– Простите, пожалуйста, а можно мне… как-нибудь пройти туда?

Милиционер окинул меня сверху вниз слегка подозрительным взглядом, видимо, не совсем понимая, зачем мне надо «туда», если «там» все оцеплено и ограждено, и ответил не особенно дружелюбно, я бы сказала, совсем нелюбезно:

– Туда нельзя.

– А почему, что случилось? – тон моего голоса стал еще более невинным.

– Ничего не случилось, просто нельзя, и все, – ответ милиционера был исчерпывающе полным.

Нет, таким образом, похоже, мне ничего выяснить не удастся. Я решила притвориться совершенной дурочкой и, как будто абсолютно не понимая, что, возможно, произошло что-то очень серьезное и опасное, продолжила свои приставания к милиционеру, хотя понимала, что он ничего интересного мне не расскажет: – Просто мы гуляли с подружкой здесь на днях и обронили свои корзинки. Вернее, мы их забыли, и я сейчас хотела бы их забрать, – проговорила я скороговоркой, причем вид у меня при этом, скорее всего, был на редкость глупый.

Милиционер, видимо, решил, что мне вообще не имеет смысла что-либо объяснять и, свысока посмотрев на меня, повернулся спиной. Я стояла беспомощно, понимая всю тщетность своих намерений узнать что-либо, как вдруг моя одинокая жалкая фигура привлекла внимание одного из мужчин в штатском. Он оторвался от своего занятия и подошел ко мне:

– Здравствуйте, девушка. Вы кого-то ищете? – он улыбнулся, но слегка прищуренные глаза со стальным блеском продолжали пристально и изучающее смотреть на меня, видимо, пытаясь понять, что у меня на уме, хотя, скорее всего, это у него уже стало профессиональной привычкой.

– Да нет, я никого не ищу. Я корзинки наши хотела пойти поискать, мы их где-то здесь потеряли, когда с подругой по грибы ходили. А мне говорят, что туда нельзя. Что, случилось что-то?

– Да, боюсь, что с корзинками вашими вам придется распрощаться, – он сделал паузу, как будто прикидывая, стоит ли мне выдавать такую важную информацию и, видимо, решив, что взять с меня особенно нечего, тихо продолжил. – Здесь позавчера человека убили. Как раз недалеко от ваших корзинок. Вот какое дело… – он опять замолчал.

Я сделала испуганное лицо и абсолютно невинным и чрезвычайно наивным голосом сказала:

– Да вы что?! – и округлила как можно больше свои и без того круглые глаза, так, что они, наверное, стали похожи на небольшие блюдца. – Да как это могло случиться здесь, в таком тихом дачном местечке?

– Дачное – то оно дачное, но вот тихое ли, это большой вопрос. Особенно в последнее время много всего странного происходит в этом вашем тихом дачном местечке, – человек в штатском загадочно покачал головой и сделал очень многозначительную паузу. Я, конечно, не удержалась и вставила в его загадочную паузу свой опять же простой и исключительно невинный вопрос:

– Вы имеете в виду убийства?

Меня как будто пронзило насквозь сталью его цепкого изучающего взгляда, но, буквально в следующую же секунду, ледяной холод стали опять притаился в глубине глаз сыщика, сощурившихся снова в снисходительной добродушной улыбке.

– Убийства? – переспросил он невинно и удивленно, прямо почти как я. – А какие убийства? Что, было еще какое-то убийство, а я ничего об этом не знаю?

Да, на сей раз, похоже, не сработало. Я повернулась, собираясь уходить.

– А вообще, девушка, – обратился он ко мне напоследок, – я бы не советовал вам одной по лесу бродить. Всякое может случиться, знаете ли.

– Да? – я резко обернулась. – А что, например?

– Я не провидец, но, судя по всему, здесь может произойти все, что угодно.

– Почему вы так думаете?

– Потому что я не понимаю логики происходящего. А когда нет логики, обычно случается много необъяснимых явлений.

Я сделала глубокомысленный вид, как будто осмысливая сказанное им, на самом деле честно пытаясь понять ход его мысли. Но единственное, что мне было ясно – это то, что человек в штатском так же, как и я, совершенно ничего не понимает в происходящем. Единственное его преимущество передо мной заключалось в информации, которой он владел и которая, несомненно, была более полная, чем та, которой владела я. Вот если бы можно было как-нибудь выведать ее у него… Внезапно мне пришла в голову одна идея…

– Скажите, а вам действительно очень важно знать, что на самом деле здесь происходит?

– Да, конечно. А почему вы спрашиваете?

– Просто… Мне кажется, что я могла бы вам помочь.

– Помочь? Вы мне? Но… каким образом?

Если честно, я сама не очень хорошо представляла, каким образом я могла бы помочь ему. Но… попытка не пытка, в конце концов!

– Меня здесь мало кто знает, я живу у подруги, на ее даче. Я могла бы… войти в доверие к тем, кого вы подозреваете, например. И так можно было бы собрать много нужной для вас информации.

Человек в штатском скептически смотрел на меня, прищурившись. Разглядеть, что скрывалось за этим прищуром, было совершенно невозможно, лишь иногда сквозь прищур прорывались леденящие кровь стальные блики.

– Полезной для нас информации, – повторил он механически мои последние слова. – Скажите, а как вас зовут?

– Таня.

– Очень приятно. Владимир. Скажите, Таня, а почему вы хотите помочь… нам? Может, существует ваша личная заинтересованность в этом… деле?

При слове «дело» его глаза слегка приоткрылись, обдав меня целым залпом обжигающих стальных бликов. Я даже поежилась слегка от его взгляда. А и правда, зачем мне все это надо? Вместо отдыха на приключения потянуло? Может, потому, что мы с Ленкой каким-то образом, не желая и совершенно не ожидая того, оказались втянутыми во всю эту историю как нечаянные свидетели? Или что-то заинтриговало меня во всей странной череде на первый взгляд совершенно необъяснимых происшествий? На первый взгляд… Но ведь должен быть и взгляд изнутри, который обязательно прольет свет на мрачную загадочную историю. Вот эти свои мысли я, как могла более невинно и наивно, изложила Владимиру, умолчав, конечно, о нашем невольном с Ленкой участии во всей истории. Он молча выслушал мои доводы, не переставая скептически меня осматривать. Я замолчала, не зная, что еще сказать. Он тоже молчал. Потом сказал:

– Ну, хорошо. Допустим, я соглашусь. Хотя совершенно не представляю, как на это на все отреагирует мое начальство. Что дальше? У вас есть план? Что вы намерены предпринять?

Плана у меня не было. Я даже не совсем ясно представляла, каким образом и к кому собственно я собиралась входить в доверие и как я могла узнать эту самую полезную информацию. Но вслух я решила своих сомнений не высказывать и сказала только:

– Плана у меня пока нет, да его и не может быть, сначала мне нужна информация. Дайте мне информацию, и я разработаю план. По мере его выполнения я буду вас подробно информировать, где, с кем, когда и о чем я говорила и что мне удалось выяснить.

– А какая именно информация вас интересует?

– Любая, имеющая отношение к делу.

Он задумался на долю секунды, потом сказал:

– Хорошо, я готов ответить на ваши вопросы, но только после того, как вы дадите мне письменное обязательство о неразглашении.

– Согласна!

– Ладно, идемте со мной, – и он пошел по направлению к милицейскому джипу. Я следовала за ним, постепенно начиная осознавать, что все это мне совсем не снится, а происходит на самом деле и что я, кажется, впутываюсь во что-то слишком серьезное для простого дачного приключения. Но самым странным было то, что, даже понимая весь риск задуманного предприятия, я все равно была полна решимости участвовать во всем этом мероприятии, которое, несомненно, сулило неприятности и было чревато многими непредсказуемыми последствиями.

Спала я беспокойно. Мне снилось, что я, еще совсем маленькая девочка, ребенок, забралась из любопытства в старый полуразвалившийся дом. Мне уже давно хотелось туда забраться, развалины чьей-то чужой, загадочной жизни неумолимо притягивали меня к себе. И вот, наконец, я внутри. Полумрак. Сквозь щели в стенах просачивается слабый свет, придающий предметам мягкие, приглушенные очертания. Не обнаружив в комнате ничего, заслуживающего внимания, я решила подняться наверх, на чердак. На чердаке – очень темно, совсем темно. Когда я переступила порог чердака, я даже зажмурилась от темноты, как будто это был яркий свет. Но потом все-таки открыла глаза и стала пристально вглядываться в душный, черный сумрак, пытаясь что-нибудь там разглядеть. Но у меня ничего не вышло. Впереди – только абсолютно черное, непрозрачное пространство, пыльное, почти осязаемое. Мне захотелось уйти, убежать от этой черноты, но оказалось, что даже отвернуться от завораживающей глаз черной тьмы совсем непросто. Черный, плотный квадрат чердачного воздуха неумолимо притягивал взгляд, засасывая и затягивая его в свои глубины. Я с ужасом обнаружила, что не в состоянии отвести взгляд от таинственного квадрата, словно магнитом притягивающего меня к себе. Взгляд мой, не находя точки опоры, беспомощно метался, не имея возможности вырваться из магического четырехугольника. Вдруг, в самом центре черного квадратного чудовища, я заметила маленькое, расплывчатое фиолетовое пятнышко. Пятнышко это сначала было крохотным, но потом оно стало увеличиваться, расплываться, пока совсем не лопнуло, сохранив лишь крайние свои очертания. Эти очертания теперь обрамляли пятно зеленого, а потом изумрудного цвета, светящегося и переливающегося на фоне мрачного небытия, его окружающего. И только благодаря изумрудному пятнышку, этому проблеску жизни на фоне черного, душного небытия, мне удалось преодолеть притяжение чердачного пространства. Резко отпрянув назад, я чуть не упала, споткнувшись о ступеньки лестницы, ведущей с чердака вниз. Я торопливо спустилась по ней, прошмыгнула сквозь щель в покосившихся стенах дома на улицу.