Еще одним местом, которое он посещал постоянно в эти годы, был полковой плац. Он находился тогда по правую руку от Сарской перспективы (это Московский проспект, 65, сразу за Обводным каналом)[62]. Здесь он участвовал в батальонных и полковых строевых учениях и смотрах. В 1753 г. был переведен на территорию, занимаемую ныне Витебским вокзалом. Александр Суворов до своего производства в офицеры в апреле 1754 г. вполне мог несколько раз по делам службы побывать и здесь.
Первые месяцы своей службы в полку капрал Суворов явно прожил в полковой слободе, в одной из связей, но после того, как освоился со строевой службой, решил воспользоваться своим правом дворянина жить вне полковой стоянки. Сохранился приказ по полку от 6 сентября 1748 г., в котором сказано, что он
«просит, чтоб позволено было ему жить в лейб-гвардии Преображенском полку, в 10-й роте, в офицерском доме, с дядею его родным реченного полку с господином капитан-поручиком Александром Суворовым же, того ради вышеописанному капралу Суворову со оным дядею его родным <…> жить дозволяется»[63].
Территория, которую занимали связи 10-й роты преображенцев, располагалась тогда между современными улицей Восстания и Суворовским проспектом, отсюда практически ежедневно отправлялся юный капрал в Семеновскую полковую слободу к месту службы.
В то время солдат-дворянин мог пользоваться привилегиями и служить с комфортом, немыслимым для солдата-рекрута. Вот свидетельство одного из многих полковых приказов:
«Ниже писанных рот солдат, а именно: 2-й роты князь Антона Стокасимова, Иева Казимерова <…> и других <…> как на караулы, так и на работы до приказу не посылать, понеже оные, вместо себя, дали людей своих в полковую работу для зженья уголья; того ради оных людей прислать сего числа пополудни во 2 часу на полковой двор…»[64]
Вообще, каждый солдат-дворянин имел при себе дворовых, «у некоторых их было столько, что даже при походах в Москву они брали с собою по 15–16 человек дворни»[65]. Были, как мы помним, дворовые и у Александра Суворова. Один из них, Ефим Иванов, был грамотен, а другой, Сидор Яковлев, «прославился» тем, что пристрастился к пьянству и ударился в бега, украв у хозяина два рубля, – по тем временам деньги немалые.
Домашние неурядицы, конечно, неприятны, но все это было не суть. Главной была служба. Он должен был постигнуть все премудрости строевой подготовки, искусство владения мушкетом, усовершенствоваться в фехтовании, научиться строго нести караульную службу и, наконец, уметь руководить своим капральством и обучиться этому по уставу. Звание и должность капрала налагали на него целый ряд обязанностей, четко сформулированных Петром I в «Уставе воинском»:
«Капралу подобает о всех своих солдатах, по утру и вечеру, известну быти, и будет кто из них по злому житию склониться, таких должен остерегать и всячески возбранять и отнюдь не позволять в карты и прочими зернами играть; и буде кто ему не послушен явится, подобает ему о том сержанту сказывать. Он стоит у своего капральства на передней шеренге на правой стороне»[66].
Молодой капрал понимал, что он должен завоевать авторитет в глазах солдат своего капральства, и не только рекрутов-новобранцев, но и опытных старослуживых. И он старался: содержал в образцовом порядке свой тяжелый мушкет со штыком[67], старательно сам чистил и смазывал, не доверяя этого ни слуге, ни рекруту, как это делали многие другие дворяне, несмотря на их снисходительные либо недоуменные улыбки, любовно поглаживал его и называл своей женой. Следил за чистотой и подгонкой своего темновато-зеленого мундира с отложным воротником синего, семеновского, цвета и красными обшлагами, за красным камзолом и красными штанами, черными суконными штиблетами и кожаными башмаками. Конечно, мундирные вещи и обувь были заботой дворового камердинера, равно как и черная суконная треуголка с широкими закругленными полями. Всегда в порядке были и портупея с перевязью, а на боку ловко сидела в черных, из лосиной кожи, ножнах шпага. Сам опрятный в военной форме, он имел полное право того же требовать и от своих солдат. И это был не мелочный педантизм, ибо состояние формы многое говорит о внутреннем душевном настрое воина.
Очевидно, что в первые месяцы службы Александр Суворов показал такое рвение и успехи, что в приказе по полку от 7 мая 1748 г. о назначении особой команды от лейб-гвардии Семеновского полка, командируемой в Кронштадт «для провожания корабля “Захарий и Елизавет”»[68], «он назван первым среди четырех командируемых капралов»[69]. Церемония «провожания» состоялась в конце июня, на борту линейного корабля была сама государыня. Сразу после торжественных проводов гвардейцы возвратились в Санкт-Петербург.
Скорее всего, тем же летом молодой капрал удостоился первой награды. Хорошо известна история о пожаловании ему императрицей рубля «крестовика» за ловкость, с которой он отдал ей мушкетом честь, находясь «на часах» в карауле в дворцовом парке. Фукс утверждал, что это было у Монплезира в Петергофе. Но имени нашего героя нет в приказах по полку, где отмечались служебные командировки для несения караулов в Петергофе. Очевидно, это произошло в саду растреллиевского Летнего дворца на Фонтанке[70].
15 декабря 1748 г. в полночь государыня при пушечной салютации покинула северную столицу империи и отбыла в Первопрестольную, а 29 декабря туда же выступил и сводный батальон семеновцев, в который был включен и капрал Суворов. Он провел в Москве почти весь 1749 год. Сначала, как и в Петербурге, ходил в караулы, а потом, с 1 апреля по 3 декабря, неоднократно командировался в Генеральный московский сухопутный госпиталь помощником сержанта, надзиравшего за больными солдатами. При этом он так хорошо справлялся с обязанностями, что последнее дежурство длилось с 9 октября по 3 декабря, то есть 54 дня вместо положенной недели. Конечно, это было нелегко, в особенности из-за невозможности видеться с сестрами и московскими приятелями. Но понесенные труды были вознаграждены: 22 декабря того же года его произвели в подпрапорщики и снова сверх комплекта, до вакансии и без жалованья[71].
В конце декабря сводный батальон отбыл назад в Петербург, а наш новоиспеченный подпрапорщик, опередив на месяц своих товарищей, прибыл в столицу уже в январе и приступил к службе. Через три месяца его рвение было по достоинству оценено: 9 апреля в приказе по полку было «отдано»:
«…подпрапорщику Суворову быть бессменно на ординарцах у Его Превосходительства Господина Майора и Кавалера Никиты Федоровича Саковнина»[72].
Его новый начальник был одним из трех штаб-офицеров, входивших в «господа полковые штапы», то есть был лицом влиятельным. Новая должность позволила Суворову на практике познакомиться со сложным механизмом управления полком и подготовила его к исполнению этих обязанностей через двадцать лет, когда он сам стал во главе сначала Астраханского, а потом и Суздальского мушкетерских полков.
Новые обязанности были многообразны и хлопотны, но они освобождали от несения караульной службы, и подпрапорщик наш смог посещать в 1750–1751 гг. занятия в последних двух классах Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, располагавшегося в здании бывшего Меншиковского дворца. Эти годы серьезно расширили круг знаний и развернули его кругозор, привили окончательно любовь к наукам, вкус к литературе и завершили его формирование как разносторонне образованного молодого человека эпохи Просвещения. Таким как по глубине знаний, так и по особенностям мышления и мировоззрения он останется на всю жизнь.
