— Без чего, Уилл?
— Мы не влюблённая пара, не Бонни и Клайд.
— Я понял, — спокойно кивнул головой Ганнибал, — Только друзья.
— Надеюсь, я не обидел тебя? Что, если тебе это надоест и ты…
— Уилл, — мягко перебил его доктор. — Давай я разъясню. Я люблю тебя, всегда буду рядом и никогда тебя не оставлю. Можешь считать меня кем тебе угодно: другом, братом, сватом; но не волнуйся, я знаю, что поехав со мной ты закрываешь дверь в прошлую жизнь, пути назад не будет. Ты сможешь покинуть меня в любой момент, когда захочешь, но я сам не оставлю тебя, пока дышу. Я даю тебе слово. Я достаточно честен с тобой?
— Да. — ответил Грэм, смутившись от таких признаний. — Спасибо, что понял меня. Близкие отношения между нами невозможны, в этом плане ты мне не привлекателен.
— Я всё понял. Можешь не повторять дважды. На фоне того, что ты едешь со мной, меня это не расстраивает. Тогда договорились. Собирайся, Уилл, через полчаса мы уезжаем.
От него почти ничего не требовалось, доктор, водитель и Чио делали всё сами, таскали какие-то вещи, бегали туда-сюда, звонили по телефону, игнорируя пьющего на кухне чай, Уилла.
Неожиданно из ванной вышел какой-то мужик, и Грэм даже не сразу его узнал. Абсолютно лысый Лектер, в огромных нелепых очках в толстой оправе, с жидкими усами и в белом халате, да Уилл никогда так не ржал, чуть швы на щеке не разошлись. Даже Джек Кроуфорд прошёл бы сейчас мимо него, не узнав в нём своего врага. Реально замусоленный лысый врач, побитый жизнью, в огромном халате, скрывающим от всех спортивное телосложение, он мог сейчас зайти в здание ФБР и спросить, где тут туалет, и его бы никто не задержал. Волшебство маскировки!
Они покинули дом как и планировали, через полчаса. Уилла уложили на каталку, подключили к нему оборудование, Чио, в костюме медсёстры, ехала спереди, а Ганнибал сидел сзади, читая книгу. У них были все сопроводительные бумаги по переправке больного в Европу — паспорта, визы, — и они с лёгкостью прошли множество проверок и постов, благополучно добравшись до частного аэропорта. Там снова полиция, проверки, перенос «умирающего» Грэма в небольшой самолёт, Чио и водитель остались в Америке, а два маньяка спокойно покинули континент, приземлившись в Германии, откуда потом перебрались в Италию.
Вот так они обосновались в этой стране, где мирно жили себе в небольшом домике, дружески беседуя по вечерам, посещая выставки, читая новые книги и иногда отдыхая на море.
Год. Они прожили в этом тихом болоте год, не вспоминая прошлое, не планируя будущее, никого не убивая, и на тебе. Ганнибал пошёл на свидание!
Уилл очнулся от воспоминаний, достал мягкий фарш из микроволновки, и вывалил его в большое блюдо. И? Туда, вроде бы, надо добавить лук, яйца, или хлеб… или может ещё чего. Он так давно не готовил, что тупо пялился на мясную жижу, не понимая, что с ней делать. Так ничего и не придумав, Грэм решил, что он не голоден, и ушёл страдать обратно в зал.
Так, стоп. Женщина, приехавшая на Ниссане, точно не была обычной шлюхой, выглядела она вполне пристойно, но раз эта любвеобильная парочка встретилась уже в отеле, то, скорее всего, это не первое их свидание. Они уже обедали где-нибудь, или сходили в кино… Так сразу не назначают встречу в блядском отеле, и не везут на первое свидание чистые простыни.
Уилл поражённо вскочил на ноги. Ах ты, гнойный фурункул, ходил гулять с дамочкой, вынашивал в голове планы, а мне даже ничего не сказал?! Раз скрыл от меня, значит это что-то важное… У них что, всё может быть серьёзно?
Грэм сжал кулаки и бешено забегал по дому. Давай, приезжай скорее, я тебе устрою связь на стороне, герой-любовник вшивый.
========== 3. Картина. ==========
Уилл пробегал по дому ещё час, прежде чем его кулаки разжались и сердце перестало так отчаянно биться. Он начал приходить в себя, хотя злобные и обидные ругательства все ещё сыпались из него направо и налево, переплюнув в своих фантазиях всех грузчиков мира.
«Озабоченный хмырь», «шепелявый людоед», «жертва психиатрии» — это только те, что без мата. Обессилев от истерики, он упал на диван и жалобно скукожился.
— Я вот в любви не клялся. — причитал Грэм, обгрызая ногти до мяса. — И то никуда не порываюсь, сижу дома, уважаю чужие чувства. Роман закрутил за моей спиной? Как был лжецом, так им и остался.
Поняв, что лежать не вариант, он вскочил и — впервые за год — ломанулся в спальню Лектера. Он там ни разу не был, только в самый первый день, когда они осматривали дом, Уилл выбирал из двух спален, и мельком туда заглянул. Но с тех пор они давно сделали ремонт, и как она выглядела сейчас, не имел ни малейшего понятия, но желание уличить Ганнибала во лжи пересилило правила этикета, и он забежал в его комнату.
Комната как комната. По размеру, как и у него, вся в тёмных тонах и ничего лишнего. Кровать, тумбочки, лампы, стол, заваленный бумагами, встроенный шкаф, небольшой шкафчик с любимыми книгами, так, а это что?
В углу стоял мольберт с картиной, но закрытый белой тканью, и рядом, на маленьком столике, лежали краски, кисти и карандаши. Сердце Грэма предательски ухнуло. Доктор рисовал внизу, у него был специальный уголок для этого дела, с хорошим освещением и удобным расположением, и Уилл всегда сидел рядом, наблюдая за процессом, но эту картину, почему-то, Лектер прятал. Грэм мгновенно вспотел, рассматривая неуместный белый квадрат. Посреди стильной комнаты, казалось там, за тканью, спрятано что-то очень важное и личное, то, что никому нельзя показывать, но ноги сами понесли его к картине, и он не раздумывая, сдёрнул покрывало и отступил.
Картина как картина, большой ресторан, где обедает много народу, но чем дольше Уилл вглядывался в посетителей, тем тоскливее ему становилось. Огромный, светлый ресторан, множество столиков, довольные посетители, все улыбаются и смеются, кругом официанты, ухаживающие за клиентами, в углу живая музыка, ну просто праздник и благодать, кроме одной детали.
В самом центре картины за столиком сидели двое мужчин, в которых Грэм сразу же узнал себя и Ганнибала. Нарисованный Уилл отлично вписывался в общую суету, он улыбался, официант наливал ему виски в стакан, перед ним стояла тарелка с закусками, он сидел, отвернувшись от своего спутника и смотрел на оркестр. Поза была расслабленная, умиротворённая и довольная жизнью. У Уилла была прорисована каждая деталь, идеально отглаженные брюки и рубашка, блестящие ботинки, каждая морщинка на лице и даже немного взлохмаченные волосы, он был самым ярким и живым человеком на этой картине.
Уилл зачарованно рассматривал себя, потом перевёл взгляд на Лектера и испуганно вздрогнул.
Он даже его не узнал. Слегка размытый, нечёткий, грустный силуэт сидел с ним рядом, опустив голову. Перед ним стояли грязные тарелки, пустой бокал из-под вина, разлитый соус, и складывалось ощущение, что до него никому нет дела. Лицо было смазано, но Грэм догадался, какое выражение было на нём, пока художник не стёр его своей рукой. Ганнибал был совсем один на этом празднике жизни, его не замечали окружающие, игнорировали официанты, и даже Уилл отвернулся от него и слушал музыку.
Печаль, тоска, одиночество.
Он даже сидел не так, как всегда: плечи опущены, руки под столом, слегка сутулая спина, и Уиллу показалось, что перед ним автопортрет, именно так сейчас чувствует себя доктор, без всех своих костюмов и вуалей. Ему неожиданно стало стыдно за нарисованного себя. Неужели он не видит, как страдает человек, сидящий рядом с ним, как ему плохо, как он исчезает с картины и скоро его совсем там не будет.
Грэм неосознанно протянул руку и коснулся размытого лица Ганнибала, как когда-то он мысленно дотронулся до разбитого сердца, сделанного для него Лектером из сломанного человека, и его оглушила душевная боль и страдания, хотя доктор и попытался их стереть.
Напуганный мужчина сел на пол перед картиной, и всё вглядывался в эту размытую фигуру, боясь, что если он отвернётся, то она пропадёт навсегда, и нарисованный Уилл останется сидеть совсем один, так и не поняв, что за спиной больше никого нет.
