— «Вы отужинаете со мной, многоуважаемый Уилл?

— Да, благодарю Вас.

— Будьте любезны, передайте соль.

— Пожалуйста, пожалуйста, не утруждайтесь, мне несложно.

— Как вам это вино, сделанное из винограда, собранного обнажёнными девственницами в полнолуние на склоне горы Хрензнаеткакой?

— О, оно восхитительно, особенно его послевкусие, не то что у вчерашнего, которое навеяло на меня тоску.

— Вы правы, ещё Сократ говорил, что бла бла бла… и поэтому, я всегда стараюсь найти именно этот сорт винограда.

— Как интересно. Расскажите ещё, Ганнибал, мне ведь совсем некуда потратить эти несколько часов.»

Вот с такими мыслями Уилл сидел напротив Лектера, растерянно моргая и стараясь не сутулиться. К чести Ганнибала добавлю, что ему никогда не было с ним скучно, они отлично ладили. Возможно, это были отражения мыслей самого доктора, жалеющего о потерянных в разговорах годах, который после лёгкого поцелуя Уилла мучился и страдал от невозможности просто схватить своего возлюбленного и никогда его не отпускать, или это его подсознание старательно возвращало его в прошлое, выискивая негатив в душе, лишь потому, что очень боялось будущего.

Но в любом случае, они оба были сильно напуганы, но тщательно это скрывали под маской любезности и застывших лиц.

Ганнибал молча протянул Уиллу листок бумаги, сложенный пополам, и с отстранённым видом открыл меню. Грэм развернул лист и увидел на нём цветную ксерокопию картины Ван Гога «Подсолнухи».

— Я не решился принести настоящие цветы, — сказал Лектер, поднимая меню выше, чтобы спрятать своё смущение. — И подумал, что тебе это понравится.

— Спасибо, — ответил Уилл, рассматривая картину и наполняясь солнечным теплом от этого шедевра и поступка. — Это приятно. Я почему-то тоже думал о цветах, и тоже не решился. Но…

Грэм убрал листок себе в карман, взял бумажную салфетку, быстро сложил из неё тюльпан и протянул его Ганнибалу. Лектер нерешительно взял подарок, полюбовался им, и тоже засунул его во внутренний карман пиджака. Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и расслаблено опустили плечи. Неловкость была сломана.

— Чем будем ужинать, Уилл? — с улыбкой спросил доктор, уже тщательнее рассматривая меню. — Ты сильно голоден? Я плохо пообедал, целый день был занят, и, кажется, готов съесть слона.

— Я почти не ел, — ответил Грэм, вспоминая копчёную колбасу и едва сдерживая отрыжку. — Закажи всё сам, мне без разницы. Только вину я предпочту виски со льдом. А так всё равно — мясо, рыба — без разницы.

Ганнибал кивнул и подозвал официанта. Пока он делал заказ, Уилл не сводил с него глаз, отгоняя от себя грязные мыслишки, пробуждающие в нём необычные сексуальные и злобные желания, находящие отклик во всем теле, особенно в брюках.

Ревность сработала как дефибриллятор, запустила его спавшее сердце и напомнила ему о том, что он не утонул, падая с обрыва. Что жизнь продолжается, его горячая кровь ещё бежит по венам, и не стоило себя хоронить из-за того, что единственный человек, который смог полюбить его всем сердцем, оказался убийцей-каннибалом, готовым сожрать любого, кто к нему приблизится. Он достаточно долго обманывал себя, делая вид, что уехал с Ганнибалом из-за безвыходного положения, и пора было с этим завязывать.

Они ведь стали одним целым, когда падали вниз, выплыли из воды и тащили друг друга наверх. Он отлично это помнил, но едва опасность смерти миновала, как он снова окрысился на Лектера, вспоминая его сущность и упирая свои мысли и желания в мораль. Когда весь мир кричит, что Ганнибал достоин только мучительной смерти, тебе кажется, что любить его — преступление против человечества. За свои выкрутасы он достоин только страданий, и Уилл целый год наказывал его своим прикрытым презрением, лишь позволяя находиться рядом с собой, изображая из себя совесть всего мира.

«Ганнибал — убийца? А кто же я? Да появись тут сейчас Марион, которая протянула свои нежные ручки к моему доктору и касалась его обнажённой кожи, я бы не раздумывая ткнул бы её вилкой в живот, под восхищённым взглядом Лектера, а вечером бы лично зажарил её почку.»

Уилл хищно улыбнулся этой мысли, понимая, что, кажется, у него созрел план для их второго свидания. Разные они, как же. Да Ганнибал с радостью станцует на её костях рядом с ним, купаясь в чужой крови, лишь бы утолить любые его желания.

Грэм опустил глаза, незаметно рассматривая свою едва заметную эрекцию, спрятанную под столом. Сейчас у него возникли другие желания, и он не сомневался, что доктор выполнит их без раздумий, тем более, они у них совпадают.

Уилл Грэм — профайлер, запросто читающий мысли убийц, сам убивший и поедающий людей, всей прессой повенчанный с каннибалом-психопатом и сбежавший с ним в Европу, — кажется, вернулся.

«Марион. Ты напомнила мне, кто же я на самом деле, почему живу с маньяком и почему люблю его больше жизни. Спасибо тебе, дорогая и аппетитная куколка.» Ганнибал так давно не готовил своих фирменных блюд, от которых текут слюнки и растёт самооценка, что будет этому только рад. Ты прикоснулась к тому, что принадлежит мне, поэтому станешь украшением нашего особого ужина, на котором мы сдвинемся с моим любимым психопатом с мёртвой точки. Это будет не сегодня, доктор не любит торопливости и спешки, но очень и очень скоро.

Ганнибал начал рассказывать, как прошёл его день, им принесли выпивку, потом закуски и горячее, но Уилл почти не слушал, просто любуясь его лицом — с горящими влюблёнными глазами, руками — ловко нарезающими мясо на тарелке, и вкрадчивым голосом, который пробирался к нему в сознание, даря ощущение единства.

Он любит его, психопата, маньяка, людоеда, много лет тянущего к нему свои трясущиеся ручки, и признание этого факта мгновенно облегчило ему жизнь. Сексуальное желание ещё не охватило Уилла целиком, а вот прижаться к Ганнибалу и поцеловать по-настоящему — это потребность стала почти болезненной.

— Давай уйдём, — просто перебил его Грэм на полуслове, допивая залпом виски.

— Но, — замялся доктор, посмотрев на часы. — Ещё рано. Я там запланировал ещё мероприятия на сегодня, думал мы пробудем здесь дольше.

— Ты что-то планировал? — счастливо усмехнулся Уилл, отодвигая от себя тарелку. — Тогда просто погуляем.

— Хорошо, — кивнул Лектер, подзывая официанта. — С тобой опять что-то не так? Мне показалось, что ты меня совсем не слушал, твои мысли где-то совсем далеко от этого места.

— Просто разбирался в себе, Ганнибал. Иногда это очень полезно.

— Ты очень сложный человек, Уилл, — рассмеялся Лектер, расплачиваясь и поднимаясь из-за стола. — Мы столько лет бились над этим, у тебя был год для более детального анализа, но ты по-прежнему вечно запутавшийся в себе получеловек-полузверь. Даже я тебя побаиваюсь.

Уилл искренне рассмеялся в ответ, и они покинули ресторан.

Что может быть приятнее, чем брести по вечернему городу рядом с человеком, которому достаточно одного твоего присутствия, чтобы наслаждаться прогулкой? Не нужно искать тем для разговора, фальшиво смеяться или пытаться облапать своего собеседника, сердце и так удовлетворено одной лишь душевной близостью.

Они шли рядом, иногда касаясь плечами, и Уилла распирало от желания наконец-то прижаться к своему многострадальному доктору, но кругом было полно народу, и скромность не позволяла ему этого сделать.

Он хотел наброситься на Ганнибала, обнять его, поцеловать, глубоко засовывая ему свой язык в рот, чтобы попробовать вкус его губ, засунуть руки под рубашку, наслаждаясь долгожданными прикосновениями, которых хотелось им обоим, разлохматить его идиотскую причёску, почувствовать, как дрожат его руки, ощутить через тонкую ткань брюк, что его хотят, но он по привычке душил в себе все свои желания.

Ну почему Лектер так старательно ему втолковывал, что убийства — это его, любыми способами выкорчёвывал из него сомнения в обратном, подталкивал к потаённым желаниям, ничего не хотел слушать и упрямо гнул свою линию; но, получив отказ в близости, трусливо отошёл в сторонку, ни разу не проявив себя.