У моей бабушки был старинный кофейный сервиз, которым она очень дорожила.

На мой взгляд, в нем не было ничего примечательного: маленькие, вытянутые чашечки с неярким серо-голубым рисунком. Изображение каких-то зданий и полустертый текст, который змейкой выходил через окна и двери и серпантином обвивал здания, .

Бабушка им никогда не пользовалась, разрешала пить из него кофе только мне, потому что, очень меня любила.

Часто она говорила: «Смотри, аккуратней, как только одна чашка разобьется, я умру».

Я не понимала такого суеверия, но старалась очень бережно обращаться с сервизом.

Вот бабушки давно нет, а чашки все целы. Сервиз на много лет ее пережил. В тот день, когда она умерла, с утра, превозмогая болезнь, бабушка протирала посуду в серванте. Указывая на сервиз, сказала:– Очень скоро меня не станет, береги его, потому, что, то, что написано на этих чашках поможет тебе в трудные моменты жизни.

Бабушка страдала от высокого давления, ее мучили головные боли, и я восприняла ее слова, как результат болезни.

Сейчас я живу одна в бабушкиной квартире. Мне уже за тридцать. Мне моя жизнь напоминает не взошедшее тесто. Толи в него дрожжей положили мало, толи не вымесили хорошенько, но оно не поднялось и скисло. Так и мне чего-то не хватало. При общем внешнем благополучии меня съедала постоянная неудовлетворенность и тоска. Порой мне казалось, что я вообще не живу, а функционирую. Что все, что я делаю, все люди, которые меня окружают, не имеют ко мне настоящей, той, что спрятана глубоко внутри, никакого отношения.

Эта разобщенность с действительностью мне мешала наслаждаться жизнью. Крепко настоянное одиночество, как облако окружало меня, и я не могла через него пробиться к жизни. Я, с привлекательной внешностью, хорошим образованием, с престижной работой и прочими моими несомненными преимуществами, почему-то не смогла создать прочных отношений ни с одним мужчиной. Подруг, с которыми можно было бы просто поделиться горестями или глупостями не было тоже.

Было несколько приятельниц, таких же неустроенных как я, которые сбились в стайку и прятались в ней от одиночества. Они, собираясь вместе, вели себя шумно, раскованно, вызывающе и демонстративно игнорировали мужчин, если таковые пытались с ними завести знакомства. Они усиленно пытались втянуть и меня в свой круг. Но меня отпугивал их агрессивный феминизм. Их уверения, что мужчины им совсем не нужны, выглядели жалкими и лживыми. Я их сторонилась еще больше, чем довольных жизнью и окруженных мужьями, детьми или любовниками, знакомых женщин.

Чашка первая

Больше всего на свете я не люблю праздники, потому что именно в такие дни я наиболее остро ощущаю свою неприкаянность и одиночество. Когда в предпраздничной суматохе я наблюдаю, как множество возбужденных мужчин и женщин с азартом тащат в свои гнезда гору продуктов, ищут подарки для своих любимых, детей и друзей, я начинаю их остро ненавидеть и жалеть себя. Конечно, про ненависть я сильно преувеличила, я скорее ощущаю себя среди этих людей человеком другого племени, который случайно отбился от своих и, обречен маяться среди чужих. А где они мои соплеменники? Я взывала к ним всей душой, найти и спасти меня от неприкаянной и одинокой жизни. Но племя не отзывалось, оно, видимо, обретало в других мирах.

Неумолимо надвигалась череда праздников, а ближайший из них – десятилетний юбилей банка, в котором я работала, и я заранее готовилась как-то все это пережить. На корпоративе, по случаю юбилея, я сидела за столом со своими коллегами. Все были нарядные, веселые, пьяные и много смеялись. Все соревновались друг с другом в произнесении цветистых тостов, желали счастья, успеха и процветания в грядущем для банка и для себя лично, и искренне верили, что так и будет. Я делала вид, что мне тоже хорошо и весело, я пила, и как могла, участвовала в общем бестолковом разговоре. Но меня просто рвало от этой лавины пустозвонства, ледяная тоска сковала мою душу, я еле сдерживалась, чтобы не закричать во все горло:

– Как вы все банальны и лживы, Вы так умело притворяетесь, что счастливы. Каждый из Вас в душе по-настоящему не любит: ни свою жизнь, ни свою работу, ни коллег. Вам надоело тащить воз каждодневных обязанностей, каждый день вертеться в этой колее без какой-либо надежды освободиться из нее до конца своих дней. Если бы у вас была возможность вырваться из этого надоевшего круга и оказаться не здесь, а в каком-нибудь другом по-настоящему прекрасном и безопасном месте, вы бы не задумываясь, перешагнули, через то, за что вы так цепляетесь и чем гордитесь.

Я испугалась, что сорвусь и выплесну то, что переполняло меня и испорчу людям праздник. Сославшись на головную боль, я потихоньку собралась и поехала домой. Приняв горячий душ, села на своей маленькой кухне и решила сегодня же найти решение о своем дальнейшем существовании, или придумать, как избавиться от него. Так больше продолжаться не может, жить, так как я живу, я не могу, и не хочу. А что сделать, как изменить свою жизнь я не знала. Единственный человек, который бы понял меня и дал бы совет, была бабушка.

Сложилось так, что меня воспитывала она, а с родителями у меня не было душевной близости. Мои родители очень хорошие, со всех сторон благополучные и добродетельные люди. Но пусть они меня простят, я всегда их считала недалекими и бездуховными. Они жили аккуратно, делали то, что положено людям их статуса и возраста и всякое отступление от правил считали недопустимым. Они бы не поняли меня и сказали, что я с жиру бешусь, или у меня гормональный дисбаланс, как однажды выдала моя мама, когда я попыталась с ней поделиться своими переживаниями.

Я сидела и пила крепкий сладкий кофе, который всегда меня почему-то успокаивал. Я пила кофе из драгоценной бабушкиной чашки. Допив его, я прижала еще теплую чашку к своей щеке, я с тоской вслух сказала: «Бабулечка, что мне делать? Помоги и научи, как спасти мне свою жизнь.

Я помнила, что бабушка мне сказала перед смертью. Я не знала, как кофейная чашка может мне помочь, но я стала ее внимательно разглядывать. Внезапно я почувствовало покалывание в области лба над бровями, и голова немного закружилась. Ощущение было непривычное, но я не испугалась, а стала еще пристальней вглядываться в чашку. Тот полустертый текст, что был на ней, внезапно проступил, и его можно было спокойно прочесть. То ли это результат моего обостренного душевного состояния, то ли фантазия, но я, действительно прочла: «ПОМОГИ ТЕМ, КОМУ ХУЖЕ, ЧЕМ ТЕБЕ, ПРИОБРЕСТИ ЧТО-ТО, МОЖНО ТОЛЬКО ОТДАВАЯ»

Я сидела в совершенном изумлении, я много-много раз видела эти чашки, я много раз пыталась прочесть, что на них написано. Но никогда не могла разобрать текст. Мне казалось, что там вообще был алфавит незнакомого мне языка. Если это совет моей бабушки или какой-то высшей силы, то мне стоит к нему прислушаться, и обдумать, как его применить к своей жизни.

Странно, что такая простая и очевидная мысль мне никогда не приходила в голову. Отвлечься от себя, не замыкаться на своих переживаниях, обидах и неудовлетворенности, а посмотреть на мир вокруг. Ведь, действительно, вокруг много страданий и несправедливости, и нужно помочь хоть одному живому существу, будь то человек или бездомное животное.

С утра я проснулась очень спокойной и бодрой, впереди у меня была конкретная цель и она давала мне силы уверенно шагнуть навстречу предстоящему дню.

По дороге на работу я внимательно смотрела вокруг, стараясь найти такого человека, которому я бы смогла бы помочь. В метро как всегда, было полно попрошаек. Все эти люди вызывали сочувствие, но я знала, что их направляют для сбора милостыни мошенники, и пополнять их карманы я не собиралась.

Я чувствовала, что настоящее горе внешне бывает сдержанным и молчаливым. Я вглядывалась в лица пожилых людей. Почти все они были озабоченными и хмурыми. Одна такая старушка, довольно пожилая, закутанная в какое-то тряпье, сидела в сквере на скамейке, горестно опустив голову.