начать работу, пришлось оформлять кредит, арендовать офис, нанимать двоих сотрудников и культивировать в себе навыки строгой, но справедливой начальницы.
Работать на конкурентном рынке предсказуемо оказалось невероятно тяжело, особенно на первых порах, когда вся клиентская база состояла из трех компаний, для которых я в свое время писала рекламные статьи. Но за год мы провели несколько крупных акций, доказали свою креативность и заказчиков изрядно прибавилось. Мы брались за любую работу, четко выдерживали строки и гибко подстраивались под желания клиента. Ниша у нас пока была весьма незначительная, но прогресс, несомненно, чувствовался, а главное, я обожала свою работу. В моей команде были только дизайнер, он же по совместительству фотограф, и менеджер широкого профиля, в чей круг обязанностей в зависимости от обстоятельств могло входить как проведение презентаций, так и уборка офиса), а написанием текстов и их шлифовкой полностью занималась я сама. Я с упоением создавала звучные слоганы, броские рекламные проспекты, организовывала громкие промо-акции, а мой опыт проживания в Европе служил отличной приманкой для заказчиков, ни сном, ни духом не подозревавшим, что никаких полезных знаний, имеющих прямое отношение к моей нынешней деятельности, я там по известным причинам, увы, не приобрела. Зато я умела произвести впечатление, пустить пыль в глаза и заставить самого взыскательного клиента поверить в сервис международного уровня, при необходимости легко переходя на немецкий или удачно вкрапляя в речь иностранные слова. В общем, за эти годы я не просто выкарабкалась из болота, я стала другим человеком и начала абсолютно новую жизнь. А еще я создала страничку в соцсети и разместила там помимо своих лучших фото подробную информацию о фирме на нескольких языках. Формально, я делала это для продвижения бизнеса, но надеялась, что мою страницу увидит Эберт. В Беате Вишневской, запечатленной на горнолыжном курорте в обнимку с бойфрендом, с трудом можно было узнать невзрачную фрау Штайнбах, и я непроизвольно испытывала от этих мыслей мстительное торжество. В такие моменты, я вспоминала Йенса, пожалуй, единственного человека, разглядевшего во мне внутреннюю силу, и с какой-то глухой тоской понимала, что, как бы блестяще не сложилась моя судьба, чувство щемящей пустоты останется со мной навсегда.
