В этот момент напряжение было настолько велико, что оно лопнуло. Мисс Ла Нейдж, сидевшая рядом со мной, невольно наклонилась вперед. Как будто слова были вырваны из нее, она хрипло прошептала:

– Они заставили меня сделать это; я не хотела. Но дело зашло слишком далеко. Я не могла видеть, как он теряется у меня на глазах. Я не хотела, чтобы она его поймала. Самым быстрым выходом было рассказать всю историю мистеру Паркеру и прекратить это. Это был единственный способ, который я могла придумать, чтобы остановить эту связь между женой другого мужчины и мужчиной, которого я любила больше, чем собственного мужа. Видит бог, профессор Кеннеди, это было все…

– Успокойтесь, мадам, – успокаивающе перебил ее Кеннеди. – Успокойтесь. Что сделано, то сделано. Правда должна выйти наружу. Будьте спокойны. Теперь, – продолжил он после того, как первая буря раскаяния прошла, и мы все снова внешне успокоились, – мы ничего не сказали о самой загадочной особенности этого дела, о выстреле. Убийца мог засунуть оружие в карман или в складки этого пальто, – здесь он вытащил автомобильное пальто и поднял его, демонстрируя пулевое отверстие, – и он или она (я не буду говорить, кто именно) могли разрядить пистолет незаметно. Убрав и спрятав оружие впоследствии, можно было бы скрыть одну очень важную улику. Этот человек мог бы использовать такой патрон, как у меня здесь, изготовленный из бездымного пороха, и оболочка очень эффективно скрыла бы вспышку выстрела. Не было бы никакого дыма. Но ни это пальто, ни даже тяжелое одеяло не заглушили бы звук выстрела. Что мы должны думать об этом? Только одно. Я часто задавался вопросом, почему это не было сделано раньше. На самом деле я ждал, когда это произойдет. Существует изобретение, которое позволяет почти безнаказанно убить человека средь бела дня в любом месте, где достаточно шума, чтобы заглушить щелчок, легкое "Пуф!" и свист пули в воздухе. Я имею в виду это маленькое устройство изобретателя из Хартфорда. Я прикладываю его к дулу револьвера тридцать второго калибра, которым до сих пор пользовался – вот так. А теперь, мистер Джеймсон, не могли бы вы сесть вон за ту пишущую машинку и написать – что угодно, лишь бы клавиши продолжали щелкать. Инспектор запустит этот имитационный биржевой тикер в углу. Теперь мы готовы. Я прикрываю пистолет тряпкой. Я бросаю вызов любому в этой комнате, кто скажет мне точный момент, когда я разряжу пистолет. Я мог бы застрелить любого из вас, и посторонний, не посвященный в тайну, никогда бы не подумал, что я был виновником. В определенной степени я воспроизвел условия, при которых происходила эта стрельба. Сразу же убедившись в этой особенности дела, я отправил человека в Хартфорд, чтобы встретиться с этим изобретателем. Мужчина получил от него полный список всех дилеров в Нью-Йорке, которым были проданы такие устройства. Этот человек также отслеживал каждую продажу этих дилеров. На самом деле он не получил оружие, но если он работает по списку в соответствии с соглашением, то в данный момент он вооружен ордером на обыск и обыскивает все возможные места, где лицо, подозреваемое в этом преступлении, могло спрятать свое оружие. Ибо один из лиц, тесно связанных с этим делом, не так давно приобрел глушитель для револьвера тридцать второго калибра, и я предполагаю, что этот человек носил пистолет и глушитель во время убийства Керра Паркера.

Кеннеди торжествующе закончил, его голос был высоким, глаза сверкали. И все же, судя по всему, ни одно сердцебиение не ускорилось. У кого-то в этой комнате был удивительный запас самообладания. В моей голове промелькнул страх, что даже в последний момент Кеннеди был сбит с толку.

– Я ожидал какой-то реакции, – продолжил он через мгновение. – Я готов к этому.

Он нажал на звонок, и дверь в соседнюю комнату открылась. Пришел один из аспирантов Кеннеди.

– У тебя есть записи, Уайтинг, – спросил он.

– Да, профессор.

– Я могу сказать, – сказал Кеннеди, – что каждый из ваших стульев подключен под подлокотником таким образом, чтобы выдавать на соответствующем индикаторе в соседней комнате каждую внезапную и неуместную эмоцию. Хотя это может быть скрыто от глаз даже такого человека, как я, который стоит лицом к вам, такие эмоции, тем не менее, выражаются физическим давлением на подлокотники кресла. Это тест, который часто используется со студентами для демонстрации различных аспектов психологии. Вам не нужно поднимать руки со стульев, леди и джентльмены. Теперь все тесты закончены. Что они показали, Уайтинг?

Студент прочитал то, что он записывал в соседней комнате. Когда достали пальто во время демонстрации маркировки пули миссис Паркер проявила большое волнение, мистер Брюс сделал то же самое, а для остальных из нас не было отмечено ничего, кроме обычных эмоций. Автоматическая запись мисс Ла Нейдж во время отслеживания отправки записки Паркеру была особенно неблагоприятной для нее; мистер Брюс проявил почти такое же волнение; миссис Паркер проявила мало эмоций, как и Дауни. Все это было изложено в виде кривых, нарисованных самопишущими ручками на обычной линейчатой бумаге. Студент просто отметил, что то, что происходило в аудитории, соответствовало этим кривым.

– При упоминании о бесшумном пистолете, – сказал Кеннеди, наклоняясь над записью, в то время как студент указал ему на нее, и мы наклонились вперед, чтобы расслышать его слова, – я нахожу, что изгибы мисс Ла Нейдж, миссис Паркер и мистера Дауни настолько далеки от нормы, насколько это было бы естественно. Все они впервые наблюдали за происходящим только с любопытством и без страха. Кривая, сделанная мистером Брюсом, показывает сильное волнение и…

Я услышал металлический щелчок сбоку от себя и поспешно обернулся. Это был инспектор Барни О'Коннор, вышедший из тени с парой наручников на руках.

– Джеймс Брюс, вы арестованы, – сказал он.

В моем сознании, и я думаю, в сознании некоторых других, промелькнула картина другого стула с электропроводкой.

– Я готов поспорить с тобой на коробку сигар, что ты не знаешь самой захватывающей истории в твоей собственной газете сегодня вечером, – заметил Кеннеди, когда однажды вечером я пришел с четырьмя или пятью газетами, которые я имел привычку читать, чтобы посмотреть, обогнали ли они “Стар” в получении каких-либо важных новостей.

– Держу пари, что знаю, – сказал я, – я был одним из примерно дюжины тех, кто это придумал. Это процесс по делу об убийстве Шоу. Нет другой такой истории.

– Я боюсь, что сигары за тобой, Уолтер. На второй странице, переполненной множеством несвежих сенсаций, которые все читали пятьдесят раз, теперь ты найдешь то, что обещает стать настоящей сенсацией, любопытный отчет в полстолбца о внезапной смерти Джона Г. Флетчера.

Я рассмеялся.

– Крейг, – сказал я, – когда ты ставишь простую смерть от апоплексического удара против судебного разбирательства по делу об убийстве, и такого судебного разбирательства, что ж, ты разочаровываешь меня – вот и все.

– Это простой случай апоплексического удара? – спросил он, расхаживая взад и вперед по комнате, в то время как я задавался вопросом, почему он должен волноваться из-за того, что, в конце концов, казалось самой обычной новостью. Затем он взял газету и медленно прочитал отчет вслух.

ДЖОН Г. ФЛЕТЧЕР, СТАЛЬНОЙ МАГНАТ, ВНЕЗАПНО УМИРАЕТ.

СЕЙФ ОТКРЫТ, НО БОЛЬШАЯ СУММА НАЛИЧНЫХ НЕТРОНУТА

Джон Грэм Флетчер, пожилой филантроп и сталелитейный мастер, был найден мертвым сегодня утром в своей библиотеке в своем доме на Флетчервуд, Грейт-Нек, Лонг-Айленд. Как ни странно, сейф в библиотеке, в котором он хранил свои бумаги и крупную сумму наличных, был найден открытым, но, насколько удалось выяснить, ничего не пропало.

Мистер Флетчер всегда имел обыкновение вставать в семь часов. Сегодня утром его экономка встревожилась, когда он не появился к девяти часам. Прислушиваясь у двери, она не услышала ни звука. Дверь была не заперта, и, войдя, она обнаружила бывшего сталелитейного магната безжизненно лежащим на полу между его спальней и примыкающей к ней библиотекой. Его личный врач, доктор У. К. Брайант, был немедленно уведомлен.